Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том III
Голландцы, услышав от него такого сорта разговоры, сочли его скорее заинтересованной партией, нежели посредником; итак, попытавшись подкупить Швецию, дабы выступить потом вдвоем против него, они столкнулись там с теми же затруднениями, какие они обнаружили подле Его Величества Британского. В самом деле, Король нашел средство обзавестись друзьями в Сенате этой страны, и они говорили почти тем же языком, как это делал Король Англии.
Переговоры по поводу Франш-Конте
Пока все это происходило, Месье Принц, кто уехал в свое Наместничество Бургундию, страшно раздосадованный тем, что увидел себя без влияния и без малейшего уважения при Дворе, постарался вновь обрести их какой-нибудь великой услугой. Он принадлежал к друзьям Наместника Конте, кто звался Маркиз д'Ийанн. Он свел с ним знакомство в то время, когда находился на службе у Испанцев, и так как этот Наместник не был [414] особенно богат, а он знал его, как весьма заинтересованного человека, он послал к нему доверенную персону из своих друзей, дабы предложить ему, если тот пожелает, вручить эту провинцию Королю, он распорядится предоставить ему столь огромное вознаграждение, что когда бы тот оставался еще сто лет с Испанцами, он не смог бы надеяться даже и на половину.
Эти великие обещания, хотя и сделанные наугад, без чего бы то ни было определенного под ними, поколебали Наместника. Он счел, что Месье Принц не сделал бы этого без приказа, а, значит, не было и никакого неудобства для него отдаться в руки посредника такого ранга. И вот, весь преисполненный доверием, он передал ему в ответ, что около пятидесяти лет находился на службе Его Католического Величества без малейшего продвижения; он прекрасно видел — все так же и останется по-прежнему, когда бы даже он прожил еще столько же; итак, он передает все свои интересы в его руки, поскольку тот пожелал предложить ему отыскать в тысячу раз больше подле Принца, против какого он всегда выступал с оружием в руках, чем он сам наживет подле мэтра, ради кого он проливал собственную кровь во множестве обстоятельств.
Месье Принц пришел в восторг, увидев его в столь добром расположении духа, и тотчас написал об этом ко Двору; но он хорошенько поостерегся представлять дело настолько легким. Он знал, когда надо заставить себя оценить, требуется сперва всех убедить в собственной необходимости. А значит, он удовлетворился сначала простым предложением такого-то дела, как если бы он сам не был еще ни в чем уверен. Надо было, каким бы он там Первым Принцем крови ни был, чтобы он поговорил о нем с Маркизом де Лувуа, прежде чем разговаривать об этом с Его Величеством, без этого его дело было бы не хорошо, а этот Министр мог бы распрекрасно найти средство его провалить. Этот порядок, или, скорее, это злоупотребление было введено еще со [415] времен Министерства Кардинала де Ришелье, и не было ни единого человека при Дворе, кто бы не знал, что никогда не говорят с Королем ни о какой вещи, о какой не было бы сказано предварительно Министру. Те, кто пожелал без этого обойтись, оказались в скверном положении; так что хорошо знавшие порядок придерживались этого правила буквально, хотя они его и не одобряли.
«Veni, vidi, vici»
Маркиз де Лувуа по этому поводу сам подольстился к Его Величеству, как если бы он думал исключительно о его славе, Месье Принц был уполномочен заключить этот договор, что был уже совершенно готов. В самом деле, недоставало сущей безделицы, не условились еще только о том, что дадут этому Наместнику, ему были сделаны лишь обещания, что это будет нечто крупное. Маркиз д'Ийанн был счастлив увидеть его вновь вернувшимся к деятельности. Они очень скоро пришли к полному согласию. Была обещана кругленькая сумма совместно с пансионом; в том роде, что Король, распрекрасно уверенный, что стоит ему лишь съездить в эту провинцию, и он сможет сказать после этого то же самое, что сказал некогда Юлий Цезарь, когда он разгромил врагов, уверенных, будто он был еще за морями: «Пришел, увидел, победил». Итак, Король выехал из Сен-Жермен-ан-Лэ 2 февраля, несмотря на суровую погоду. Между тем Принц де Конде шел впереди вместе с армией, и большая часть тех, кто сопровождал его во Фландрию во времена его мятежа, последовала за ним на это завоевание, или, скорее, на захват того, что было ему продано; они имели должности пропорционально их опыту, они верили, будто родились заново, потому как они сочли себя мертвецами, когда увидели его вернувшимся к себе, ни более ни менее, как если бы это было простое частное лицо. Что до него, то хотя он и не был особенно старым, он почувствовал себя помолодевшим на десять лет, как только увидел себя на коне.
Город Безансон сдался ему без боя в тот же самый день, как Король прибыл в Дижон. Ему не [416] о чем было его извещать, потому как Король прекрасно знал, что это должно было произойти тотчас же, как он объявится перед его воротами. Другие города этой провинции делали точно то же самое сей же час, как только Король туда прибывал. Доль, не припоминая больше, как он выдерживал долгую осаду против отца Принца де Конде, и что он мог бы поступить так же и против Короля, поскольку он был не менее силен в настоящий момент, чем был тогда, открыл ворота Его Величеству, едва он появился перед ними. Король вернулся оттуда в Сен-Жермен, и он прибыл туда 24 числа того же месяца, какого и уехал. Итак, всего лишь двадцать три дня он затратил на это завоевание, и пришел, и увидел, и победил.
Интриги Герцога де Лорена
Это событие привело в замешательство Голландцев, точно так же, как и Испанцев. Оно смутило еще и многих других, таких, как Герцог де Лорен, кто увидел себя тогда окруженным со всех сторон, в том роде, что он гораздо больше походил на пленника, чем на Суверена. Он по-прежнему оставался таким, каким и был всю свою жизнь, а так как он обладал беспокойным воображением, он только и думал, как бы натравить врагов на Короля. Он попытался, с самого начала этой войны, не давать никаких войск Его Величеству, каких он от него требовал; но, принужденный к этому помимо собственной воли, он и на этом еще не успокоился, и постарался побудить Императора заявить себя против него. Король прекрасно обо всем знал, но ничем ему этого не показывал; потому как он был уверен, что заставит его раскаяться, когда это ему заблагорассудится. Он уже стал мэтром части его Владений. Остальное было совершенно открыто, и пойти туда и все забрать было так же просто, как и то, что было сделано теперь в Конте. Существовала даже такая разница, что здесь не надо было давать никаких денег, дабы сделаться тут мэтром; тогда как там потребовалось отдавать их другому или, по крайней мере, пообещать. [417]
Итак, Король пользовался скрытностью, потому как не желал, чтобы Император, если он лишит Герцога его Владений, мог бы воспользоваться этим предлогом и объявить себя против него, еще увеличив партию его врагов и завистников. Ван Бенинг не встревожился, однако, так, как другие, взятием Конте, хотя Король засвидетельствовал, что потребуется ему ее оставить вместе с другими его завоеваниями, если Испанцы захотят заключить мир. Он сообщил своим мэтрам, что он воспротивится по этому поводу, как следует; Его Величество не выдержит своего характера, и все, чего им следует опасаться, так это, как бы Король Англии не изменил их договору. Испанцы весьма этого боялись, потому как им казалось, что он проявлял слишком много любезности ко всем чувствам Его Величества. Итак, сделав намного большее усилие, дабы подкупить его Парламент, нежели его самого, они начали устраивать столько заговоров в этом Корпусе, что, можно было сказать, они пожелали его рассорить с Королем Англии. Такое поведение настолько не понравилось этому Принцу, что если бы он мог уничтожить их после этого, он бы сделал это от всего своего сердца. Но так как он был чрезвычайно тонким политиком, хотя и не считался таковым в сознании всего света, он никому и ничего не показал, хотя им этого еще и не простил.
То, что случилось в отношении Конте, вогнало Голландцев в страх, как бы Король не сделал вот так еще какого-нибудь непредвиденного завоевания; они потребовали установления короткого перемирия между партиями. Они были совершенно уверены, что Испанцы охотно дадут на это их согласие; но они не могли рассчитывать на то же самое со стороны Его Величества, и они попросили Короля Англии присоединиться к ним, дабы его добиться. Его Величество Британское, кто не хотел подогревать недовольство своих народов, в чьи намерения входило заставить Короля заключить мир на условиях, угодных его врагам, или, по меньшей мере, объявить ему войну, дал знать об этом Его Величеству, как о деле, почти [418] необходимом для него, дабы помешать продолжению интриг кое-кого из дурно настроенных его подданных. Король не пожелал ему в этом отказать, но при условии, что перемирие коснется исключительно осад, поскольку он хотел еще прокормить его армии за счет своих врагов, хотя те, однако, находились уже в довольно бедственном положении. В самом деле, кроме войны, опустошавшей Фландрию, там появилась еще и чума. Она даже настолько свирепствовала там, что этой стране недоставало только голода, чтобы иметь разом все три бедствия, из каких Бог дал выбрать Давиду одно в наказание за его грех.
