Анастасия Эльберг - Мишень
Холодные стальные глаза скользнули по мне, оценивающе оглядели мою спутницу. Дана небрежным жестом убрала волосы с плеча, демонстрируя бриллиантовый браслет, и снисходительно улыбнулась Веронике.
— Ева, милая, этого очаровательного джентльмена зовут доктор Кристиан Дойл, — продолжала стараться Франческа. — Тот самый нейробиолог из Англии, который открыл секрет бессмертия. Хотя, как по мне, никакие, даже самые чудные открытия и рядом не стояли с его картинами и музыкой. Вот где раскрывается подлинный гений…
— Очень приятно, доктор Дойл.
— Взаимно, мадам.
— Мадемуазель, — поправила Дана тоном, в котором разве что очень чуткое ухо различило бы капельку яда.
Я поцеловал ей руку, отметив отсутствие кольца.
— Хочется верить, что ваш бывший супруг сможет постичь всю глубину своего несчастья — он потерял сокровище.
— Если за сокровищем не охотятся пираты, и оно залеживается в одном трюме, даже ящик золотых монет превратится в безделушку, доктор Дойл. Оно ценно только тогда, когда никому не принадлежит.
— Судя по тому, что все присутствующие здесь мужчины очарованы вами, вот-вот разразится настоящая пиратская война…
Дана приготовилась выдать колкость, но Вероника ее опередила.
— Прошу прощения. Что-то мне нехорошо. Пойду попудрю носик.
Франческа взяла ее под локоть.
— Я провожу тебя. — Она успокаивающе кивнула нам. — Кое-кто не рассчитал с шампанским. Все поправимо. Ах, милые, мне бы ваши годы…
Проводив женщин взглядом, Дана снова повернулась ко мне.
— Неожиданный визит, — наконец обронил я. Страшно подумать, каких усилий мне стоило это спокойствие — сердце стучало так, будто я непрерывно охотился пару суток.
— Неожиданный поворот. Думала, что увижу тебя в компании пустоголовой вампирши, максимум — в компании вакханки, но пьяная смертная?..
Дана достала из сумочки сигареты, а я выудил из нагрудного кармана зажигалку.
— Я курю, — объявила она с гордым видом.
— Смертные говорят, что хорошие привычки продлевают жизнь, а плохие делают ее приятнее.
— Тон знатока. Должно быть, ты успел пообщаться со смертными.
— Не так близко, как ты, но успел.
Дана затянулась, и ментоловый дым медленно поплыл в безветренном воздухе.
— Какими судьбами ты здесь? — осведомилась она. — Аннет, не так ли? Впервые за много десятилетий тебе представилась возможность поохотиться. — Дана сделала шаг ко мне и потянула носом воздух. — Или… не совсем поохотиться. Хотя почему бы не совместить приятное с полезным и не завести интрижку? Сначала Марта, теперь — Незнакомка. Когда-нибудь Магистр найдет способ прикрутить тебе голову как следует. Или открутить и больше не мучиться. Я бы выбрала последнее, хотя первое веселее.
Она стряхнула пепел в большую мраморную пепельницу. Пауза затягивалась, я изучал ее профиль — он был знаком мне до мельчайших деталей, я часто рисовал его по памяти, но не мог поверить в то, что вижу Дану снова. Мучительно реальный сон наяву — я ждал, что проснусь, и одновременно боялся, что это произойдет.
— А что привело тебя, Дана?
— Работа.
— И только?
Дана с недовольным видом потушила сигарету.
— Мы встретились на светском мероприятии в большом европейском городе, а ты ведешь себя так, будто кто-то плетет вселенский заговор, Винсент. Может, это чистая случайность?
— Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Может, я решила тебя проведать? Полюбоваться твоими вакханками и смертными приятельницами? Взглянуть на твои картины, послушать музыку? Иногда я вспоминаю о тебе, Винсент.
Я не ответил, и Дана подняла глаза к потолку.
— Ты жесток! Ты мог бы сказать, что тоже вспоминаешь обо мне, и часто!
— Слишком часто.
— Ведь ты любишь меня, Винсент?
— Был рад увидеться, Дана.
Заметив, что я хочу уйти, она взяла меня за рукав.
— Если ты часто обо мне вспоминаешь, но не любишь, о чем же ты тогда думаешь?
— Почему тебя это интересует?
— Потому что ты думаешь обо мне, а, значит, я должна знать. Ты вспоминаешь нашу брачную неделю, да, Винсент? Помнишь наше путешествие? Ирландию? Ведь было весело?
Тысячу раз она цепляла одни и те же невидимые крючки внутри меня — и тысячу раз получала желаемую реакцию. Сейчас я чувствовал то же, что и всегда во время ее бесконечных сцен — медленно нарастающую злость. И, если тогда такие проблемы решались, стоило нам закрыть за собой дверь спальни…
— Хочешь знать, о чем я думаю, Дана? Я думаю о том, как женщина, которая ждала меня почти две тысячи лет, спасала мне жизнь, делила со мной постель и клялась в вечной любви ушла, потому что свобода для нее оказалась дороже! Ты знаешь, каково это — день за днем открывать глаза и понимать, что ад, в котором ты живешь, еще не закончился? А ты знаешь, каково это — когда кто-то вызволяет тебя из этого ада, а потом бросает, и вот он, снова, этот ад, только уже страшнее, потому что он тебе уже знаком? Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя, Дана? А ты любила бы существо, которое предпочло тебе свободу?!
— Вот уж не знаю, Винсент. Будь я на твоем месте… думаю, что да.
— И, к сожалению, ты права. Хотя не уверен, можно ли называть это любовью.
Дана, напустив на себя невинный вид, потрепала волосы.
— Надеюсь, со своими чувствами к Аннет ты определился поконкретнее.
— Больше нам не о чем говорить, Дана.
— Пока-пока, Винсент. Передай своей смертной, что алкоголь плохо влияет на слабый человеческий организм.
Официант остановился передо мной, и я решил не отказываться от очередного бокала. Правда, пить мне не хотелось, я бы с большим удовольствием разбил его о стену, туда же отправил бы и поднос, а потом — и официанта. Но если каратель Винсент мог позволить себе такое поведение, то доктора Кристиана Дойла как минимум не поняли бы. Пришлось сделать пару глубоких вдохов и, сохраняя внешнее спокойствие, пройтись взад-вперед по зале. Я высматривал Эмили, но она меня опередила, вынырнув из толпы.
— Ну, что я сейчас расскажу!.. — начала она и осеклась, посмотрев мне в лицо. — Что такое, пап?
— Все в порядке, детка, просто задумался. Так что ты хотела рассказать?
— Просто задумался? Да ты сейчас от злости сметешь все вокруг!
— Хватит, Эмилия. Я тебя слушаю.
— Обещай, что дома все расскажешь!
Пообещать я не успел, потому что мой сотовый телефон разразился заливистой трелью. Сначала я решил, что меня ищет Киллиан, на худой конец — мисс Сандерс, но ошибся.
— Только не думай, что я сошел с ума, ладно? — заговорил Эдуард.
— Где ты? Отец тебя искал.
— В больнице. В приемном покое. Госпиталь имени Люси Тревер, знаешь такой?
— Знаю, черт побери. Как ты туда попал?
— Не знаю! — заныл Эдуард. — Здесь все говорят, что я попал в аварию, а я отлично себя чувствую! Но меня не выпускают… сказали, это шок. В общем, не мог бы ты приехать?
— Сейчас буду.
Эмили смотрела на то, как я убираю телефон в карман.
— Сделай мне одолжение, детка, — обратился я к ней. — Права у тебя с собой?
— Да. — Она указала на сумочку. — А что такое?
— Ты видела рыжеволосую даму, в компании которой я пришел? Это Вероника Корд, моя начальница. Ее машина — серебристый двухдверный «мерседес», на заднем стекле наклейка «Я люблю быструю езду». Доставь даму домой — это недалеко. Она выпила лишнего, не хочу, чтобы она садилась за руль.
Эмили развела руками.
— Ну ладно. А ты куда?
— Как всегда. На поиски приключений.
* * *Эдуарда я нашел без труда — и потому, что приемный покой госпиталя в такой час был почти пуст, и потому, что все знали, кто такой Мун-младший. Возле его кровати топтались две медсестры, а молодой светловолосый врач с сосредоточенным видом изучал показатели кардиографа.
— Еще порцию крови, — распорядился он. — Вторая отрицательная.
— Да, доктор, — ответила одна из медсестер и направилась к двери.
Вторая не отвлекалась от своего занятия — прикрепляла к капельнице пакет с прозрачной жидкостью.
— Вот и обезболивающее, господин Мун, — с улыбкой обратилась она к Эдуарду. — Все будет хорошо.
— Со мной и так все хорошо! — простонал пациент. — Кристиан, скажи им!
Врач и медсестра как по команде повернули головы ко мне. Я улыбнулся.
— Добрый день. Меня зовут Кристиан Дойл, я друг Эдуарда. Мы можем побыть пару минут наедине? Я врач. Обещаю, ничего не случится.
Медики помедлили, поглядывая на меня с сомнением, а потом сдались и вышли из маленькой палаты, тихо прикрыв дверь.
— Все сошли с ума! — отрубил Эдуард.
— Помолчи-ка.
Я заглянул ему в глаза — зрачки были подозрительно широкими при учете яркого света лампы — а потом взял за руку и сосредоточился на ощущениях. Эдуард не выглядел жертвой аварии: ни царапины, ни синяка. И здоровый цвет его лица никак не вязался с моим диагнозом.
