Эрнст Сетон-Томпсон - Моя Жизнь
На следующий день я пошел к врачу. Осмотрев меня, врач сказал, что у меня грыжа и что мне необходимо носить бандаж. О, этот ненавистный бандаж! Он, как змея, обвился вокруг моего тела и впился в больное место. Казалось, это было небольшое увечье, но оно мучило меня больше и больше. Я таил свои страдания, надеясь, что придет день, когда я снова буду здоров.
Моя болезнь не мешала мне ходить и бегать, но она лишила меня гибкости движений.
Я всегда ходил по Лондону пешком, отчасти потому, что не хотел тратить деньги на переезды, отчасти же потому, что очень любил ходить. Благодаря этому мускулатура моих ног очень сильно развилась, и я хорошо натренировался в быстрой ходьбе.
Я любил проводить свои праздники у двоюродного брата, который жил в юго-восточной части Лондона, на расстоянии десяти миль от меня. На дорогу уходило два часа. Эти большие прогулки, быстрая ходьба очень хорошо действовали на меня. Мысль начинала работать лучше, быстрее.
Как- то раз по дороге к двоюродному брату меня остановила мысль, что при современном развитии медицины от грыжи можно избавиться хирургическим путем.
У двоюродного брат в гостях я застал молодого врача и обратился к нему за советом.
Он осмотрел меня и сказал:
- Да, такие операции мы теперь делаем, и довольно часто. Грыжу было бы нетрудно оперировать, если бы общее состояние вашего здоровья было лучше. Но оно у вас сильно подорвано. Мой совет - не торопиться. Надо подождать момента, когда ваши силы восстановятся, тогда можете смело рассчитывать на избавление от вашего недуга.
Эти слова были огромной моральной поддержкой. Теперь я верил, что для меня еще наступят радостные, светлые дни. Но только когда? Как долго придется терпеть?
Глава Х
Я прожил в Лондоне два с половиной года и думал остаться здесь навсегда, но сердце рвалось домой, к родным просторам.
Совершенно неожиданно мне пришлось скоро вернуться на родину. Кто-то из моих друзей написал матери: «Если вы хотите видеть вашего сына в живых, верните его домой как можно скорее».
В ответ пришло письмо матери на мое имя. Она настаивала, чтобы я оставил свое учение и все свои дела в Лондоне и выехал немедленно домой, не теряя ни одного дня.
26 октября 1881 года, бледный, слабый и больной, я сел на пароход «Эрль-Кинг», который отправлялся в Монреаль.
Это было длинное и очень тяжелое путешествие. Одна буря сменялась другой, и мы пробыли в пути шестнадцать дней вместо восьми.
Дома меня встретила мать. Она с трудом дождалась меня. Как радостно было услышать снова ее ласковый голос! Родной дом! Как прекрасны эти слова и как бесконечно хорошо быть под твоим кровом!
Я вернулся домой с подорванными силами, без славы, без богатства и чувствовал себя полным неудачником в жизни, пока не увиделся с матерью. Любовью и лаской, умением понять и поддержать она заставила меня почувствовать себя героем, который вернулся с победой.
В Лондоне я дрожал от холода и голода. Мрачный и неуютный, вставал он в моей памяти. Там мне недоставало всего, что я любил, за исключением книг.
Но вот я снова в солнечной стране. Дома тепло, я сыт, и мне не надо думать о том, как расплатиться с хозяйкой за комнату.
Ко мне вернулась жизнерадостность. Я тянулся к простору полей и лесов, радовался возможности снова слышать пение птиц и следить за их полетом. Опять стал я бродить с ружьем за плечами, продолжая исследование местной природы. Меня интересовали все животные, которых я встречал на своем пути.
Но птицы! Им я отдал свою первую любовь! Изучая их, я забывал обо всем на свете.
Отец был сдержан, мать ласкова, как всегда, хотя она и не видела смысла в моих занятиях. Но я был слаб и болен, и надо было поощрять все, что заставляло меня быть на свежем воздухе.
Как- то я подстрелил ястреба-голубятника. Это было огромное событие в моей жизни. Я изучал его, зарисовал, снял шкуру, написал большой рассказ о том, как все это произошло.
Неизменно в ясные дни я отправлялся в далекие прогулки за город. И всегда мне навстречу попадалось много разных пернатых друзей - подорожники, сорокопуты, чечетки, синички и другие птицы, и меня радовало, что я знал их по именам. Только теперь я начал как следует изучать птиц.
После двух недель пребывания дома я стал неузнаваем. Силы вернулись ко мне, и жизнь казалась прекрасной, полной радужных надежд.
Как- то раз отец позвал меня в кабинет. Он открыл большую приходо-расходную книгу и сказал мне:
- Тебе, мой сын, уже исполнился двадцать один год. Ты достиг совершеннолетия. Отныне все обязанности по обеспечению твоего существования, которые до их пор лежали на мне, ты должен взять на себя. Я оберегал тебя всеми своими силами, и вряд ли нужно напоминать тебе, что всем, что есть хорошего в тебе, ты обязан мне, твоему отцу. Этот долг неоплатим. Но есть другая сторона дела.
Он стал перелистывать толстый том приходо-расходной книги, указывая на расходы, которые он записывал на мой счет, начиная со дня моего рождения. Вся сумма исчислялась в размере 537 долларов 50 центов.
- До сих пор, - сказал отец приподнятым тоном, взволнованный своей добродетелью, - я не насчитывал процентов. Но с сегодняшнего дня я буду причислять шесть процентов в год. Это я считаю необходимым не только для того, чтобы соблюдать свои интересы, но также для того, чтобы ты стал понимать свои обязанности как взрослый человек.
Я был потрясен до глубины души и сидел, окаменев, не в силах вымолвить слова и только думал про себя:
«О тяжкая минута жизни! Двадцать один год, а в жизни еще ничего не достигнуто! Ни гроша денег в кармане. Никаких перспектив. Ничего, кроме огромного долга».
Чтобы хорошенько обдумать свое положение и решить, что делать, я отправился в далекую прогулку. Прошел несколько миль, и угнетенное состояние исчезло.
«Конечно, отец прав. Я обязан ему платить долг и должен сам бороться за свое существование».
С этими мыслями я отправился в город, чтобы найти себе работу. В художественной мастерской Рольф Смит и К0 мне предложили нарисовать двенадцать поздравительных карточек к рождественским праздникам и обещали уплатить по пяти долларов за штуку. Для меня это была баснословно высокая цена.
В течение недели заказ был выполнен, карточки доставлены, и я тут же получил все свои шестьдесят долларов.
Никогда еще я не держал столько денег в руках. Признаться, мне было немного совестно взять такую дорогую плату за двенадцать ничтожных набросков.
Я поспешил уйти из мастерской, опасаясь, чтобы директор не передумал и не отобрал у меня половину денег.
Птицы окрестностей Торонто были темой всех моих открыток. Это была первая любимая работа, которая принесла мне доход.
Мой первый порыв был - отдать отцу всю сумму целиком. Немного погодя я решил уплатить ему 37 долларов 50 центов. Окончательное решение было - не платить ему ничего. Он достаточно ясно дал мне понять, что мне надо уходить из родительского дома, а поскольку я теперь предоставлен самому себе, мне нужны деньги.
У моего брата Артура была ферма в Манитобе. Я решил поехать к нему. Это обещало мне жизнь среди приволья природы, здоровье, возможность наблюдать и изучать птиц - все, к чему я так стремился.
По моим расчета, шестидесяти долларов было достаточно, чтобы уплатить за проезд и прожить первое время, пока я найду работу.
Брат писал, что всякого рода скот покупается нарасхват в Манитобе, и советовал вложить деньги в это дело.
О покупке скота мне нечего было и мечтать, но приобрести некоторое количество кур и других птиц было в пределах моих возможностей. Итак, я истратил тридцать долларов на покупку домашней птицы и двадцать пять долларов на билет. Мне удалось заработать еще пятнадцать долларов - я нарисовал льва для торговой марки одной фирмы.
Таким образом, на руках у меня осталось двадцать долларов. С ними я отправился в дальний путь.
Прощай, родной дом!
Глава XI
Итак, я покинул Торонто и поехал на Запад - чудесный, манящий Запад. Со мной был товарищ, Вильям Броди, мой сверстник. Мы сели на фермерский поезд, в единственный плохонький пассажирский вагон; остальные одиннадцать вагонов были предназначены для перевозки скота. Я договорился с проводником относительно моих кур. Согласно расчету с кубического фута, мне надо было оплатить десять долларов, но он поставил мне в счет и место, оставленное для прохода; таким образом, перевозка домашней птицы в Манитобу мне обошлось в пятнадцать долларов.
До Виннипега поезд обычно шел три дня, и мы были немало озадачены, когда кондуктор объявил, что в лучшем случае мы прибудем туда через пять дней.
Все мое богатство состояло в моей молодости, в моих курах, индюках и гусях, в запасе провизии на пять дней и двадцати долларах денег, из которых пятнадцать я должен был отдать проводнику. Но я был полон энергии, надежд, жажды жизни - жизни во всей ее полноте.