Александр Замалеев - Лекции по истории русской философии
Среди его обличений иосифлянства особенной яркостью отличается «Стязание о известном иноческом жительстве, лица же стяжающихся — Филоктимон и Актимон, сиречь любостяжательный и нестяжательный». Любостяжательный в заключении прений о монастырских вотчинах говорит: ведь земля и села не наши, а монастырские, следовательно, и мы ничего не имеем своего, но все у нас общее и принадлежит всем. На это нестяжатель отвечает: ты утверждаешь нечто смешное; это нисколько не отличается от того, как если многие живут с одной блудницей и, в случае укоров, каждый из них уверял бы: я вовсе не грешу, ибо она есть одинаково общее достояние всех. Максим сравнивал монахов с трутнями, которые «пресладко» едят каждый день, между тем как трудящиеся на них крестьяне «в скудости и нищете всегда пребывают», терпят ужасные лишения, «ниже ржаного хлеба чиста ядуще, многажды же и без соли от последние нищеты». Призывая монахов отложить «дела тьмы», т. е. «всяко преслушание и преступление божественных заповедей», он выдвигал в качестве моральной альтернативы учение о «четырех добродетелях» — мужестве, целомудрии, надежде и любви. Их исполнение предполагало исключительное сосредоточение на божественном, аскетическое самоограничение.
В философском плане наибольший интерес представляют рассуждения Максима о мужестве. Эту добродетель он связывал прежде всего с присущей человеку свободой воли. В «Послании к некоему князю» он писал: «…Мы бо самовластии изначала от Создателя создани бывше, властны есме своих дел и благих и лукавых, и никтоже над нами властель, разве создавшаго нас, ни ангел, ни бес, ни звезда, ни зодий, ни планиты, ни колесо фортуны, бесы изобретенныя. Да не прелщаимся без ума от учащих, сия и проповедующих, замудренных латын и прегордых немцев. Мы сами себе виновни бываем достизающих нас скорбех и лютых обстояний, преслушающе спасительных заповедей сотворшаго нас». Приведенный отрывок убеждает в том, что для Максима мужество сопряжено с выбором, который определяется свободой воли. Но чтобы этот выбор не склонился в сторону греха, свобода воли нуждается в опоре на «богодарованной философии», вере. Ее он отличал от «внешнего диалектического ведения», разума. Праведники, доказывал Максим, познают Христа «верою токмо… и всякаго художества словесна отбегают». Несмотря на свою мистическую ортодоксальность, святогорский старец не отвергал «внешние учительствы» — мирские знания, философию; напротив, он призывал «умудритися всяким разумом и ведением и священною премудростию», всему отводя своей предел, свое место в иерархии духовных ценностей.
Духовный авторитет Максима Грека не оспаривался даже его противниками. Его монастырская келья служила своего рода литературным салоном, клубом, куда стекались все наиболее пытливые и ищущие умы московского общества. Здесь бывали Вассиан Патрикеев и Зиновий Отенский, Артемий Троицкий и Андрей Курбский. Его советами пользовались дипломат Федор Карпов и русский первопечатник Иван Федоров. Идеи Максима Грека открывали широкий простор для обсуждения в рамках православного миросозерцания морально-философских и научных проблем.
9. Такова в общем виде эволюция мистико-аскетической идеологии древнерусского православия. К середине XVI в. нестяжательство фактически сошло на нет: одни его последователи сгинули в монастырских тюрьмах, другие бежали «в Литву» — на украинские и белорусские земли. Новую жизнь традиции Нила Сорского и Максима Грека обрели лишь в XVIII в., благодаря усилиям Паисия Величковского, возродившего русское старчество, которое оказало глубокое воздействие на формирование русской религиозной философии XIX–XX вв.
Литератураа) Источники
Абрамович Д.И. Киево-Печерский патерик. Киев, 1931 (репринт: Киев, 1991).
Артемий Троицкий. Послания // Русская историческая библиотека. Т. 4. СПб., 1878.
Дионисий Ареопагит. О божественных именах // Общественная мысль: исследования и публикации. Вып. II. М., 1990. С. 156–227.
Зиновий Отенский. Истины показание к вопросившим о новом учении. Казань, 1863.
Зиновий Отенский. Послание многословное. М., 1880.
Источники по истории еретических движений XIV — начала XVI в. // Казакова Н.А., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века. М.-Л., 1955.
Максим Грек. Сочинения. Ч. 1–3. Казань, 1859–1862.
Нил Сорский. Предание и устав // Памятники древней письменности и искусства. Вып. 179. М., 1912.
Нил Сорский. Послания // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 29. Л., 1974.
Патрикеев В. Тексты сочинений // Казакова Н.А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.-Л., 1960.
Симеон Новый Богослов. Двенадцать слов. М., 1869.
Судные списки Максима Грека и Исака Собаки. М., 1971.
Успенский сборник XII–XIII вв. М., 1971.
Феодосии Печерский. Литературное наследие. // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 5. М.-Л., 1947.
б) Исследования
Адрианова-Перетц В.П. Человек в учительной литературе Древней Руси // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 27. Л., 1972. С. 3–68.
Замалеев А.Ф. Философская мысль в средневековой Руси (XI–XVI вв.). Л., 1987.
Замалеев А.Ф., Зоц В.А. Отечественные мыслители позднего Средневековья. Конец XIV — первая треть XVII в. Киев, 1991.
Замалеев А.Ф., Овчинникова Е.А. Еретики и ортодоксы. Очерки древнерусской духовности. Л., 1991.
Казакова Н.А. Очерки по истории русской общественной мысли. Первая треть XVI в. Л., 1970.
Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871 (репринт: М., 1988).
Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV — начала XVI века. М.; Л., 1960.
Мещерский Н.А. Источники и состав славяно-русской переводной письменности IX–XV веков. Л., 1978.
Синицына Н.В. Максим Грек в России. Мм 1977.
Соболевский А.И. Образованность Московской Руси XV–XVII вв. 2-е изд. СПб., 1894.
Соколов М.В. Очерки истории психологических воззрений в России в XI–XVIII веках. М., 1963.
Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. (Вторая половина XIV–XVI в.). Ч. 1–2. Л., 1988–1989.
Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М., 1990.
Щапов А.П. Социально-педагогические условия умственного развития русского народа. СПб., 1870.
Лекция 3
МОСКОВСКИЙ РЕНЕССАНС. ИОСИФЛЯНСТВО
Сущность московского Ренессанса и роль иосифлянства. Иосиф Волоцкий. Теория «Москва — третий Рим» Филофея Псковского. Митрополиты Даниил и Макарий. Политическая философия Ивана Грозного. Раннедворянская мысль: Ф.И. Карпов, И.С. Пересветов. Зарождение профессиональной философии: A.M. Курбский. Накануне европеизации России.
Идеологией русской централизованной государственности явилось иосифлянство. В данной связи возникает проблема русского, или московского, Ренессанса.
В литературе устойчиво сохраняется мнение о Московской Руси как «нетипичном для Ренессанса регионе» [В.М. Конон]; согласно воззрениям большинства исследователей, возрожденческое движение в восточнославянском обществе охватывало преимущественно западнорусские земли — Украину и Белоруссию. Даже Д.С. Лихачев, который признает существование эпохи «русского Предвозрождения», тем не менее считает, что «русское Предвозрождение не перешло в Ренессанс», так как «централизованное государство отнимало все духовные силы» народа, лишало его «подлинных творческих потенций». Поэтому, когда на Западе повсеместно протекали бурные секуляризационные процессы, в России «религия по-прежнему подчиняет себе все стороны культуры и даже в известной мере усиливается». По этой концепции государственное строительство, политическая централизация оказываются делом совершенно бездуховным, чуждым каких бы то ни было интеллектуальных вдохновений. Возрождение рассматривается исключительно сквозь призму западноевропейской модели, хотя и на Западе Ренессанс не был одинаковым и запечатлел специфические черты каждой отдельной национальной культуры. Это отразилось в самом факте различных наименований Ренессанса у немцев, итальянцев, французов.
Признавая секуляризацию сущностным выражением ренессансной духовности, вряд ли правомерно ограничивать ее исключительно сферой культурного творчества. Область политики в средние века могла также оказывать не меньшее секуляризирующее воздействие на общественное сознание и идеологию, если сохранялась традиционная конфронтация светской и духовной власти. Такой именно была ситуация в Московской Руси. Церковь, заботясь о сохранении своей автономии, всячески стремилась удержать удельную систему, сплачивая различные оппозиционные элементы, и прежде всего боярство. Московские князья проводили политику централизации, собирания Руси, и это породило целое идеологическое движение иосифлянства, в рамках которого протекал первоначальный процесс секуляризации, обмирщения русского национального самосознания.