Доминик Ливин - РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ
Попытки восстановить свои позиции на пограничных между Польшей и Россией землях привели в 1839 году к запрещению униатской церкви, то есть распространенной в Польше компромиссной разновидности православия, при которой сохранялись православные службы и обряды, но признавалась верховная власть папы. Накануне 1914 года были предприняты попытки повысить эффективность крестьянских хозяйств и предоставить православному, а следовательно, предположительно русскому и лояльному крестьянству больше голосов в местных выборных органах. Однако самые большие усилия и денежные вложения были направлены на вытеснение с этих территорий польских помещиков и на передачу их владений представителям русской землевладельческой элиты. Аналогичная политика проводилась англичанами в семнадцатом и восемнадцатом веках, когда они старались закрепиться в Ирландии, В восемнадцатом веке, например, английские власти были убеждены, что почти полная экспроприация католического землевладельческого класса лишает потенциальное ирландское восстание его руководителей и вообще делает восстание невозможным, если только в Ирландию не вторгнется значительная французская армия.
Но по сравнению с английской политикой в Ирландии российская политика по отношению к польским землевладельцам на западных пограничных землях была менее жестокой и последовательной. Разумеется, после 1863 года количество польских землевладельцев и размеры их поместий значительно уменьшились, но поляки на рубеже двадцатого века по-прежнему составляли большинство всех землевладельцев Литвы и Белоруссии. Даже на Украине, к западу от Днепра, где количество мелких польских землевладельцев после 1863 года уменьшилось весьма существенно, полякам все-таки удалось сохранить большую часть средних и крупных хозяйств. По контрасту в Ирландии в 1776 году католики владели только пятью процентами земли. Надо сказать, что английская политика оказалось более эффективной: английское элитное общество и культура надежно обосновались в Ирландии и доминировали в этой стране на протяжении многих поколений. Несмотря на огромные суммы, потраченные на субсидирование русского землевладения, царскому правительству так и не удалось создать значительную группу землевладельцев, желающих жить на пограничных западных территориях и противостоять польскому экономическому и культурному господству. Возможно, во второй половине девятнадцатого века такие огромные затраты и усилия по созданию землевладельческой элиты были уже несвоевременными. В условиях приближающейся массовой грамотности и урбанизации даже на относительно отсталых западных пограничных землях представлялась, пожалуй, куда более перспективной идеологическая работа с детьми богатых крестьян и другими элементами нарождающегося среднего класса. В этом регионе, так же как и почти во всей Восточной и Центральной Европе, именно эти социальные группы оказали наибольшее воздействие на создание массовой национальной идентичности.
Проблемы империи: 1850-1917 годы
ИСТОРИЯ ПОЛЬШИ И ЗАПАДНЫХ ПОГРАНИЧНЫХ ЗЕМЕЛЬ в девятнадцатом веке показала, что старая царская политика создания империи на базе союза с местной аристократией уже была не слишком эффективной, зачастую становилась нежелательной, а в некоторых случаях представлялась попросту невозможной. И своевременно осознать эти изменения было для России жизненно важно. Однако этого не произошло - царский режим так и не смог выдвинуть никакой вразумительной альтернативы для поддержания империи в современную эпоху,
Отчасти так случилось потому, что некоторые царские государственные деятели никогда не отказывались от старой стратегии альянса с местной аристократией и религиозными лидерами, полагая эту стратегию более надежной гарантией порядка и лояльности, чем умасливание крестьянства и русификацию пограничных территорий, Кроме того, правительственным структурам царизма в девятнадцатом веке была свойственна крайняя непоследовательность. Политика различных министерств зачастую проводилась без должной координированности, поскольку каждое министерство по-своему представляло себе, как следует управлять нерусскими провинциями империи. Министерство финансов было прежде всего озабочено бюджетом и экономическим развитием, поддержание порядка и политическая стабильность проходили уже совершенно по другому ведомству - министерству внутренних дел. Вопросы языка, культуры и национальной идентичности, которые в долгосрочной перспективе оказались решающими для будущего империи, находились в ведении административно гораздо более слабого министерства образования. Более того, в большинстве нерусских пограничных земель власть была в руках генерал-губернаторов, которые только формально подчинялись министерствам и могли обращаться напрямую к царю. Эти могущественные наместники - на Кавказе они были настоящими вице-королями - порой оказывали решающее влияние на политику в отдельных регионах. Впрочем, русскому царизму в этом вопросе можно и посочувствовать. Следует принять во внимание, что Российская империя состояла из огромного количества самых разнообразных народов и национальностей с очень разной культурой и уровнем социально-экономического развития. Любая попытка применить ко всем единую «гармоничную» политику была немыслима и могла иметь катастрофические последствия. Более того, сейчас уже нет никаких сомнений в том, что для имперских проблем в современную эпоху нельзя было найти простых и однозначных решений. И если русский царизм запутался в этих проблемах, то ничуть не лучше выглядели и все его имперские соперники. В главе 2 этой книги был рассмотрен ряд возможных ответов, которые имперские режимы могли дать на проблемы современной империи. Из них самым дерзким можно считать попытку создания новой, всемирной - или по крайней мере наднациональной - идеологии, на которую будет опираться имперское правление- Эта стратегия, к которой ближе всех подошел советский коммунизм, была немыслима для любого монархического и аристократического режима, включая царскую Россию. Более возможным представлялось утверждение традиционной наднациональной религии, но в этом отношении православие сослужило царям плохую службу, поскольку по своей сути оно было национальной, а не универсальной религией. Ислам мог связывать турок, арабов, курдов и боснийцев общей преданностью османскому султану. И хотя национализм в 1900 году в большей части империи Габсбургов был гораздо сильнее, чем в арабских или курдских владениях султана, тем не менее даже католичество могло играть более заметную роль в объединении национальностей в Австрии, чем православие в России.
Можно было в принципе усилить привлекательность империи причастностью к великой цивилизации, с которой отождествлялся тот или иной имперский режим. Наряду с экономическими и военными преимуществами империи это могло по крайней мере обеспечить некоторую защиту от националистической угрозы. Однако, несмотря на то что некоторые из империй, рассмотренных в этой книге, были в лучшем, чем Россия, положении, ни одна из них не сумела воспользоваться привлекательностью своей великой цивилизации для поддержания имперского режима. Столетие, предшествующее 1914 году, было временем небывалого расцвета русской литературы и музыки. Российская интеллигенция не только создала высочайшие образцы высокой культуры, она также была открыта для людей разных рас и религий и имела чисто космополитические симпатии и воззрения. Культура российской интеллигенции, черпавшей вдохновение из всех источников европейской культуры и разговаривавшей на различных языках, во многих отношениях была значительно шире, чем национальные перспективы, общие для отдельных культур Западной Европы, Хотя польские и немецкие подданные русского царя никогда, по-видимому, не смогли бы принять российскую культуру, образованные классы Украины, Белоруссии и других небольших христианских народов вполне могли сделать это, особенно если бы они имели возможность развивать собственные языки и культуры параллельно с русскими. Даже мусульманские реформаторы конца девятнадцатого - начала двадцатого века, так называемые джадиды7, часто испытывали значительное уважение к российской интеллигенции и склонялись к союзу с ней, чтобы модернизировать свое собственное общество. Однако, учитывая глубокий антагонизм между царским режимом и большей частью российской интеллигенции, воздействие последнеи на нерусское население было слабым подспорьем имперским правителям. Слабым утешением царскому правительству было то, что украинские или еврейские социалисты, к примеру, зачастую тяготели не к национальным, а к общеимперским революционным партиям, хотя впоследствии это могло привести к образованию социалистической империи на руинах царской.