Ты кем себя воображаешь? - Манро Элис

— Она рано или поздно получит по заслугам, — философски изрекла Фло.

Другие люди тоже так думали. В школе было принято, случайно прикоснувшись к вещам Руби — особенно к одежде для физкультуры или кроссовкам, — бежать мыть руки, чтобы не заразиться дурной болезнью.

У отца, лежащего наверху, начался очередной приступ кашля. Приступы были очень сильными, но домашние к ним привыкли. Фло встала и подошла к подножию лестницы. Она стояла там и слушала, пока приступ не кончился.

— Это самое лекарство ему ни вот на столько не помогает, — заметила она. — Этот доктор и пластырь налепить толком не сможет.

Она до самого конца винила в болезни Розиного отца медицину, докторов.

— Если ты хоть что-то подобное позволишь себе с парнем, я тебя убью, — сказала она Розе. — Имей в виду.

Роза покраснела от ярости и пообещала, что раньше умрет.

— Надеюсь, — сказала Фло.

А вот типичная история из тех, что Фло рассказывала Розе.

Когда умерла мать, Фло было двенадцать лет и отец отдал ее в люди. В зажиточную фермерскую семью, чтобы она там работала за харчи и ходила в школу. Но ее редко посылали в школу. Слишком много было работы по хозяйству. Фермер и его жена были неласковы и жестки.

— Если собираешь яблоки с дерева и одно пропустишь, они заставляли вернуться и обобрать весь сад. То же самое, когда собирали камни в поле. Если пропустишь хоть один, заставляли заново пройти все поле.

Хозяйка дома была сестрой епископа. Она всегда ухаживала за кожей, втирала в нее медово-миндальный лосьон Хиндса. С людьми она разговаривала высокомерно, саркастично и считала, что вышла замуж за человека ниже себя по положению.

— Но она была собой красавица, — рассказывала Фло, — и подарила мне одну вещь. Пару длинных атласных перчаток, светло-коричневых. Очень красивые были. Я их очень берегла, но все-таки потеряла.

Фло понесла обед мужчинам на дальнее поле. Хозяин открыл обед и спросил:

— А почему пирога нету?

— Кому нужен пирог, тот пускай сам его и печет, — ответила Фло, точно воспроизведя то, что говорила хозяйка, укладывая обед, — интонацию и слова.

Неудивительно, что ей удалось так похоже изобразить эту женщину, — она вечно передразнивала ее, даже репетировала перед зеркалом. Удивительно было то, что Фло на этот раз себя выдала.

Хозяин удивился, но понял, что Фло повторяет чужие слова. Он отконвоировал ее обратно домой и потребовал от жены ответа: действительно ли она такое сказала. Он был крупным мужчиной с чрезвычайно дурным характером. Нет, это неправда, ответила сестра епископа. Девчонка — врунья, она только и ждет, как бы посеять раздор. Муж не добился от жены толку, а она потом, застав Фло одну, отвесила ей такую затрещину, что Фло пролетела через всю комнату и врезалась головой в шкаф. Ей рассекло кожу на голове. Рана со временем зажила сама (врача сестра епископа вызывать не стала, не хотела, чтобы пошли разговоры), и шрам остался у Фло до сих пор.

В школу она после этого уже не возвращалась.

В неполных четырнадцать лет Фло сбежала. Она прибавила себе лет и устроилась работать на перчаточную фабрику в Хэнрэтти. Но сестра епископа выведала, где Фло, и стала время от времени туда являться. «Мы прощаем тебя, Фло. Ты от нас убежала, бросила нас, но для нас ты по-прежнему наша Фло, наш друг. Пожалуйста, навести нас, побудь с нами денек. Здесь, на фабрике, такой нездоровый воздух, особенно для молодой девушки. Тебе нужно на природу. Приходи нас повидать. Придешь? Обязательно приходи, прямо сегодня!»

И каждый раз, как Фло принимала приглашение, оказывалось, что на этот день намечена грандиозная варка варенья, или закрутка большой партии домашних консервов, или поклейка обоев, или весенняя уборка, или обмолот. Природу Фло во время этих визитов видела только через забор, когда выплескивала грязную воду от мытья посуды. Фло никак не могла понять, зачем продолжает приходить или почему сразу не уходит. Путь был долгий, и разворачиваться и шлепать всю дорогу обратно в город как-то не хотелось. И вообще, эти люди были какие-то беспомощные, просто жалко их становилось. Сестра епископа убирала стеклянные банки на хранение грязными. Принесешь их из погреба, а они все мохнатые от плесени, на дне присохли гнилые куски фруктов. Ну как не пожалеть таких людей?

Так получилось, что, когда сестра епископа умирала в больнице, Фло тоже там лежала. Ей должны были делать операцию на желчном пузыре (это событие Роза смутно помнила). Сестра епископа узнала, что Фло в той же больнице, и выразила желание с ней повидаться. Поэтому Фло позволила перегрузить себя на кресло-каталку и отвезти по коридору в другую палату, и, только увидела женщину на больничной койке — когда-то высокую, с гладкой кожей, а теперь всю костлявую и пятнистую, одурманенную лекарствами, изъеденную раком, — у нее сразу страшно потекла кровь из носу. Это было первое и последнее кровотечение из носу в ее жизни. Красная кровь так и хлестала, рассказывала она, что твои гирлянды на праздник.

Медсестры так и забегали по коридору туда-сюда. Казалось, эту кровь ничто не остановит. Когда Фло подняла голову, струя хлестнула прямо на постель умирающей, а когда опустила, кровь потекла ручьями по полу. Наконец ее всю обложили пузырями со льдом. Она так и не попрощалась с женщиной, лежащей на койке.

— Я с ней так и не попрощалась.

— А ты хотела?

— Ну да. О да. Еще как хотела.

Каждый вечер Роза приносила домой груз учебников. Латынь, алгебра, древняя история, история Средних веков, французский, география. «Венецианский купец». «Повесть о двух городах». «Короткие поэмы и стихотворения». «Макбет». Фло относилась к учебникам с неприязнью, как и к любым другим книгам. Казалось, неприязнь усиливается пропорционально толщине и весу учебника, темному колориту и мрачности обложки, а также длине и сложности слов в названии. «Короткие поэмы» привели Фло в ярость, потому что, открыв книгу, она обнаружила поэму в пять страниц длиной.

Фло коверкала названия. Роза считала, что Фло делает это нарочно. «Ода» произносилась с ударением на последнем слоге, а «Улисс» заканчивался долгим шепелявым «ф», словно главный герой был пьян.

Отец Розы был вынужден спускаться со второго этажа дома на первый, чтобы ходить в уборную. Он повисал на перилах и двигался медленно, но без остановок. На нем был бурый шерстяной халат с кисточками на поясе. Роза избегала смотреть отцу в глаза. Она боялась увидеть не столько следы болезни, сколько дурное мнение о ней самой, написанное у него на лице. Безусловно, это для отца она приносила книги. Для того, чтобы перед ним похвалиться. И он смотрел на ее книги, он в жизни не мог пройти мимо книги без того, чтобы не взять ее в руки и не посмотреть название. Но говорил только: «Смотри, а то станешь чересчур умная».

Роза считала, что отец так задабривает Фло на случай, если та слышит. Фло в это время была в лавке. Впрочем, Роза видела, что отец всегда говорит с расчетом на возможное присутствие Фло, где бы она в этот момент ни находилась. Он старался подлизаться к Фло, предвидеть ее возможные возражения. По-видимому, он для себя все решил. Безопасней иметь Фло в союзниках.

Роза ему никогда не возражала. Когда он говорил, она машинально склоняла голову, сжимала губы — общее выражение лица было скрытным, но без явного неуважения. Она была осмотрительна. Но отец видел ее насквозь: ее непреодолимое желание красоваться, надежды на то, что она добьется высокого положения, головокружительные амбиции. Он все видел, и Розе было стыдно уже оттого, что она рядом с ним. Она чувствовала, что каким-то образом опозорила отца — позорила его с момента своего рождения, а в будущем опозорит еще сильней. Но она не раскаивалась. Она осознавала свое собственное упрямство и не намерена была меняться.

Роза знала, что идеалом женщины для отца была Фло. Собственно, он не уставал повторять это. Женщина должна быть энергичной, практичной, экономной, всякое дело должно гореть у нее в руках; она должна иметь острый житейский ум; должна уметь торговаться, командовать людьми, видеть их насквозь, что бы они из себя ни строили. Но в то же время, что касается умственной жизни, женщина должна быть простодушной, почти как ребенок; презирать карты и длинные слова, книжную ученость; голова у нее должна быть очаровательным образом забита искореженными обрывками знаний, предрассудками и народными приметами.