И. Халатников - Дау, Кентавр и другие
Нильс Бор перевел всю беседу на тему о заслугах Ландау и сказал о нем очень много весьма лестных слов. Когда Терлецкий вернулся в Москву, Берия потребовал от него подробного отчета. Поскольку беседа происходила в присутствии переводчика, то Терлецкий вынужден был описать досконально все, как было. А главными, видимо, оказались сентенции Нильса Бора о величии Ландау. У Терлецкого лично не было никаких оснований для симпатий к Ландау, так как Дау нелицеприятно
высказывался в его адрес. Отчет Терлецкого, как пишет он в своих воспоминаниях, по-видимому, был показан Сталину, и в 1946 г., когда согласовывался список кандидатов в акаде-* мики, Сталин, вспомнив об этом отчете, одобрил кандидатуру Ландау. В своих воспоминаниях Терлецкий пишет, что он потом всю жизнь корил себя за то, что невольно способствовал избранию Ландау в академики.
Ясно, что вся эта история в изложении Терлецкого может вызвать только улыбку. Ландау к этому времени был настолько бесспорным кандидатом на избрание в Академию, что тогдашний президент С.И. Вавилов, поздравляя его с избранием, высказал сожаление о том, что это не было сделано ранее. Сам же Ландау считал свое избрание вполне естественным и заранее говорил друзьям, что откажется от членства в Академии, если его изберут лишь членом-корреспондентом.
Недавно, роясь в книжном шкафу, я нашел старую книгу с пожелтевшими страницами. Г.Д. Смит «Атомная энергия для военных целей». Трансжелдориздат, 1946 г. На выходных данных указано, что она была сдана в печать в ноябре 1945 г. Это знаменитый отчет Смита, в предисловии к которому генерал Л.Р. Гроувз написал: «Это рассказ о том, как в Америке была создана атомная бомба». Когда мы читали эту книгу, то удивлялись, как много информации она в себе содержала. Сравнивая дату публикации этой книги и дату визита Терлецкого в Копенгаген, невозможно себе представить, что Терлецкий не был знаком с отчетом Смита. Более того, Нильс Бор в их беседе даже ссылался на эту книгу. На фоне этого возникает вопрос, зачем же все-таки Берии был нужен этот визит Терлецкого к Бору. Невольно напрашивается вывод, что это было просто попыткой вербовки Бора. В случае удачи этой попытки на совесть Капицы легло бы несмываемое пятно участника грязной шпионской игры.
Перед самым уходом из жизни П.Л. Капица рассказывал своему секретарю П.Е. Рубинину, что его письмо Сталину, в котором он объявил о своем уходе из Специального комитета, было спровоцировано этим рекомендательным письмом Терлецкому. Капица понял, что Берия решил его использовать для своих грязных поручений. Видно, этот груз сотрудничества с Терлецким мучил Петра Леонидовича всю жизнь, и он не мог уйти, не рассказав историю своего «грехопадения» близкому человеку.
Капица выиграл
В любом случае, со всех сторон ситуация была критическая. П.Л. ее совершенно правильно понял. Берия к этому моменту тоже понял, что, с одной стороны, Капица ему для атомных дел не нужен, а с другой — почва для разгрома его кислородных работ готова и можно с ним разделаться.
И тут Капица, как шахматист высокого класса, делает нетривиальный ход. Из очень сложного, почти тупикового положения — англичане такое положение называют deadlock — Капица находит выход, правда, азартный и очень рискованный. Он жалуется Сталину на Берию. Пишет ему два письма — 3 октября и 25 ноября 1945 г. В одном из этих писем он обращает внимание Сталина на то, что Берия руководит Атомным проектом, ничего не понимая в его сути. Не уверен, что были еще подобные случаи, чтобы кто-либо посмел пожаловаться Сталину на Берию. Но Капица сделал этот азартный ход, и последствия его рассчитал, по-видимому, правильно. Он понимал, что Сталин покажет его письма Берии и даже сам просил это сделать. Он догадывался, что Берия был в какой-то степени любимчиком Сталина, но знал также, что Сталин не доверяет никому. По-видимому, Сталин собирал компрометирующий материал против Берии. И письма П.Л. он использовал так, как это можно было предположить. Показывая письма Берии, Сталин не сомневался, как тот отреагирует. Капицу ждала расправа. Однако Сталин считал, что П.Л. надо сохранить на всякий случай, как некий козырь против Берии. Кроме того, Сталин, несомненно, будучи сложной личностью, испытывал какую-то внутреннюю симпатию к Капице. И поэтому Сталин разрешил Берии расправиться с Капицей, но не уничтожать его.
21-го декабря 1945 г. Капица был освобожден от обязанностей члена Специального комитета. Однако других санкций пока не последовало — он продолжал руководить Главкислородом и оставался директором Института. Видимо, Капица рассматривался как личная номенклатура Сталина, и решающий удар Берия должен был подготовить основательно. Комиссия, проверявшая Главкислород, была «усилена» верными ему людьми. В конце концов к августу 1946 г. комиссия выдала заключение, где говорилось, что Капица, сорвавший все планы по кислороду, не может оставаться руководителем. Это уже давало законные основания расправиться с П.Л. 17 августа 1946 г. Сталин подписывает постановление об освобождении П.Л. Капицы от должности начальника Главкислорода и директора Института физических проблем.
Капица не ожидал, что его лишат и института тоже. Но добиться безупречной «тонкой настройки», когда вы играете с такими игроками, как Сталин и Берия,— дело почти безнадежное. Капица в любом случае выиграл: он спас свою жизнь. Тучи, которые тогда над ним сгущались, были столь зловещими, что все могло кончиться значительно хуже. Ведь его могли обвинить во вредительстве в кислородных делах.
Но удар был все же достаточно болезненным. П.Л. уехал на дачу. Перьое время он очень переживал, болел, но потом постепенно взял себя в руки, устроил на даче небольшую лабораторию, «хату-лабораторию», как ее называли, в которой довольно успешно работал в области гидродинамики, а потом начал новое направление — электронику больших мощностей. По существу Капица находился тогда в ссылке, и очень немногие из его прежних друзей навещали его. Из моих друзей мне известны только Л.Д. Ландау и Е.М. Лифшиц, которые регулярно ездили к нему на Николину Гору.
Институт физических проблем по отношению к П.Л. держался лояльно, ему помогали приборами, материалами, спустя какое-то время новый директор А.П. Александров разрешил лаборанту Капицы С.И. Филимонову помогать ему в «хате-лаборатории». Однако навещать его большинство его прежних друзей побаивались, потому что понимали, что П.Л. на Николиной Горе находится под постоянным наблюдением органов безопасности.
В 1947 г. в МГУ был открыт новый факультет — физико-технический, который в дальнейшем был преобразован в Московский физико-технический институт. П.Л. вместе с С.А. Христиановичем и А.С. Яковлевым был инициатором создания нового института. После того как тогдашнее руководство страны поняло, как важны ученые для создания атомного оружия, оно с большим вниманием стало относиться к науке вообще. И одним из результатов стало создание нового типа университета — МФТИ, в котором должны были готовить физиков всех направлений в тесном контакте с Академией наук. П.Л. был назначен заведующим кафедрой общей физики физико-технического факультета МГУ и в сентябре 1947 г. приступил к чтению лекций по общей физике. Курс этот был очень нетривиальным, потому что читали его поочередно П.Л. Капица и Л.Д. Ландау. И эти две гигантские фигуры создали совершенно уникальный курс общей физики. Студенты на их лекции ходили толпами. Это продолжалось в течение двух лет.
В декабре 1949 г. «страна отмечала» 70-летие со дня рождения Сталина. Как и во всех советских учреждениях, на физико-техническом факультете МГУ в те дни проходило торжественное заседание, на которое были приглашены все профессора. И все они явились. Кроме Капицы... Это был конец его карьеры в МГУ. 24 января 1950 г. приказом зам. министра высшего образования А. Михайлова П.Л. был освобожден от работы в МГУ «за отсутствием педагогической нагрузки». Однако обижаться на товарища Сталина было очень опасно. Увольнением П.Л. из МГУ дело не ограничилось, был нанесен вслед еще один чувствительный удар. Потребовали, чтобы П.Л. освободил занимаемую им дачу на Никол иной горе, принадлежавшую Совету министров. Это было единственное жилище, которым П.Л. располагал. К тому же не было ясно, что последует еще, и П.Л. решается после нескольких лет молчания написать письмо Сталину. В письме он объясняет, почему перестал вообще ходить на публичные собрания: от него шарахаются, как от зачумленного. Это «объясняло» его отсутствие на юбилейных заседаниях на физтехе МГУ и в Академии наук. Ответа не последовало. Но президент АН сумел добиться передачи дачи на Николиной горе в хозяйственное подчинение Академии наук, и таким образом проблема жилья для П.Л. была решена. Имело ли письмо Сталину влияние на это решение, неизвестно. Но П.Л. оставили в покое, и он опять замолчал.
