Айзенберг Я.Е. - Ракеты. Жизнь. Судьба.
инженер Николай Волобуев, впоследствии бессменный руководитель нашего
профкома.
Погибло много заместителей Янгеля (он сам отошел покурить и чудом
уцелел, хотя тоже получил ожоги) и среди них любимый первый заместитель
Лев Абрамович Берлин. Я непосредственно с ним не работал, так как он
отвечал за производство и обеспечивал всю связь с заводом, но хорошо
знавшие его люди говорили, что он – один из самых талантливых
организаторов. Рассказывали о буквально сказочной его карьере. Когда в
1954 году М.К.Янгель создал ОКБ-586, он поначалу, естественно, столкнулся
с большим числом организационных проблем и неурядиц. На личный прием к
нему пришел молодой (относительно) инженер Л.А.Берлин и рассказал о
видимых ему (и не только) недостатках, причем сделал это настолько глубоко
и толково, что Михаил Кузьмич спросил, видит ли он способы быстро
поправить положение дел. Не то на том же личном приеме, не то на
следующий день Берлин передал Янгелю свои предложения по организации
работ, а еще на следующий день он был назначен, минуя все промежуточные
ступени, первым заместителем Янгеля, чтобы он мог реализовать свои идеи.
Не ручаюсь за 100% достоверность рассказа, но Янгель очень ценил Льва
Абрамовича, уезжая довольно часто в командировки, оставлял его за себя, и
повторял своим заместителям, что «мы можем все уехать, оставив только
Берлина, и дела будут идти нормально». Берлин приехал на Байконур
буквально за несколько дней до катастрофы, работ у него там не было, его
пригласил Янгель на первый пуск, и он погиб.
24 октября 1961 года, когда произошла эта трагедия, стал самым «черным»
днем в ракетной технике (это была и остается самая большая катастрофа по
числу человеческих жертв), в этот день мы, как люди глубоко суеверные,
пуски ракет больше не проводили, думаю, Россия и сейчас не проводит.
Была назначена самая высокая из всех возможных правительственная
комиссия во главе с Л.И.Брежневым, которая, к счастью, пришла к выводу,
что виновники погибли при катастрофе, арестовывать и расстреливать никого
не нужно. Вот что значит, уже не было в живых «великого вождя», а то бы
так просто все не обошлось.
24
Я по работе не имел никакого, даже теоретического, отношения к аварии, и
этом смысле она меня не коснулась.
Но трагедия не повлияла на необходимость продолжения работ и создания
МБР 8К64.
Первая задача состояла в назначении руководителя ОКБ-692 вместо
погибшего Коноплева, так как мы оказались в этот момент ключевой
организацией. На этот раз твердо решили назначить на эту должность
профессионала, т.е. работника НИИ-885 или военного из ГУРВО (Главное
управление ракетного вооружения РВСН). Однако отношение москвичей к
провинциальному, голодному Харькову за это время не изменилось, так что
все достойные военные сразу отказались. Точно так поступили и заместители
Пилюгина, и выбирать пришлось из сравнительно невысоких чинов, типа
начальников лабораторий.
Был выбран (в том числе, с приглашением в ЦК КПСС) начальник
лаборатории маятниковых измерителей боковых ускорений (наше ОКБ и не
собиралось заниматься такими приборами, так как мы использовали
гироскопические измерители НИИ-944) Владимир Григорьевич Сергеев, так
что опять предыдущая работа его никак не была связана с новой. Но тут уже
ничего не попишешь, ни в министерстве, ни тем более в ЦК в таких вещах
никто не разбирался, а во всех других кадровых отношениях Сергеев был
фигурой идеальной. Москвич, из рабочих, участник войны не только с
Германией, но и с Японией, кандидат технических наук. Что еще нужно,
чтобы быть руководителем вновь созданного гигантского ОКБ. Хотелось бы,
чтобы у него был опыт руководящей работы на более высокой, чем начлаб
должности, но с этих должностей в Харьков из Москвы никто не хотел
уезжать. Я проработал с Владимиром Григорьевичем четверть века, причем
большую часть этого времени в качестве его заместителя.
Сергеев с семьей (жена Мария Васильевна и два сына) приехали в Харьков, и
он приступил к работе. Сначала он никого не менял (это в полной мере было
им сделано много лет спустя и не по производственным причинам), а
проявил огромную работоспособность, работая фактически сутками напролет
и вдохновляя тем самым своих сотрудников на такой же самоотверженный
труд.
25
ПРОБЛЕМА УСТОЙЧИВОСТИ.
Следующая ракета на заводе №586 была готова, наша аппаратура
скрупулезно оценена, и еще раз установлено, что причиной аварии были не ее
дефекты, а нарушение технологии работ.
Сергеев, прихватив меня, так как речь шла о пуске ракеты, т.е. о работе, в
первую очередь, системы стабилизации движения, чем занималась моя все
еще группа (в конце концов, при его вмешательстве спустя пару лет меня
назначили начальником лаборатории), отправился на Байконур, и мы начали
готовить к пуску вторую ракету 8К64.
Но наши неприятности были еще впереди, и, если к катастрофе 24 октября
наша группа отношения не имела, то последующие две аварии практически
целиком на нашей совести, правда, они обошлись без человеческих жертв,
хотя отсутствие у нас знаний и опыта сказалось в полной мере.
Единственными нашими «соучастниками» в этом деле были динамики
Днепропетровска, но отсутствие квалификации у них с нас вины не снимает.
Вторая ракета была пущена без всяких эксцессов на старте (откуда теперь
были беспощадно изгнаны все ненужные сотрудники всех фирм), нормально,
хорошо пролетела вся первая ступень, а со второй что-то случилось, и на
Камчатку она не пришла. Редкий случай, когда после пуска разработчики так
ничего и не поняли в причинах неудачи.
Чтобы это объяснить, нужно очередной раз перейти к техническим
подробностям, хотя я постараюсь изложить все попроще.
Единственный способ (тогда и сейчас) узнать, что происходит на борту
ракеты в полете, это разобраться в так называемой телеметрической
информации. На этапе летно-конструкторских испытаний на ракете, главным
образом, в системе управления установлено большое число измерительных
датчиков, информация с которых поступает на бортовые согласующие
устройства, а от них по специальной радиолинии передается на Землю. Это и
есть
система
телеметрического
контроля
(СТК),
непременная
принадлежность каждой ракеты, пускаемой с полигона. Конечно, вся СТК
установлена и проверена на заводе-сборщике ракеты (разрабатывал все эти
приборы – и бортовые, и наземные специальный институт нашего
министерства, расположенный в том же Калининграде).
На наше «счастье», кроме неприятностей со второй ступенью при пуске
отказала и СТК, так что мы остались без всякой информации с борта ракеты.
Можно было только гадать, чем мы некоторое время и занимались, но в
результате пришли к единственному возможному выводу – надо повторить
пуск. Если первый раз был случайный производственный дефект, мы так и не
узнаем его причины (ну и черт с ним), а если что-то неслучайное, оно
повторится, и мы поймем, в чем дело, ведь не может СТК отказать еще раз.
Пуск повторили, СТК работала, полет второй ступени снова оказался
неудачным, но теперь была возможность разобраться, в чем дело. Вопрос
26
оказался достаточно сложным, тем более что на практике советская ракетная
техника столкнулась с ним впервые. И снова требуются технические
пояснения.
Речь идет о хорошо известном с того самого времени эффекте влияния
колебаний свободной поверхности жидкого наполнения, т.е. попросту говоря
топлива в баках ракеты в полете.
В принципе есть аналогия, когда хозяйка несет полные ведра с водой на
коромысле. Чтобы предохранить воду от расплескивания, она подбирает ритм
ходьбы (борьба с первым тоном колебаний) и кладет сверху деревянные
кружки, чтобы ограничить подвижность свободной поверхности жидкости
(борьба со вторым тоном колебаний). Это, конечно, очень грубая аналогия,
вторым тоном колебаний жидкости для ракет можно пренебречь, а вот с
первым дело обстоит хуже. Ведь в баках находятся десятки тонн жидкости,
свободная поверхность из-за расхода топлива в полете образуется, а темп
движения задается параметрами двигателя и геометрией ракеты,
