Харуки Мураками - Мой любимый sputnik
ПОНИМАНИЕ – ВСЕГО ЛИШЬ СУММА НЕПОНИМАНИЙ.
В этой мысли (только между нами!) – суть моего скромного способа познания мира.
Ведь в нашем мире “знаю” и “не знаю” на самом деле напоминают сиамских близнецов – так же фатально неразлучны и хаотично перемешаны между собой.
Смешение… Смешение…
И вообще, разве кто-то способен точно провести границу между морем и тем, что в нем отражается? Или сказать, чем падающий дождь отличается от печали и одиночества?
Так-то вот. И посему я героически отказываюсь копаться в том, что такое “знаю” и “не знаю”. Это – моя отправная точка. (Если задуматься, такая стартовая позиция – просто жуть, хуже не бывает. Но куда ж деться, человеку нужно от чего-то отталкиваться, чтобы двигаться дальше. Так ведь, а?) Вот потому и пришло ко мне понимание того, что все неразрывно связано между собой: тема и стиль, субъект и объект, причина и следствие, я и суставы моей руки. Все, что могло просыпаться, высыпалось на кухонный пол и смешалось в одну кучу – соль, перец, мука, крахмал, если можно так выразиться.
Я и суставы моей руки… Да уж… Я как раз застукала себя на том, что сижу сейчас за компьютером и опять с хрустом сжимаю пальцы. Эта дурная привычка вернулась ко мне вскоре после того, как я бросила курить. Сначала – хрусть-хрусть – я по очереди перебираю пальцы правой руки, затем – хрусть-хрусть – левой. Конечно, кичиться тут особенно нечем, но все же я могу хрустнуть пальцами дико громко, да еще с таким мерзким сухим звуком, будто рядом кому-то голыми руками свернули шею. Когда я училась в младших классах, никто из мальчишек-одноклассников не мог побить мой рекорд по громкости хруста.
Примерно когда я уже поступила в институт, К. однажды деликатно намекнул, что “искусство” хруста пальцами – не совсем то, чем следует особенно гордиться. И девочке, когда она достигает определенного возраста, вовсе необязательно устраивать победный грохот костей – по крайней мере, на людях, поскольку в такие моменты она выглядит абсолютно, как Лотте Пенья в фильме “Из России с любовью”. Мне оставалось только (интересно, а почему раньше, до К, мне об этом никто не говорил?) – да, оставалось только призадуматься: “Да-а-а… Вот оно как…”, собрать волю в кулак и покончить с этой привычкой. Я обожаю Лотте Ленья, но быть похожей на нее… ну уж нет. И все же, бросив курить, неожиданно для себя самой я стала вдруг замечать, что довольно часто, когда сижу за столом и пишу, я начинаю бессознательно хрустеть пальцами. Хрусть-хрусть-хрусть-хрусть хрусть… Пеня зовут Бонд. Джеймс Бонд.
Но вернусь к тому, с чего начала. Времени-то почти нет: тормознуть по дороге, забежать куда-нибудь – совсем его не осталось. И Лотте Пенья – бог с ней, сейчас не до нее. Нет у меня ни минуты, чтобы зависать на метафорах. Как я уже написала, понятия “знаю” (“полагаю”) и “не знаю” существуют внутри нас вместе, обреченные делить одну жилплощадь на двоих. Но многие люди живут, разделив их между собой ширмой, – для удобства. Да ведь так оно и приятно, и комфортно! А я с легким сердцем выкидываю эту ширму куда подальше. Для меня просто немыслимо поступить иначе: что-что, а все эти перегородки я просто не выношу! Такой вот я человек!
Если позволите еще раз воспользоваться примером сиамских близнецов, замечу: вовсе не обязательно, чтобы они всегда пребывали в полном согласии друг с другом. Или всегда страстно желали понять друг друга. Чаще всего ситуация выглядит как раз с точностью до наоборот. Правая рука не ведает, что собирается сделать левая, а левая не ведает, что хочет сделать правая. Да и мы сами существуем точно так же – доходим до полной разрухи в голове, теряемся в пространстве, и в итоге… бабах! – с грохотом врезаемся во что-то.
Что я хочу здесь сказать, буквально в двух словах. Если человек стремится заставить мирно сосуществовать на одной территории свои “знаю” (“полагаю”) и “не знаю”, ему понадобятся изощренные контрмеры. Этими ответными мерами – Дада, совершенно верно! – являются размышления. Иными словами – то, за что можно крепко зацепиться. Иначе, почти наверняка, мы будем двигаться безнадежным и порочным курсом “на столкновение с предметами”.
Вопрос.
Итак, что же все-таки делать человеку, чтобы не слишком погрязнуть в серьезных раздумьях (раскинуться в поле и праздно наблюдать за плывущими белыми облаками, слушая, как растет трава) и при этом умудриться избежать состояния, когда – бабах! – врезаешься в предметы? Трудный вопрос? Вовсе нет! С точки зрения чистой логики – проще не бывает. C'est simple<Это просто (фр.) >. Нужно видеть сны. Постоянно. Войти в мир сновидений и оттуда уже не возвращаться. Жить там вечно.
Во сне вовсе не нужно отделять одно от другого. Совсем не нужно. Поскольку с самого начала там не существует ничего даже отдаленно похожего на разграничительные линии. Понятно, что во сне почти не происходит столкновений спредметами, а если даже они случаются, от них не больно. А вот реальность – иная. Реальность кусается.
Реальность… Реальность…
Когда-то давно на пресс-конференции после премьеры фильма “Дикая банда” режиссера Сэма Пекинпа одна журналистка, подняв руку, задала вопрос: “Скажите, почему в картине вам нужно было показывать так много крови? В чем причина?” Произнесла она это довольно резко. Один из актеров, снимавшихся в фильме, – Эрнест Боргнайн – с некоторой растерянностью на лице взял слово: “Вы позволите*.. Леди, человек так устроен: если в него выстрелить, польется кровь”. Этот фильм вышел в самый разгар войны во Вьетнаме.
Я люблю эту реплику. Пожалуй, она и есть основа реальности. То, что с трудом делится на части, нужно так и воспринимать – как неделимое. И пускать кровь. Выстрел и кровопролитие.
ВЫ ПОЗВОЛИТЕ? ЧЕЛОВЕК ТАК УСТРОЕН: ЕСЛИ В НЕГО ВЫСТРЕЛИТЬ, ПОЛЬЕТСЯ КРОВЬ
Вот именно поэтому я и стала писать. Я размышляю – так, как обычно это делаю, – и оказываюсь в пространстве без границ и названия, пространстве постоянных мыслей. Там, внутри меня, происходит зачатие – зарождается видение: еще незрячий зародыш по имени Понимание плавает, окруженный вселенскими, всепоглощающими околоплодными водами Непонимания. Наверное, в этом и есть причина, по которой пои сочинения невыносимо, чудовищно длинны, и к концу (вот как сейчас) повествование вообще выходит из-под контроля. Поддерживать эту “линию снабжения” с соответствующими ей объемами поставок я еще не способна – нет нужных навыков. Не способна технически. Да, пожалуй, и морально тоже.
Однако эго – не роман. Как бы лучше обозвать то, что я пишу? В сущности, это всего лишь текст. Вовсе нет нужды стремиться к удачному финалу. Я просто думаю вслух над тем, что сию минуту приходит мне в голову. В этом нет ничего похожего на моральную ответственность. Я всего лишь… (да? нет?) …размышляю. В последнее время – довольно долго – я ни о чем особенно не думала, да и некоторое время в будущем вряд ли буду о чем-то серьезно думать. Но сейчас, как бы там ни было, я думаю. И думать буду еще до рассвета.
Все же, говоря так, я не могу избавиться от своих “старых знакомых”, которые вечно рядом, – моих мрачных подозрений. А может, я убиваю свое время и энергию ради чего-то абсолютно бессмысленного? Надрываясь, усердно тащу тяжелую бадью с водой туда, где всех давно замучили бесконечные дожди? Не пора ли мне прекратить эти никому не нужные телодвижения и просто отдаться естественному потоку?
Столкновение? А собственно, на что оно похоже – “столкновение”?
Скажу иначе.
М-м… О чем это я?
Ах да, вот о чем.
Пишу всю эту бредятину, а гораздо честнее было бы снова нырнуть в теплую постель и ласкать себя, думая о Мюу. Вот что.
Мне очень нравится линия ее бедер, я люблю ее белоснежные волосы. На голове они совершенно белые, а в паху – полный контраст – иссиня-черные и растут удивительной формой. В маленьких черных трусиках ее попка очень сексуальна. Не могу никак остановиться: все представляю эти совершенно черные волосы, растущие буквой Т, под такими же черными трусиками.
Ну все, хватит об этом! Сейчас же возьми себя в руки и прекрати! Нужно вырубить выключатель (щелк!), чтобы наконец разомкнуть цепь бессмысленных сексуальных фантазий и сию же минуту серьезно настроиться на эти записи. Я хочу потратить драгоценное время до рассвета на что-то поважнее сексуальных фантазий. Что полезно, а что нет – пусть решает кто-то другой и где-то в другом месте. И что они там решат – мне наплевать, я и чашки ячменного чая за это не дам!
Так, да?
Да, только так!
А потому – давай дальше, вперед!
Говорят, попытка пересказать сон в своем литературном произведении (будь то реальный сон, который действительно когда-то приснился, или же некое видение, рожденное творчеством) – депо довольно рискованное. Ведь лишь единицы из писателей, наделенные Талантом, способны с помощью слов воссоздать гармонию иррациональных связей, которая существует в сновидениях. Согласна. И все-таки, несмотря на это соображение, хочу, набравшись смелости, рассказать здесь свой сон. Он приснился мне совсем недавно. Я записываю его как некий факт, имеющий отношение ко мне лично. Здесь я – всего лишь добросовестный кладовщик, и литературное качество повествования почти не имеет значения. (Да? А на самом деле?)
