Джеймс Роллинс - Кровь Люцифера
И все ради того, чтобы спасти мир на условиях самого Бернарда. Чтобы исполнить пророчество, которое могло никогда не вступить в действие без его вмешательства. Чтобы держать всех сангвинистов в неведении относительно того, что у них есть выбор вне пределов церкви, вне пределов власти кардинала.
По мнению Бернарда, такой финал стоил любых жертв. Когда весь мир балансирует на лезвии, что значат страдания одного-единственного человека? Одной-единственной графини? Нескольких сотен сангвинистов?
Полный отвращения перед подобным предательством, Рун резко развернулся и покинул кабинет Бернарда. Кардинал крикнул ему вслед:
— Не действуй поспешно, сын мой!
Но это вряд ли можно было назвать поспешностью. Этому предательству исполнилось уже несколько столетий.
Рун выбежал в папские сады, чувствуя необходимость в свежем воздухе, в открытом небе над головой. Наступила ночь, воздух был холодным и прозрачным. Небо усеивали звезды, молодая луна уходила за горизонт.
Лазарь послал его на поверхность, чтобы он узнал истину и мог свободно выбрать свою судьбу — сделать то, в чем ему отказал Бернард. Отказал ему и всем остальным сангвинистам. Правда о Гуго де Пейне и стригоях-буддистах уже распространилась внутри ордена, и другие стояли перед тем же выбором, с которым Рун столкнулся сегодня — как и где провести вечность.
Он бежал все дальше в сады — пока его обоняния не коснулся знакомый запах.
К нему длинными прыжками мчался львенок, словно задержавшийся на земле кусочек лунного света, летящий над темной травой. За ним гналась рассерженная смотрительница.
— Вернись обратно, Навуходоносор!
Лев налетел на Руна, с силой врезавшись в его лодыжки, потом начал неистово тереться о его ноги. Завтра львенку предстояло отправиться в Кастель-Гандольфо, под присмотр брата Патрика. Но похоже, кое-кто решил, что за спасение жизни Томми львенку обязаны провести хотя бы финальную экскурсию по садам.
К Руну и льву подбежала Элизабет, одетая в черные джинсы, белые тенниски и алый свитер, поверх которого была наброшена легкая курточка. Волосы графини были распущены, локоны колыхались вокруг лица, словно листва под порывом ветра. Она никогда еще не казалась столь прекрасной.
Батори выругалась по-венгерски.
— Чертова тварь не желает слушаться.
— И все же ты дала ему имя, — заметил Рун. — Навуходоносор.
— Царь Вавилонский, — подтвердила Элизабет, откидывая волосы назад и словно подзадоривая Руна пошутить над нею. — На самом деле его предложила Эрин. Я решила, что этому льву такое имя вполне подойдет. И чтоб ты знал — когда я уеду, я заберу его с собой.
— Правда?
— Его не следует запирать в каком-нибудь лошадином стойле или в клетке. Ему нужны открытые просторы, небо над головой. Ему нужен большой мир.
Рун смотрел на нее и любил ее всем своим безмолвным сердцем. Он сделал шаг вперед и взял ее за руку, ее сильные пальцы переплелись с его пальцами. Элизабет вскинула голову и пристально посмотрела на него, возможно, почувствовав, как сильно он изменился с минувшего утра.
— Покажи мне, — прошептал Корца.
Она подалась ближе, начиная понимать.
— Покажи мне мир.
Рун наклонился и поцеловал ее, глубоко и страстно, без малейшей неуверенности. Это не был целомудренный поцелуй священника.
Ибо Рун больше не был священником.
Через некоторое время...
Поздняя весна
Де-Мойн, штат Айова
«Наконец-то мир...»
Солнце уже клонилось к горизонту. Эрин, забравшись в выстроенную из красного дерева беседку, вдыхала нежный запах вьющихся роз, которые карабкались к самой крыше строения по решеткам. Сев на скамью, она откинулась назад.
Неподалеку над лужайкой звенел детский смех. Ребятишки играли в салки, что было достаточно сложно в праздничных платьях и костюмчиках, и кое у кого на одежде уже красовались пятна от травы, а на коленях — царапины. Взрослые, тоже облаченные в вечерние наряды, стояли поодаль, попивая шампанское и переговариваясь друг с другом.
Эрин испытывала к ним всем добрые чувства и даже любовь, но постоянное их присутствие утомляло ее. Она сейчас желала присутствия только одного человека.
Как будто прочитав ее мысли, у входа в беседку возник именно тот, кого она ждала. Он последовал за ней, как она и надеялась.
— Найдется местечко еще для одного? — спросил Джордан.
— Всегда, — ответила Эрин.
Его пшенично-золотые волосы за последние месяцы стали чуть длиннее и уже не торчали армейским ежиком. Отросшая шевелюра придавала ему более раскованный, менее воинственный вид, особенно сейчас, в сочетании с темно-серым фрачным костюмом. Глаза Джордана остались прежними — ярко-синими с более темным ободком вокруг радужной оболочки.
Прислонившись к столбу у входа в беседку, он улыбнулся Эрин. Лицо его сияло любовью и радостью. Женщина ответила ему улыбкой, исполненной тех же чувств.
— Выглядите великолепно, миссис Грейнджер-Стоун, — произнес он.
— Вы тоже, мистер Грейнджер-Стоун, — отозвалась она.
Всего час назад каждый из них добавил к своей фамилии фамилию другого, перед лицом его семейства и ее друзей, принеся брачные обеты под безоблачным синим небом.
«Пока смерть не разлучит нас».
После всего, что случилось с ними, эти слова имели особенно глубокое значение. Джордан сделал ей предложение после того, как они вернулись в Рим, и она сразу же ответила согласием.
Время было слишком драгоценно, чтобы терять хотя бы секунду.
Эрин коснулась зажившей раны на шее. Она выбрала свадебное платье с высоким воротником, чтобы прикрыть яркорозовый шрам, но тот все равно выглядывал из-под верхнего края. Рана уже не болела, но каждый раз, глядя в зеркало, Эрин видела этот шрам и вспоминала, что она умерла и вернулась к жизни, и это не позволяло ей забыть, как близко она подошла к тому, чтобы потерять будущее — их общее с Джорданом будущее.
Муж осторожно отвел ее руку от шеи и спрятал в своих ладонях. Его кожа была теплой, без неестественного жара. Даже татуировка вернулась к изначальному размеру. Теперь он до последней капли был тем же самым красивым и добрым мужчиной, которого она встретила в пустыне Масады, до того, как сангвинисты вмешались в их жизнь.
Но теперь и он, и она снова стали хозяевами своей жизни.
Вместе.
Джордан сделал глубокий вдох и сел рядом с ней.
— Грядут большие перемены — нам с тобой предстоит работать в джунглях. Ты будешь искать артефакты, а я надену очки и стану изучать судебную антропологию. Никаких сражений, никаких чудовищ. Думаешь, ты будешь счастлива при такой жизни?
— Более чем счастлива. В полном восторге.
Благодаря связям в Ватикане она получила лакомую работу по проведению раскопок в Южной Америке, где ей предстояло добывать в джунглях материальные свидетельства истории, чтобы вызнать их секреты и сохранить для будущих поколений. Это будет трудная работа, но по крайней мере она никак не связана с ангелами и святыми. Жизнь Эрин теперь принадлежала ей — и она вольна была разделить ее с мужем.
Джордан получил почетную отставку из армии и вступил в программу по изучению судебной антропологии, чтобы трудиться рядом с Эрин. Вместо современных преступлений он решил расследовать древние. Он хотел приходить на место, когда кровь уже давно стала травой и все тайны превратились в интеллектуальные задачи, никак не связанные с ныне живущими лично.Такая жизнь обещала им перспективу совместного будущего.
И не только им двоим.
Джордан поцеловал ладонь Эрин; его губы на мгновение задержались в центре, отчего вверх по руке разлилось мягкое щекотное тепло. Она зарылась пальцами в его светлые волосы и притянула его лицо вплотную к своему, желая целовать мужа, чувствовать вкус его губ, раствориться в нем. Руки Джордана скользнули вниз по ее спине и замерли на бедрах, скрытых под складками шелка. Потом одна ладонь сместилась на ее живот.
Эрин посмотрела вниз, гадая, заметно ли уже что-нибудь.
— Как ты думаешь, твоя мать знает? — спросила она.
— Откуда? Мы и сами не знали, пока не вернулись в Штаты. Пока что это наш секрет, на двоих. — Он осторожно погладил ее живот. — Но я думаю, что мама догадается раньше, чем через семь месяцев. Особенно учитывая, что это близнецы.
Эрин тоже положила руку на живот, рядом с его ладонью.
«Близнецы... мальчик и девочка».
Она нежилась в объятиях мужа, представляя себе белокурого мальчика, такого же синеглазого и бесшабашного, как Джордан... и янтарно глазую девочку, которая будет читать всё, что попадется ей под руку.
— Я подумал, — произнес муж, — как насчет того, чтобы назвать девочку Софией?
Эрин улыбнулась ему и запечатлела на его губах нежный поцелуй.
