Майкл Мортимер - Тайна девичьего камня
— Мне надо работать, — сказала Ирма, пожав плечами. — Оставайтесь здесь. Никуда не уходите.
Они сели на диван, и Ида заметила, что в самом углу стоят два больших черных мешка.
— Вон те мешки, — сказала она и покосилась на Лассе, — надеюсь, не наши.
Он коротко кивнул.
Казалось, он читал ее мысли.
— Что мне оставалось делать? У меня не было выбора. Я был вынужден сразу же бросить фургон. А потом еще пойти на этот фестиваль культуры, чтобы забрать тебя…
Ида молчала. Лассе подошел к автомату с напитками, кинул монету в один евро и купил бирюзово-голубую банку с лимонным тоником.
— Я по-прежнему не понимаю, — сказала Ида. — Каким образом Ирма хороший контакт?
Лассе пил, делая глоток за глотком. Банка опустела, и он бросил ее на пол так, что она закатилась под одно из кресел.
— Мы же договорились, что попытаемся попасть в Россию.
Ида вдруг почувствовала страшную усталость и огорчение.
В Россию? Как нам это удастся?
— Да, — тихо сказала она.
— Вот об этом я и думал. Поэтому сохранил телефон Ирмы.
— Что? — спросила она.
Он сделал паузу.
— Если людей контрабандой переправляют с одной стороны, — медленно сказал он, — то, наверное, можно переправлять и с другой?
90
Когда Ида проснулась, на придиванном столике она увидела две одноразовые тарелки с вермишелью, кусочками бифштекса и овощами. Она села на диване и увидела, что над ней склонилась улыбающаяся и очень сильно накрашенная женщина.
Это была Ирма. В кресле напротив сидел и храпел Лассе.
— Подожди немного, — сказала Ирма по-английски.
Она взяла одну из тарелок, открыла стенной шкаф рядом с автоматом с напитками и положила еду в микроволновую печь. Под шум микроволновки Ида опять услышала стоны из нескольких дальних комнат.
«Дзинь», — раздался звук микроволновки. Ирма сразу же взяла тарелку и опять поставила ее перед Идой.
— Пожалуйста.
— Спасибо.
Как только Ирма отошла, Ида заглянула в рюкзак. Шкатулка была на месте, камень тоже. И все моллюски.
И книга — записки Соландера! Я о них забыла. Надо рассказать Лассе.
Она выдохнула и посмотрела на Лассе, начав есть тонкой пластмассовой вилкой. Чувствовался черный перец и сладко-кислый соус, а вермишель сильно дымилась в прохладном воздухе.
Часы на стене показывали четверть девятого.
Спустя какое-то время она разбудила Лассе, и пока он медленно вставал на ноги, разогрела ему еду в микроволновке.
— Да, кстати, посмотри, — сказала она, медленно протягивая дневник.
Он перевернул книгу, рассмотрел ее и стал читать первую страницу.
— Это писал Соландер, — сказала она.
Лассе, казалось, не знал, что сказать.
— Боже мой, это же совершенно невероятно! Как ты это раздобыла?
Она рассказала.
— Мм, так вот почему их было двое, — поспешно сказал Лассе и быстро пролистал все страницы.
— Чтобы все это прочесть, нужно время. Когда Альма узнает… Но мы отложим это на потом.
— Знаю.
Ида осторожно завернула книгу в майку и положила ее в рюкзак.
— Нам надо сделать еще одну вещь.
Она опустила руку в большое отделение рюкзака.
— У тебя есть острый нож?
Лассе выглянул в коридоры — там никого не было, — а потом сел и начал есть, быстро орудуя руками и челюстями. Из набедренного кармана брюк он вытащил свой толстый красный армейский нож.
Ида разложила моллюсков на столе, раскрыла самое тонкое лезвие и посмотрела на него. Он кивнул.
Первый моллюск был тяжелее остальных. Обе серо-зеленые и совершенно выпуклые створки были по-прежнему плотно сомкнуты.
Им двести сорок лет, подумала она.
Она немного подержала животное в руке, нацелилась и вонзила лезвие прямо рядом с местом крепления мышц на задней стороне.
Раздался хлопок, брызнуло немного воды, и с помощью нескольких быстрых надрезов ей удалось отделить створки.
В нежном, пахнущем илом мясе моллюска лежала яйцеобразная подвеска. Похоже, она была сделана из массивного золота. Овальная оправа была вся украшена синими и красными драгоценными камнями. Но никаких слоев перламутра Ида не увидела.
— Я был прав, украшение! Неудачная попытка Линнея вывести перламутр, — прошептал Лассе, — но попытка того стоила. Фантастика, спрячь это. Может быть, это своего рода предшественница яиц Фаберже? Но… к сожалению, никаких змеиных зевов.
Ида достала другого моллюска и сделала такой же надрез, прямо между створками.
Оттуда сразу же вывалился большой блестящий комок перламутра. По краям торчали маленькие крылышки. Лассе наклонился и стал их рассматривать.
— Может быть, — сказал он, — там внутри золотой ангел. Может быть, брошь? Или это бабочка? Никаких змей.
— Похоже, в любом случае это золото.
— Совершенно точно. Очень хорошо. Пожалуй, перламутр можно отколупнуть… Если так он еще ценнее.
Он опять убедился, что в коридорах никого нет.
— Все спокойно. Продолжай.
Ида кинула плохо пахнущие остатки раковины во внешний карман рюкзака и быстро разрезала следующего моллюска.
У края створки лежало серебряное распятие с большим рубином посредине. Кое-где на маленьких крестовинах виднелся перламутр, но как только они поднесли моллюска ближе, слой перламутра отвалился.
— Ты видишь эти печати? — спросил Лассе. — Это кириллица. Это принесет нам много денег.
Оставался четвертый моллюск. Его раковина была тверже остальных, хотя сам он был меньше. Ида, не колеблясь, привычно разрезала место прикрепления мускула и раздвинула половинки.
На отливающей зеленым мясной подушке в центре моллюска лежал очень маленький ключик из золота.
Они оба посмотрели на ключик.
— Вот видишь!
В петле находились две перекрещенные змеиные головы с раскрытыми зевами.
— Ага! Линней просил Соландера спрятать ключик… — тихо сказал Лассе.
— …украшенный змеями. И который имеет отношение к тому месту, где гнев Божий никогда не стихает, — спокойно продолжила Ида.
Они пристально посмотрели друг на друга, а потом на ключик.
— Куда это может привести?
— Понятия не имею.
— Что это за змеи? Видишь, они как-то по-особому выглядят?
— Да, действительно.
Они внимательно рассмотрели змеиные головы с полыми ядовитыми зубами, удивительно тонкими деталями, с маленькими дырочками для выпуска яда.
— Надо с этим поосторожнее. Мы должны показать это Альме.
Ида немного посидела молча, задумавшись.
В животе и в сердце стучало, ей стало трудно дышать.
Россия?
Повернувшись к нему, она шепотом произнесла:
— Лассе, я все опять обдумала. Поездка к Альме — мы правильно поступаем?
Она почувствовала, что вот-вот расплачется.
— Что ты хочешь сказать? Я думал, мы договорились.
— Да, но я только хочу сказать, что… мы не можем сейчас все бросить, пока мы еще не слишком далеко зашли?
— Ты опять начинаешь?
— Нет, у меня просто-напросто больше нет сил.
Он подождал, пока она успокоится.
— Я понимаю, что тебе трудно, Ида. Но ты должна помнить одну вещь. Речь идет не только о тебе. И даже не об Альме, и даже не о Еве.
Она внимательно прислушалась.
Ева — мама.
— Может быть, речь идет не только о нас, людях, Ида. Та сила, которая скрыта в чайках, сила этого элемента угрожает нам гораздо больше, чем ты думаешь. Это касается самой жизни, не только экологической системы, но и всей эволюции. И тебе в этом досталась особая роль.
— Мне? Почему?
Он продолжал говорить тихо.
— Может быть, тебе это трудно понять. Но, вероятно, есть взаимосвязь между тем, что находится в чайках, и тем, что находится в Девичьем камне. И также есть в тебе.
Она уставилась на него.
— Что ты такое говоришь?
Он кивнул.
— Я говорю только то, что рассказывала Альма, но она никогда не хотела это объяснить. Что ты, твоя мама Ева и Альма каким-то образом имеете отношение к камню. Чисто биологически. Так обстоит дело с некоторыми ядами. Они не исчезают, а, наоборот, могут обогащаться от поколения к поколению, но то, что опасно в одном поколении, может в каких-то случаях обернуться преимуществом в следующем. И наоборот.
— Что ты имеешь в виду? Я ношу в себе яд?
— Нет. Или… я толком не знаю. Я только знаю, что организм Альмы подвергся чему-то ужасному, когда она была в советском научном городе Челябинск 47. Именно поэтому Ева потом заболела, поскольку Альма передала это дальше. Вероятно, маленькое генетическое изменение. Может быть, это также передалось и тебе. Я не знаю! Пока что на тебе это не сказалось, но Альма всегда беспокоилась, что и ты в один прекрасный день можешь заболеть. И к тому же… рана на руке?
Она вопросительно встретила его взгляд.
