Ричард Старк - Дамочка, что надо
– Не знаю, что и сказать. Доктор пришел ему на помощь.
– Хуан, но ведь кое-кто рассчитывает на тебя. Я имею в виду людей в твоей стране, Герреро.
– Там меня никто и не знает.
– О нет, вот тут ты ошибаешься. Твой отец… право, не знаю, в курсе ли ты, но он не совсем здоров. Не ровен час умрет, а некоторые люди в Герреро надеются, что ты станешь его преемником… э-э… поведешь срой народ… э-э…
– Быть куклой, которую дергают за веревочки? – сердито сказал Хуан. – Я знаю, чего они хотят. Всем будет заправлять та же шайка, а я два-три раза в год стану показываться перед народом на балконе. Это совсем не то, что мне нужно. Это не мое. – Снова повернувшись к губернатору, он добавил:
– Вы ведь это понимаете, не так ли, дядюшка Люк? Я должен быть там, где, как я считаю, буду на своем месте.
Это было опасно и совершенно неожиданно. Губернатор облизал губы.
– Ну, это как посмотреть, – осторожно сказал он. – Разумеется, главное – то, какую жизнь ты хочешь вести. Но ведь надо учитывать и другие обстоятельства, Хуан. Нельзя же отказываться от власти, которая сама идет в руки. Власть предполагает ответственность, Хуан.
– О, я бы позаботился о том, чтобы управление страной перешло в руки самых лучших людей, каких только удастся найти, – сказал юноша. – Но это дело будущего, суть в другом. В том, что я хочу продолжать учебу, я хочу стать американским гражданином. Все остальное… Когда генерал умрет, тогда и поговорим. Вы могли бы даже посодействовать мне, поехать вместе со мной в страну, помочь выбрать лучших людей, которые взяли бы власть.
– Да уж, наверное, мог бы, – задумчиво согласился губернатор, когда до него дошло, как может обернуться дело. Возможно, без Хуана будет даже лучше. Выбрать людей, полностью отвечающих его требованиям, добиться того, чтобы Хуан одобрил их кандидатуры, потом отправить юношу обратно в Штаты, а в правительстве пусть работают люди, которые обязаны ему своим политическим возвышением. В конечном счете это разумнее, чем использовать в качестве тарана и метлы неопытного и наивного мальчика. – Возможно, ты и прав, – сказал губернатор. – И, честно говоря, я вовсе не собирался расставаться с тобой после окончания колледжа.
– Вы меня не потеряете, дядюшка Люк, – заверил его Хуан. – Этого не может быть.
Отведя взгляд от сияющего лица юноши, губернатор заметил, что Эдгар смотрел на Хуана в задумчивости, которая свидетельствует о том, что он размышляет о дочери, гадая, где она и как положить конец их размолвке.
Впервые губернатор понял, насколько он близок к тому, чтобы потерять их всех. Замысел подводил его к краю. Все зависело от этого замысла. И равновесие было такое шаткое, такое шаткое. Любое неосторожное движение в ту или иную сторону, и все пойдет прахом. Неудача, разоблачение, гибель.
Эдгар не должен знать о смерти Эллен Мэри, во всяком случае, сейчас. Ее гибель – просто несчастье, но все равно. Если Эдгар сейчас узнает, что произошло, это его прикончит.
Надо о многом подумать, от многого обезопасить себя. Но сейчас он мог идти только вперед. Попытаться сохранить в руках все нити, остаться хозяином положения.
Он вымученно улыбнулся и сказал:
– Пожалуй, довольно об этом, Хуан, пойдем поплаваем.
Глава 8
Когда-то Ричио считали симпатягой, но то было еще до его отсидки в тюрьме Маленеста, когда он еще не лишился левого глаза и не сделался похожим на дорожную карту из-за шрамов, которые исполосовали его тело от лба до коленей. Теперь уже никто не считал Ричио красивым, все называли его уродом и никак иначе.
Лерин откровенно боялся Ричио, хотя и сам какое-то время сидел в той же тюрьме и знал из первых рук кое-что о жизни, которую вел Ричио. Но мало кто прошел через то, через что прошел Ричио, и остался в живых, поэтому надеяться на то, что человек, пройдя через такое, останется милым и добрым, значило бы проявить неуемное благодушие. Ричио переполняла дикая ярость; она никогда не спала, и достаточно было любого пустяка, чтобы ярость вырвалась наружу.
Правда, Лерину вовсе не хотелось терять работу, а дальнейшая проволочка будет означать, что он опоздает в гостиницу. В отеле «Сан-Маркое» не терпели лености и опозданий. Лерин поднялся по склону в бедные кварталы Акапулько, где жили туземцы, а не туристы, и у входа в лачугу Ричио Мария сказала ему, что Ричио накануне перепил, еще дрыхнет и пышет во сне ненавистью, а проснется наверняка злой как собака и мрачный как черт.
Лачуга Ричио стояла прямо на грязной немощеной улице, и вела в нее покосившаяся деревянная дверь в длинной оштукатуренной стене. Войдя в нее, вы сразу попадали в темную смрадную каморку с грязным полом, клетушку в семь квадратных ярдов. В ней Ричио обычно отсыпался с похмелья, прогоняя кошмары и белую горячку и выползая на улицу только с наступлением темноты, чтобы весь вечер побираться и воровать, а ночью напиваться. Жил он то один, то с какой-нибудь женщиной. Сейчас – с Марией, низкорослой потаскушкой из большого пограничного города. Один техасец привез ее сюда в «понтиаке» с кондиционером и бросил, будто зубную щетку. Никто не знал, да и знать не хотел, что Мария думает о Ричио.
С полчаса Лерин побродил взад-вперед по пыльной улочке, сопровождаемый взглядами ленивой Марии, которая сидела на корточках под стеной, в узкой полоске тени. Иногда он слышал, как Ричио мечется на кровати и храпит. Один раз он даже что-то хрипло выкрикнул – возможно, звал на помощь или просто отгонял призраков, которые постоянно осаждали его. Лерин бросил ходить туда-сюда.
– Его надо разбудить, – заявил он. – Делать нечего. Мария пожала плечами.
– Если я разбужу его, он взбесится, – рассуждал Лерин, обращаясь скорее к самому себе, нежели к девушке. – Но, если я не расскажу ему, а мальчишка днем уедет, он разозлится еще сильнее.
Мария снова пожала плечами.
– Так что я его разбужу, – сказал Лерин, набираясь решимости. Он глубоко вздохнул, шагнул вперед, толкнул дверь и вошел в комнату Ричио.
В нос ударил смрад – это у Ричио воняло изо рта. Оттуда разило гнилью и отрыжкой. У задней стены стояла деревянная кровать, покрытая выцветшим одеялом, которое когда-то было ярким. Слева от кровати притулился стул. Этим убранство комнаты исчерпывалось.
Ричио голышом лежал на животе лицом к Лерину, рука и нога свисали с кровати, рот был разинут, виднелись немногочисленные уцелевшие зубы. Здоровый правый глаз был прикрыт одеялом, а пустая левая глазница зияла, будто расплющенная красная слива. Ричио был жутко уродлив, злобен, жесток, поэтому, когда Лерин приблизился к нему, в горле у него пересохло, а руки задрожали.
– Ричио, – тихо, почти шепотом, позвал он, и человек на кровати осклабился во сне, засучил руками и снова утихомирился. – Ричио. Ричио.
Никакой реакции. Лерин неохотно пододвинулся поближе, протянул руку и дотронулся до плеча Ричио.
Тот с грохотом скатился с кровати, выставив вперед руки наподобие когтей. Лерин споткнулся и рухнул на глиняный пол. Ричио набросился на него с проворством кошки, оседлал Лерина, и его руки вцепились в глотку гостя. Лицо Ричио пылало безумием.
– Ричио! Ричио! Ричио! – торопливо запричитал Лерин, пытаясь привести его в чувство, пока Ричио не перекрыл ему кислород.
Вдруг борьба прекратилась, руки Ричио соскользнули с шеи Лерина. Ричио уселся ему на живот.
– Какого черта ты тут делаешь?
– Мне надо было поговорить с тобой.
Ричио легонько шлепнул его по щеке, отчасти из дружеского расположения, отчасти потому, что злость еще не улеглась.
– Ты хочешь поговорить со мной? И что же такой дурак, как ты, может сказать такому дураку, как я?
– Его сын здесь. В Акапулько. Ричио подался вперед, его тяжелое лицо оказалось прямо над лицом Лерина.
– Сын? И ты его видел?
– Он только что прибыл в отель.
– А Позос? Не с ним?
– Нет. Мальчишка с двумя гринго постарше. Они говорят по-английски, и он величает их «дядюшками».
– Приехал проведать отца? Но зачем приезжать сюда? Отца проведывают дома, а не в чужом городе.
– Те двое тоже его не ждали. Я немножко подслушал их разговор, и его появление здесь было для них вроде как сюрпризом.
– Сюрприз. – Ричио кивнул. – Мы сами устроим ему сюрприз. – Он подошел к двери, бросил Марии:
– Принеси мне воды, – и помочился прямо на улицу.
Лерин сказал:
– Мне пора возвращаться.
– Позоса охраняют, – сказал Ричио. К ублюдку не подобраться. Зато можно подобраться к сыночку, а? Как ему это понравится, ублюдку, а? Зарезать его единственного сынка, а? Хоть это его, ублюдка, проймет, а?
– Мне надо возвращаться, – сказал Лерин. – Я не хочу лишиться работы.
– Это ничем не хуже, – продолжал Ричио. – Пусть Позос живет. Пусть живет без сына.
– Одна просьба, – сказал Лерин. – Не делай этого, пока я буду там.
Ричио с мрачным удивлением взглянул на него.
– Я сделаю это, когда представится благоприятная возможность, – сказал он. – Лучше уж сам позаботься о том, чтобы оказаться подальше оттуда.
