Галина Гордиенко - Гран-при за лучший прикол
― Шею тебе свернет только в случае крайней необходимости!
― Маша, ну зачем! ― протестующе воскликнула Лелька.
― Зато Я в любую секунду, ― Маша грозно насупилась. ― По настроению!
Попугай вертел головой, рассматривая двух потенциальных опекунш, и нервно топтался по карнизу. Цепь звенела.
― Ну шо, петух ощипанный, выбрал?! ― Маша ткнула шваброй в штору, та в ней запуталась, и обе тяжелые портьеры вместе с карнизом едва не сверзились вниз.
Почувствовав, как спасительный насест под ним задрожал, попугай нервно крякнул и решился. Коршуном спланировал вниз и упал прямиком на Лелькино плечо.
Теперь крякнула Лелька, попугай оказался вовсе не в весе пера. Да и лапы у него… Лелька поморщилась от боли. Маша мгновенно поняла, в чем дело. Шлепнула попугая по холке и гаркнула:
― Когти убери, ты, мечта диетолога!
Лелька восхищенно ахнула: птица моментально втянула острые когти. Будто действительно понимала человеческую речь.
― Невероятно, ― прошептала Лелька.
― А я что тебе говорила? ― довольно ухмыльнулась Маша. На всякий случай ― чтоб Васька не задавался ― фиг ему, а не Василий! ― пренебрежительно фыркнула: ― Не пускай слюни ― обыкновенный рефлекс!
― Ну да?
― Зайца бить, он спички зажигать научится, ― отмахнулась Маша. ― Небось Мишка ― это его хозяин бывший ― по сто раз на дню ревел: «Убер-ри когти, скотина!», вот и приучил.
Попугай на Лелькином плече ощутимо вздрогнул. Маша захохотала. Лелька сочувственно провела пальцем по шелковистой грудке и шепнула:
― Не бойся!
Попугай едва заметным движением коснулся головой Лелькиной щеки и с достоинством произнес:
― Василий. Хор-рошая птица!
― Лелька, ― она завороженно таращилась на попугая.
― Лель-ка, ― будто пробуя слово на вкус, пропел попугай. ― Лелька-Лелька-Лелька!
― Молодец. Правильно, ― Лелька заулыбалась.
― О-о! Спелись уже! ― Маша отбросила швабру в сторону и вскочила с кресла. ― Тогда к делу!
Супружеская спальня напоминала Мамаево побоище. Шкафы стояли нараспашку, ящики были вывернуты, многочисленные плечики сиротливо прятались в сумраке шифоньеров. Содержимое пестрой грудой валялось на кровати, креслах и просто на паласе.
Подруги уже не переругивались. Устало ворошили дорогие Машины одежки и горестно сопели. Сытый Василий ― Маша сунула ему банан, как взятку, лишь бы молчал! ― дремал на подоконнике.
Лелька потрясла в воздухе крошечными кожаными шортиками и пробормотала:
― А по-моему, элегантная старая дама с попугаем на плече выглядела бы более интересно, чем соплюшка с голой попой.
― По-твоему, ― вяло огрызнулась Маша, ― это ты правильно отметила.
Подруги хмуро переглянулись. Потом Лелька встревоженно покосилась на часы: двенадцатый. Ей бы давно пора очаровывать босса, а она все роется в Машином тряпье. И даже с имиджем не определилась!
Маша брезгливо отбросила клубный пиджак и сказала:
― Ты ж к мужику идешь наниматься, не к тетке! А они пусть уже одной ногой в могиле, все равно на молоденьких таращатся, поверь моему горькому опыту.
― Самсон Ильич не такой!
― Все они одинаковые! Вот давай хоть у Васьки спросим.
Маша взяла седой парик ― в Лелькином небольшом рюкзаке оказалась упакована целая костюмерная! ― и небрежно напялила его на голову. С сомнением повертела в руках старинное пенсне ― она в первый раз видела такое не в фильме, а в реальной жизни ― и нацепила на нос. Потом набросила на плечи тяжелую кашемировую шаль ― Лелька фыркнула: Маша моментально превратилась в старушку, жаль, морщин не нарисовала ― и направилась к подоконнику.
Попугай как-то почувствовал ее приближение. Приоткрыл один глаз, моргнул и тут же испуганно распахнул оба.
― Бдишь! ― одобрительно подмигнула ему Маша. Подбоченилась, выставив вперед голую ножку, и спросила: ― Ну, как я тебе?
Попугай закашлялся и неуклюже отодвинулся подальше. Видимо, решил, что у этой странной двуногой что-то с головой не в порядке. Лелька прыснула в ладошку.
― Полено пернатое! ― возмутилась Маша. Дернула себя за седую прядь и уточнила: ― Я спрашиваю, как тебе мой новый прикид? Волосы седые и вот ― э-э… пенсне!
― Очень мило! ― гаркнул Василий и опасливо отпрыгнул в сторону. Снялся с подоконника. Опустился на дверцу шкафа и почувствовал себя в относительной безопасности. Сунул голову под крыло, что-то там выкусывая, и уже оттуда невнятно прозвучало: ― Стар-рая перечница.
― О-о! ― торжествующе подняла палец Маша. ― И это вякнул паршивый попугай, случайно не пошедший на бульон в голодные военные годы. Сам почти ископаемое, а меня ― старой перечницей! А что подумает ― пусть не скажет! ― твой будущий шеф?
Лелька хмыкнула, она недоверчиво разглядывала попугая. Пыталась понять, как его можно было так классно выдрессировать. Или приучали отвечать определенным образом на определенные реплики?
Скорее всего.
Маша же вдруг решила, что спускать наглое Васькино замечание никак нельзя, иначе на голову сядет. Метнула в попугая подушку и возмущенно крикнула:
― Сам старый хрыч! Небось в самом деле еще революцию помнишь!
― Ага, ― рассмеялась Лелька. ― И падение тунгусского метеорита!
― А что, с него станется!
Васька снялся со шкафа и вернулся на подоконник. Подушку он проигнорировал. Маша, отпыхиваясь, стянула парик. Вытерла им лоб и буркнула:
― Ох, и душный же… ― осторожно сняла пенсне и воскликнула: ― Ну хочешь, я еще Ваньке позвоню!
― Зачем?
― Спрошу, кому бы он отдал предпочтение – молодой смазливой девчонке, пусть глуповатой ― это даже неплохо, чтоб ты знала, не будет нос совать, куда не нужно ― или старой вешалке, пусть с образованием и интеллигентной?
― Ванька ответит – старухе.
― Почему это?!
― А как еще отвечать жене?
― А-а-а… ну давай позвоним…
― Не надо. Твоя взяла. Так и быть, стану соплюшкой.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Лелька неуклюже выбралась из такси. Она и спиной чувствовала липкие ― и в тоже время опасливые! ― взгляды шофера.
Впрочем, Лелька его понимала. Бессовестная Машка сделала из нее такого оторвыша!
Василию прощальные взгляды шофера тоже чем-то не понравились. Он тяжело заворочался на Лелькином плече. Обернулся на пожилого потливого мужчину и брезгливо припечатал:
― Козел!
Шофер открыл рот. Огромная яркая птица и без того выглядела достаточно экзотично.
Лелька встревоженно заметила, что он распахнул дверь. «Вот только скандала посреди улицы мне не хватало, ― печально подумала она. ― Вернусь, убью Машку!»
Лелька демонстративно выдула огромный пузырь. Проткнула его ногтем – накладным, острым, безобразно лиловым, разрисованным зачем-то черными крестами ― и противно прогнусавила:
― Ты б, дядя, поберегся! Мой друган завсегда в драке глазки норовит выклевать… или выцарапать? А-а, без разницы! ― Лелька одобрительно потрепала попугая по холке и похвастала: ― Прям коршун!
Шофер проникся. Дверь моментально захлопнулась, и машина с визгом снялась с места.
Лелька фыркнула. Василий томно проворковал:
― Хор-рошая птичка!
― Ты, главное, в офисе не подведи, ― шепнула Лелька. ― Не молчи там, и вообще… поэкзотичнее будь!
Она попала каблуком в ямку между плитками тротуара и едва не упала. С трудом вернула равновесие и мысленно высказала Машке все, что о ней думает.
Двенадцать сантиметров!
Она в цирковом училище не обучалась!
Впрочем, поймав изумленный взгляд вчерашнего охранника и увидев его широко раскрытый рот, Лелька чуть утешилась. Одернула коротенькую меховую курточку ― «На кой черт мех, интересно, если брюхо голое?» ― горестно удивилась она ― и поцокала к офису.
Жаль, не видела себя со стороны!
Потрясающее, наверное, зрелище!
Если верить Машиному зеркалу, к оцепеневшему охраннику сейчас неуверенно ― каблуки подламывались! ― приближалась девица лет семнадцати-двадцати. В черных кружевных колготках, на высоченных шпильках, в коротеньких кожаных шортиках ― ягодицы из них так и вываливались! ― в расстегнутой меховой курточке, а под ней ― крошечный, ядовито-красный топик. Голый живот обсыпан блесками, пупок подмигивает миру ярко-синим камнем, тонкая шейка едва выдерживает вес «кулона», вырезанного из «лунного» камня в виде огромного яйца. Безбожно накрашенная ― как тушь с ресниц не сыпется? ― и так же безбожно надушенная.
Десятки тоненьких пепельных косичек упруго подпрыгивали в такт неуверенным шагам, мелкие монетки ― десятикопеечные! ― тоскливо звенели. На лоб спускался еще один камень на кожаном шнурке, охранник потрясенно узнал обычный морской голыш с дыркой посередине.
Такие камни они в детстве терпеливо искали на черноморском берегу, называли «куриным богом» и искренне верили ― они приносят счастье.
