Неизвестно - Яковлев А. Сумерки
Известно, что человекоистребление — самое древнее греховное ремесло. XX век вытворил демоцид — истребление целых народов. Создал специальную отрасль индустрии — де- моцидную, конвейерно-безостановочную. В Освенциме — за принадлежность к «неполноценным расам», в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа — за «классовую неполноценность». Трудно синтезировать в одно понятие социальный каннибализм, каинст- во, геростратство, иудин грех в своем законченном развитии.
Организатором злодеяний и разрушения России после Ленина является Иосиф Джугашвили-Сталин, вечно подлежащий суду за преступления против человечности.
Из ямы с человеческими судьбами, выкопанной нами же собственноручно, надо было выбираться. Перемены все громче стучались в дверь, пожар приближался, огонь быстро бежал по сухой траве. Лично мне становилось все более ясным, что ни одиночные, ни групповые выступления, ни диссидентское движение, несмотря на его благородные мотивы и личную жертвенность, не смогут всерьез поколебать устои сложившейся системы.
По моему глубокому убеждению, оставался, кроме гражданской войны, единственный путь перехватить кризис до наступления его острой, быть может, кровавой стадии — это путь эволюционного слома тоталитаризма через тоталитарную партию с использованием ее принципов централизма и дисциплины, но в то же время опираясь на ее про- тестно-реформаторское крыло. Мне только так виделась историческая возможность вывести Россию из тупика.
Парадокс? Выходит, да.
Обстановка диктовала лукавство. Приходилось о чем-то умалчивать, изворачиваться, но добиваться при этом целей, которые в «чистой» борьбе, скорее всего, закончились бы тюрьмой, лагерем, смертью, вечной славой или вечным проклятием. Конечно, нравственный конфликт здесь очевиден, но, увы, так было. Надо же кому-то и в огне побывать, и дерьмом умыться. Без этого в России реформы не проходят.
В результате нам, реформаторам перестроечной волны, многое удалось сделать. Свобода слова и творчества, парламентаризм и появление новых партий, окончание «холодной войны», изменение религиозной политики, прекращение политических преследований и государственного антисемитизма, реабилитация жертв репрессий, удаление из Конституции шестой статьи — о руководящей роли партии — все это свершилось в удивительно короткий срок, во время революции — Перестройки 1985—1991 годов. Это были сущностные реформы, определившие постепенный переход к новому общественному строю на советском и постсоветском пространстве. Даже военно-большевистские мятежи в 1991 и 1993 годах не смогли изменить ход событий.
Да, у нас далеко не все получилось, далеко не все. Начать с того, что все мы, стоявшие у истоков Реформации и в меру сил пытавшиеся ее осуществить, были не богами, а обыкновенными людьми. Как принято говорить, «продуктами своего времени» с тяжелыми гирями прошлого на ногах и идеологической мешаниной в головах. Правящая группа, то есть члены Политбюро тех лет, кстати, все без исключения голосовавшие за Перестройку, материально не бедствовали. Дачи, охрана, повара, курорты, да и почестей хватало — аплодисменты, портреты, а самое главное — власть. Безграничная, практически бесконтрольная и неподсудная. Живи себе и работай.
В этой связи будет к месту сказать несколько слов и о лидере Перестройки, о чем много разговоров. В условиях тоталитарной власти от лидера страны зависит почти все. Ленин и Сталин занимались, в основном, трупопроизводством. Лидер может кормить людей обещаниями, сказками о коммунистической скатерти-самобранке, как это делал Хрущев.
Плыть по течению, как это делали Брежнев и Черненко. Снимать с постов увязших в коррупции министров, вызывая восторг толпы, и одновременно тянуть страну назад, в прошлое, как это случилось при Андропове. Новый лидер мог, закусив удила и обезумев, рвануть и по-петровски, и по-сталински.
На этот раз был избран единственно верный курс — на демократизацию общественной жизни. Об основных параметрах будущего общества мы с Михаилом Сергеевичем говорили еще до Перестройки, но в общем плане. О гражданском обществе и правовом государстве — в полный голос, о социальной политике — весьма активно, ибо речь шла о необходимости значительного повышения жизненного уровня тех, кто трудится, и одновременно — о борьбе с уравниловкой, иждивенчеством. О рыночной экономике — осторожно.
Но путь реформ сверху имеет не только преимущества, но и свои ухабы. Так говорит история. Так случилось и у нас. Реформы в рамках партийной легитимности получались явно двусмысленными. Оболочка социалистическая, а начинка по своей сути — демократическая. Опоры реформ разъезжались в стороны, словно ноги на мокрой глине.
В ельцинский период все это странным образом трансформировалось. Государственная оболочка закрепилась, в известной мере, как демократическая, а вот практическая власть на местах сформировалась как чиновничье-бюрокра- тическая, как некая модификация старой командно-административной системы. Я ее называю бюрократурой, то есть диктатурой чиновничества.
При Борисе Ельцине КПСС была отодвинута от единоличной власти, однако на ее место пришел Чиновник, всевластие которого сегодня достигло чудовищных размеров, всевластие антидемократическое. Старая и новая бюрократия быстро нашли общий язык, ловко приладились к демократическим процедурам, используя их как прикрытие для экономического террора против народа, о чем мечтал еще Ленин.
Поскольку при Горбачеве связка старой и новой номенклатуры не была разорвана, то постепенно обстановка стала меняться не в пользу преобразований. Лидер растерялся, Шеварднадзе и я ушли в отставку. Горбачев окружил себя людьми откровенно карьеристского пошиба, без чести, слабыми рассудком, потерял нити управления. Руководство КГБ целенаправленно кормило его враньем о массовой поддержке политики главы государства. А глава государства как бы лечил этим враньем свою растерянность.
И вот результат. Еще заседало Политбюро, но мало кто хотел знать, чем оно занимается. Правительство принимало решения, которыми никто не интересовался. В больших городах шумели митинги. Крик над страной стоял невообразимый. Огромный корабль все быстрее и быстрее несло на острые скалы. В течение 1991 года я не один раз публично предупреждал о том, что социалистическая реакция готовит переворот. Говорил об этом и с Михаилом Сергеевичем. Однажды он сказал мне: «Ты, Александр, переоцениваешь их ум и храбрость».
То, что Михаил Горбачев по непонятным до сих пор причинам не принял превентивных мер против заговорщиков, — самый крупный просчет Президента СССР, трагический просчет.
Через несколько дней после событий 19—21 августа 1991 года деятельность КПСС и РКП была запрещена, партийное имущество национализировано, их банковские счета арестованы, организаторы мятежа отправлены в тюрьму. Но Борис Ельцин не довел до конца ни запрещение компартии, ни наказание преступников.
Это самая серьезная ошибка, однако, теперь уже Президента России. И тоже трагическая. Борис Ельцин проморгал и другой опасный процесс, когда старая номенклатура плавно перетекла в новые структуры власти, еще раз подтвердив свою непотопляемость.
Сегодня недобитый авторитаризм получил возможность продолжить свою подрывную работу в самых разных формах: формирование военизированных отрядов, нагнетание антисемитизма и нетерпимости к «лицам иной национальности», возбуждение великодержавного шовинизма. Идет подмена патриотизма дел патриотизмом слов, то есть спекулятивным патриотизмом. В воздухе снова запахло милитаризмом и цензурой, очевидны попытки усилить контроль над личностью, что неизбежно ведет к диктатуре господствующего класса через тоталитарную систему всеохватного чиновничества. Суживаются возможности формирования гражданского общества. Властные коммуно-патриоты на местах открыто разгоняют демократические и правозащитные организации, закрывают оппозиционные средства массовой информации. То и дело возникают движения и партии, которые, прикрываясь словами о демократии, исполняют ту же подрывную роль, что и большевики.
Иными словами, идет бездарное разбазаривание тех принципов демократии, которые были завоеваны в условиях острейшего сопротивления со стороны партийно-чекистской номенклатуры. Начало XXI века ознаменовано возвращением номенклатуры к рулю российской власти, причем номенклатуры низкого профессионального уровня, эгоистичной, жадной, коррумпированной. Опасный процесс.
Воистину история безжалостна — она бьет копытом по черепам дураков. Едва получив интеллектуальную свободу, мы опять загоняем себя в шоры нового догматизма, так и не попытавшись понять по-настоящему, что же с нами произошло. А власть ухмыляется: каков, мол, народ — таковы, мол, и песни.
