Шарон Меркато - Люди разбитых надежд: Моя исповедь о шизофрении
Во-вторых, к каждому из нас приставлена сестра, которая говорит с нами где- то в течение часа. Это очень сложно, поскольку, как правило, они задают вопросы, на которые у меня нет ответов. В знак поддержки сестра поглаживает меня по руке. Я уверена, что все считают меня полной идиоткой и иногда это вызывает у меня злость. Я не должна сердиться на них, но меня выводит из себя их снисходительный взгляд. Обычно я недолго терплю эту рутину, потом встаю и иду прочь, обрывая их на полуслове. Я знаю, что это жестко, но думаю, что справедливо.
Я становлюсь все более сердитой и агрессивной. Я не собираюсь убить или поранить кого-то, но я настолько не в себе, что мне хочется разбить мою глупую голову. Что бы не происходило сейчас со мной, я просто хочу это прекратить. Должно же это чем-то закончится! Если конца не будет, я наверно сойду с ума. Мой мозг работает втрое быстрее, чем когда-либо раньше. Не думаю, что это хорошо. Сестра с мелкими кудряшками говорит мне, что лекарство замедляют скорость мыслей. Бобби считает наоборот. Он говорит, что все проблемы от лекарств. Я склонна доверять Бобби в этом вопросе и хочу сегодня отказаться от лечения.
Следующий пункт повестки дня — «ТТ». Это, конечно, означает трудовую терапию. Пациенты делают летающих змеев, которые не летают, керамические вазы. Некоторые женщины по желанию могут вязать или шить. Есть также деревообрабатывающая мастерская и кухня — для тех, кто любит варить или печь. Я планирую сделать вазу для цветов, которые мне никогда не подарят.
После трудовой терапии мы проводим групповую терапию. Восемь или девять больных садятся вместе в круг, а два или три врача предлагают нам тему дискуссии. В основном это проблемы, которые мешают нам жить в больнице. Обсуждение бывает интересным, поскольку иногда кто-нибудь из пациентов жалуется на другого больного, с которым он не ладит. Там можно услышать: «такая-то доведет меня до сумасшествия, если не будет разговаривать со мной», «я думаю, что такой-то — сноб»; или «такой-то весьма много курит. Я видел 25 окурков в унитазе». Обсуждения хорошо контролируются и направляются врачами во время занятия, но после него начинаются истинные словесные баталии.
Один из пациентов вспомнил, что Бобби много времени проводит в ванной. Бобби не было на этом занятии, но Ингрид — была. Она внимательно рассматривала свои ноги, будто на них выросли здоровенные пальцы. Но я заметила подобие улыбки на ее губах. (Едва ли Ингрид знает, что Бобби принимает в ванной еще и других девушек. Бедняга).
Я никогда не принимаю участие в обсуждении. Боюсь, что все, что я скажу, может быть использовано против меня, если не врачами, то, по крайней мере, другими больными. Я просто слушаю.
Недавно к нашей группе присоединилась девушка-подросток. Бобби всегда мне рассказывает о новых больных в больнице, но он никогда не упоминал о Элен. Ей около 15 лет, она очень мила и не очень больна, поскольку ей разрешается носить голубые джинсы и свитер с нарисованным Микки Маусом на груди. Но она такая хрупкая и невинная, что хочется приласкать и защитить ее от всего плохого.
У Элен есть свой амулет. Она везде носит маленькую самодельную меховую куклу, с которой все время разговаривает: «Тидбит, ты не должен так говорить. Это плохо». Одному Богу известно, какую такую пакость выкинул маленький Тидбит.
Я боюсь за Элен. Она может стать мишенью для некоторых насмешливых лиц. Она будто держит себя в руках. Надеюсь, что Тидбит не будет участвовать в групповой терапии. Пусть он остается немым.
ПисьмоС сегодняшнего дня я отказываюсь от лекарств. Я хорошо это обдумала и считаю, что так будет лучше. Я не знала всеохватывающего чувства ужаса, пока не попала в больницу. Причиной этого наверняка являются лекарство. Этим же можно объяснить и то, почему душевнобольные становятся душевнобольными. Они приходят в больницу травмированными, но здоровыми, и становятся здесь лунатиками по причине лечения. Это логично. Когда я училась в школе, многие мои одноклассники увлекались тем, что вызывали у себя галлюцинации. Они принимали химические вещества, которые возбуждали мозговую деятельность, и тогда они ходили по лунному лучу или видели Иисуса Христа. Но через определенное время они снова становились нормальными людьми. Так они «путешествовали» в мир сумасшествия.
Когда сестра зашла в мою комнату с маленькой знакомой мне бутылочкой, я отрицательно покачала главой. Сначала она восприняла это спокойно и спросила, почему это я веду себя не так, как всегда. Я спросила у нее название лекарства. Она ответила, что у меня два выхода: или я принимаю лекарство, или мне их будут вводить силой с помощью шприца. Я снова отказалась. Сестру это не удовлетворило. Она вышла, размахивая руками, как оловянный солдатик.
Естественно, вернулась она уже не одна. С невозмутимыми лицами они подошли к кровати, говоря мне о сотрудничестве и медицинских показаниях. Сейчас я не боялась их. Я была слишком сердита на них, чтобы бояться и была намерена бороться до конца.
Когда они начали окружать кровать, сестра с мелкими кудряшками вышла вперед. Я рассматривала ее. Она обратилась ко мне тихим, но властным тоном, я слушала. На ее блузке, как и у других, была приколота карточка, на которой я прочитала: «Карен». Она использовала все возможные доводы, лишь бы убедить меня. Обещала, что доктор Грин (как я его про себя называла) даст мне все пояснения относительно использования лекарства, говорила, что я умный человек и должна понять, что цель врачей — прекратить беспорядок, в котором я нахожусь. Это всего-навсего средство, необходимое для лечения болезни. Никто не хочет причинить мне вреда, сделать мне хуже. Она делала ударение на том, что я должная верить в это.
Я спорила, говорила, что никогда в жизни не принимала даже аспирин. Силы мои исчерпались — я закричала. Бесчисленные змеи вылезли из-под кровати, их лица морем ночных ужасов надвинулись на меня. Я бросилась к Карен, умоляя ее прогнать этих монстров. В конце концов, я подчинилась, и игла успокоила меня.
ПисьмоКарен назначена моей постоянной медсестрой. Ежедневно я забрасываю ее вопросами о счетах и лечении. Она терпеливо рассказывает о положительных следствиях терапии и психиатрических лечебных процедур, ссылаясь при этом на доктора Грина, которому можно доверять. Мне тяжело в это поверить. Как можно доверять человеку, который уверен, что я сумасшедшая? Я не могу быть и не буду больной. Я отказываюсь.
С Карен легко говорить, у нас с ней полное взаимопонимание. Есть и другие врачи, с которыми легко общаться, но все же не так, как с Карен.
В больнице есть медбрат, который играет на фортепиано, когда на него снисходит вдохновение. Он и в самом деле одаренный человек: хорошо поет блюз и рок. Когда я слышу издали его игру, мне хочется пойти в комнату отдыха и послушать его, но я каждый раз сдерживаю себя. Я не хочу, чтобы они думали, что хоть что-то нравится мне в больнице. Это может стать фатальным в решении моей судьбы.
Один раз в неделю у нас проходит вечер игры в лото. Бобби повел меня туда в прошлый раз. Я много смеялась, но не помню из-за чего. Кто-нибудь из дежурных каждую неделю обходит больных, собирая денежные пожертвования. Это может быть пени или доллар, не имеет значения. Потом он покупает разные пустячки: косметику, книжки, духи, головоломки — как призы для победителей игры в лото. Кстати, проигравших в этой игре не бывает: покупается контейнер попкорна, расфасованного в маленькие мешочки, и раздается в качестве меньших призов.
Но самое интересное, что для выигрыша не нужно заполнять всю карточку, можно заполнить хотя бы две строки. Ведущий игры выкрикивает определенный номер, и если у вас есть этот номер, вы выиграете и триумфально получаете мешочек попкорна. Как видите, выиграть очень просто и вы можете заработать до десяти пачек воздушной кукурузы за одну игру.
Ведущий всерьез исполняет свои обязанности. Он выкрикивает номера своим громким голосом и выглядит искренне взволнованным, когда кто-то подходит к нему за своим попкорном. Он поздравляет каждого, даже если этот человек выигрывает уже не первый раз.
Бобби эта игра быстро надоела, к тому же мы оба были буквально набиты попкорном. Пол укрывали маленькие белые шарики, которые скрипели под ногами. Уже можно было идти. Элен, которая сидела возле нас, прошептала, что Титбит выиграл 17 раз. Я посмотрела на стол, и действительно — Титбит был завален попкорном.
ПисьмоКарен сообщила мне, что с приема сиропа я перехожу на прием таблеток. Она говорила об этом так взволнованно, будто это было невероятное достижение. Я сказала, что буду счастливая лишь тогда, когда совсем перестану принимать лекарства. Она рассмеялась, но добавила, что это значительный шаг к выздоровлению.
Я участвую в групповой и трудовой терапии. Я делаю керамическую вазу, которая выходит не такой уж хорошей. Я участвую во всех лечебных программах и послушно отвечаю на все вопросы врачей.
