Без автора - Русуданиани
«Я раньше тебя знал, как сложится твоя судьба. Отчего говоришь пустые слова? Ступай, я последую за тобой, зачем мне оставаться здесь!»
Здесь бой Гварджаспа с дэвамиКогда мы приблизились настолько, что увидели дэвов и до нас донесся их рев, подобный грому и наводящий на людей ужас, Гварджасп соскочил с коня и велел мне оберегать его, а сам пошел пешком. Змей нам, оказывается, сказал правду: перстень делал царевича невидимым. Спрятался Гварджасп за большим деревом, выпустил первую стрелу, выбил одному дэву оба глаза, размозжил ему череп, и тот свалился замертво.
Стали дэвы по сторонам оглядываться — никого не обнаружили. Повернули своего убитого товарища, увидели стрелу и сказали: «В этом городе такой стрелы ни у кого нет, никто вроде не приходил, так что же с ним случилось?»
Пока дэвы рассматривали стрелу и судили-рядили, что это, Гварджасп направил свой лук, несущий им погибель, и выпустил вторую стрелу, которая вонзилась второму дэву в грудь и вышла через лопатку. Третьему [дэву] оторвало руку, четвертому он угодил в шею. Удивленные дэвы попрекали друг друга, ссорились, не понимая, в чем дело. Он ранил всех девятерых так, что они не могли сражаться. От их рева и стона содрогался весь город, казалось, небо обрушилось на землю. Выбежали горожане и дивились, как запросто истреблял Гварджасп чудищ. Дэвы колотили друг друга с криком: «Ты это был, нет, ты!» А царевич кого мечом поразит, кого копьем, кого булавой, словно они были [слабыми] людьми, а он — [богатырем]-дэвом. Потом сложил он свое оружие, сел на коня, и мы отправились туда, где поджидали нас драконы. В тот день царевич удовольствовался тем, что совершил, и драконы против нас ничего не замышляли, так как переживали за дэвов. К вечеру мы увидели, как впереди занялось пламя, которое изрыгали драконы, и услышали рев и ужасный крик. Царь и все горожане вышли на крыши домов, чтобы наблюдать за битвой. От драконов исходило такое пламя, что можно было подумать, будто в городе пожар, и от огня факелов было светлее, чем днем. Царевич сказал мне: «Не подходи близко, иначе они тебя увидят!» А сам вышел вперед. По ту сторону собралось семь драконов, шипели они, яростно свистели, гневались игрозились: «Пришелец жалкий, ничтожный, явился и дэвов истребил, но с нами ему не справиться! Пусть хоть шаг сделает — мы растерзаем его! Никто не унизится до битвы с ним». Они были очень обижены за дэвов.
Здесь сказ о том, как Гварджасп истребил драконов. Слава господу!Тем временем обрушил царевич, победивший дэвов, на драконов дождь стрел и всех семерых тяжело ранил. Они не поняли, отчего это произошло, упали в огонь и погибли.
Поднялось в городе веселье, раздались звуки музыки. В ту ночь не произошло более ничего. Наутро явились визири и царские советники, передали поздравления царя, поднесли дары. В тот день царевич был утомлен и не смог посетить государя. Вымылся он в бане, [хорошенько] отдохнул, а назавтра облачился в те одежды, что ему пожаловали в Белом городе, вычистил коня своего Черную птицу и его сбрую, взял чоган и вышел на площадь. Государь и его приближенные наблюдали за ним с крыши. Послал к нему царь человека: «Тебе следовало ко мне явиться, а после уже с моего позволения на нашей площади играть в мяч!»
На это Гварджасп возразил: «Таково мое правило — я должен или воевать, или охотиться, или в мяч играть. Соперников я не обнаружил, чтобы с ними сразиться, охотиться в городе нельзя. Спозаранку к царю являться не след. Чем же мне заняться? Если есть у вас добрые витязи, пусть схватятся со мной, а я не пленник, чтобы сидеть взаперти и без вашего приказания никуда не выходить!»
Передали царю эти слова, выслушал он их и сказал: «Что поделаешь? Мне не справиться с тем, кто ни одного дэва и дракона не упустил! А кто может состязаться с ним в силе? Лучше пусть поступает по-своему, может, хоть в игре в мяч кто-нибудь превзойдет его!»
Было у царя три сына, закаленных и мужественных, искусных в игре в мяч. Призвал он их, избрал двадцать других знатных юношей, тех, что половчее, и приказал им: «Если вы не победите его и не унизите его гордыню, не будет мне покоя. Покажите, на что вы способны. Постарайтесь не уступать ему мяча».
Вышли они, снаряженные для игры в мяч, с чоганами в руках, поклонились Гварджаспу и начали игру. Обратился к ним царевич: «Ежели я буду играть по-своему, вас обижу, а если вам буду уступать, себя осрамлю». Те юноши, уверенные в себе, отвечали: «В игре не заботятся о любезности. Каждый должен показать, на что способен». Гварджасп засмеялся: «Раз вы намереваетесь играть в полную силу, как же мне себя показать!» Я сказал ему: «Ты очень утомлен и измучен битвами, не трать силы, знаешь ведь, что не одолеешь их в игре».
Когда началась игра, Гварджасп сразу завладел мячом, а они могли только смотреть [на мяч]. Жители города дивились его ловкости. До полудня противники тщетно гонялись за ним. Прислал царь человека с наказом: «Довольно играть, теперь пусть предстанет предо мной». Спешился Гварджасп и, поигрывая чоганом, явился к царю. Тот пригласил его сесть и устроил достойное пиршество. Ночь отвели мы отдыху.
Утром вызвал Гварджасп вельмож и отправил их к царю просить руки его дочери. Пошел и я с ними, доложили мы царю обо всех злоключениях Гварджаспа и о том, от каких колдовских чар избавил он его дочь и все царство. Отвечал нам царь: «Три сына у меня, но больше всех дорожу я единственной дочерью. Ежели заболеет она и для ее исцеления понадобится мне поступиться сыновьями, не пощажу я всех троих. Она — утеха моего сердца, душу мою просветляющая. Так легко не уступлю я ее никому!» Я возразил: «Нелегко достается Гварджаспу царевна. Вот уже год, как покинул он своих родителей и поныне не знает, живы ли они. Бросил без присмотра царство, ни днем, ни ночью не знал отдыха, не расставался с оружием, сражался с дэвами и каджами и весь изранен в битвах. Освободил он вас и вашу дочь от нечисти поганой, им бы вы не смогли отказать. Так кому же лучше отдать дочь — им или Гварджаспу, герою несравненному?»
Молвил государь: «Разве я порицаю зятя? Весьма по нраву он мне, и люблю я его больше родного сына, но здесь он не останется, и я его не стану удерживать, ибо ни он моим сыновьям не подчинится, ни они ему не покорятся, и зародится меж ними вражда. А если уедет с ним моя дочь Тумиан и будет вдали от меня, на расстоянии целого года пути, жизнь мне будет не в жизнь!» Сказал я на это царю: «Не говори так! Гварджасп не уйдет, не добившись своего, и меж вами возникнет раздор».
Услышав от меня такие дерзкие речи, сказали визири: «Негоже деве без мужа оставаться, а лучшего зятя нам не сыскать!»
Царь отказывать нам не стал, а молвил так: «Я без своей дочери решить не могу, завтра покажу ей жениха, если полюбит она его — соглашусь, без ее же согласия и воли замуж ее не отдам!»
Удовлетворились мы таким ответом, знали, что такого жениха они не отвергнут.
Вернулись мы к Гварджаспу, и со смехом сказал я ему: «Завтра красавица поглядит на тебя, постарайся ей понравиться, чтобы она тебя не отвергла, иначе все труды твои пропадут даром». Ответил царевич: «Не понимаю! Смотрины невестам или женихам устраивают в этой стране? Все одно — приглянусь я ей или нет, никуда ей от меня не уйти».
На следующий день приготовились царица с дочерью и устроили пир в своем дворце, пригласив нас и многих, вельмож. Я еще раньше предсказывал, что его отравят, и теперь не отлучался от него в страхе, чтоб его не погубили. Начали из рубиновых чаш пить прекрасное вино, слушать певцов и музыкантов. Гварджасп так понравился царевне, что она глаз с него не сводила. А царевич опьянел от вина и любви. Просил я его и на арабском и на индийском языке, но не мог уговорить его уйти. Когда подали фрукты, захмелевший царевич, заглядевшись на красавицу, поранил себе руку, нарезая апельсин. Потекла кровь, но он ничего не замечал. Увидела это девушка, вскрикнула и бросилась к матери: «Хочешь убей меня, хочешь в живых оставь, но я за этого невежу не пойду. Он даже не замечает того, что с ним происходит, так чего же мне от него ждать!» Никак не могли ее успокоить. Потом царица стала ей что-то нашептывать на ухо, успокаивать, а Гварджаспу послала чашу вина: «Не обижайся, царевна — совсем дитя, капризна и своевольна, не удивляйся ее выходкам». Я был так раздосадован [поведением девушки], что не понял, какое вино подали царевичу, а он был так хмелен, что даже не заметил гнева красавицы, а к вину и вовсе приглядываться не стал. Выпил и тут же упал без чувств. С помощью слуг принес я его в наши покои, закрыл за собой дверь, кинулся к нему и увидел, что он не проявляет никаких признаков жизни. Стал я плакать и бить себя по голове. Но потом сказал себе: «Ежели не суждена ему смерть, то от этого яда он не умрет. Не дать ли мне ему заветное снадобье?» Растер я подвеску царицы, матери Гварджаспа, развел в воде и влил царевичу в рот. Стал он теплее, сердце забилось чаще, застонал он горько. Спросил я, что у него болит и почему он стонет. Ответил он: «Не видишь разве — сердце мое разорвалось! Неужто не можешь мне помочь?» А чем я мог ему помочь? Давал понемногу испить того снадобья и богу молился. Но не становилось царевичу лучше.
