Виталий Каплан - Масть
– Да уж, – вставил я, – вот только Духовника вам и не хватало.
– Верно, – согласился дядюшка. – И начал я неспешно, аккуратно дело то раскручивать… и настал момент, когда обнаружилось, что замешаны тут Светлые – и столичные, и московские, и, – вежливо кивнул он графине, – тверские. В несколько лож внедрились, доверие людское мелкими фокусами завоевали – и начали склонять масонов к тому, чтобы государственное устройство полностью сменить сообразно учениям французских господ-просветителей. Мало-помалу понял я, что именно руками людей все и предполагается свершить, магии почти не тратя и потому под нарушение Договора не подпадая. С той целью масонов на гвардию направили, дабы уловили они в свои сети подходящих офицеров. Не только Семёновский полк, но и Кавалергардский, и Преображенский. Но ведь люди есть люди… свойственно им, знаете ли, доносы писать. И потому многажды поступали в канцелярию Тайной экспедиции изветы, и передавал их мне Сыроежкин. Но мало того, самого Сыроежкина тоже в заговор втянули. Представляете – господа столичные Светлые не побрезговали Тёмного в свою компанию позвать! Соблазнили тем, что коли победят заговорщики, то представится Варламу Игнатьевичу возможность поквитаться с некоторыми врагами своими, высокими вельможами, тронуть коих пока что никак нельзя. Использовали же его Светлые для того же, для чего и я: доносы отлавливать и ходу им не давать. Ну а умный господин Сыроежкин мне как на духу всё и сообщал… и потому картина заговора сделалась мне ясной уже к лету восемьдесят седьмого.
– Потому и обо мне вспомнили, дядюшка? – предположил я. – Соратники понадобились?
– Истинно так, – согласился он. – Я ж не лгал тебе давеча – знать-то о заговоре знал, а вот поделать ничего не мог. Ни людскими средствами, ни через Дозоры. Одна надежда была – свою команду создать из Иных, которые не Тьме и не Свету были бы преданны, а мне лично. Затем и ты, Алёша, мне потребовался, причём не столь уж и важно было, какой ты в итоге масти окажешься. Всё равно ведь через племянничка тобою бы крутил.
– Давай-ка, Януарий, ближе к делу, не увиливай! – строго произнесла графиня, точно допрос вела. – Как про «убедитель» узнал?
– Эх, ваше сиятельство, – осклабился дядюшка. – Вот умная же дама, а поболтать подчас любишь… и коварства от людей своих не ждёшь. Между тем у меня кое на кого из них, людских помощников твоих, есть влияние… и по просьбе моей разместили они кое-где в имении твоём артефакты-подслушки. Сама ж знаешь, силы они тратят капельку, и если особо про них не знать, то в жизнь не отыщешь. Так вот и узнал я твои откровения с Григорием Власьевичем – как беспокоишься ты, что с семёновцами может не получиться, поскольку недолго с ними работают, не совсем ещё приручили. А время поджимает, ибо французские братья у себя собираются короля свергнуть не позднее июля сего года, и коли вы раньше не успеете, то после уж и не получится. Светлые же – кто не с вами, кто у трона ошивается и государыню наставляет – многократно усилят её безопасность. А значит, прежний ваш план коту под хвост, и без магии уж никак не обойтись.
Вот тогда-то, Виктория Евгеньевна, извлекла ты из тайника подаренный тебе ещё Фомой Никитичем «убедитель» – только не заряженный силой. Запретный артефакт, даже за простое владение им Инквизиция по головке не погладит… Год его ты заряжала, а я как узнал – сразу положил себе кристалл сей выкрасть. Но по-умному – другим подменить, с виду точно таким же. Причём не пустой хрусталиной, а тоже артефактом, чтобы ощущалась в нём магия. Мой «убедитель» – тот, что мальчишка твой у тебя же и позаимствовал, – во всём подобен твоему, только действие другое. Сперва ставит Круг Невнимания на малом радиусе, а минутой позднее клинит магическую силу всем оказавшимся поблизости Иным, и пока на версту они не отойдут, останутся заклиненными. Между прочим, тоже не самая лёгкая магия, тоже силы прилично требует, я с зимы её собирал.
– Как же вам, дядюшка, удалось кристалл подменить? – перешёл я к самому интересному. – Ведь наверняка же в кабинете Виктории Евгеньевны стоят защитные заклятья?
– Наверняка, – подтвердил он. – И ещё какие мощные! И вот на сей предмет ты мне, Андрюша, и понадобился. Послал я тебя за придуманной «белой водой» в основное их хранилище, и на то был расчёт, что непременно попадёшься. А как попадёшься? Сработает защита хранилища – и ровно в тот миг, как зазвенит она и помчатся они все вора ловить, я в кабинет к её сиятельству пожалую и кристаллы поменяю. Там тоже, конечно, зазвенит – но поскольку одновременно со звоном в хранилище, то мудрейшая Виктория Евгеньевна того и не заметит, оба звона друг на друга наложатся.
– А ничего, что меня вообще-то пытать собрались? – мрачно осведомился я. – И что заклятьем «тройной правдоруб» могли в бессмысленную тушу меня обратить?
– И это было возможно, – невозмутимо ответил дядюшка. – Но когда на кону такое… для пользы дела готов я был тобою пожертвовать. Только вот ничто тебе, дорогой мой, не грозило. Верно, Виктория? Вот раз уж мы так откровенно тут беседуем, расскажи – зачем мальца пытками стращала?
– Уж будто сам, Януарий, не понимаешь, – вздохнула графиня. – Встревожилась я сильно, смекнула, что твоих рук это дело, что многое стало тебе ведомо… вот только не знала, что именно. А узнать нужно было непременно, и лучший способ – от тебя же самого. Потому сразу наложила я на Андрея Галактионовича следящее заклятье – хорошее, глубокое, ты, сдаётся мне, так не умеешь. Вот побежал бы он к тебе неудачей своей делиться, и разговор ваш я и подслушала бы, и подсмотрела. Авось всплыли бы тайны твои, Януарий. Но как сие сделать? Странно было бы просто вот так взять и домой его отпустить, верно? Не поняли бы наши, и особенно Григорий. Он верный, но нервный. Потому у меня расчёт на Костю был. Не обижайся, – повернулась она к юноше, – я в чести твоей и благородстве уверена была, потому и велела при себе быть. Чем больше Андрея Галактионовича стращала, тем мрачнее ты становился… и нетрудно было догадаться, что не стерпит сего общего нашего позора чистая душа твоя, что побежишь ты в подвал пленника выпускать.
– А наказали тогда зачем? – хмуро поинтересовался Костя.
– А что, следовало тебя медалью наградить? – Тонкие губы графини чуть изогнулись. – Надо, чтобы все наши знали: за проступок свой ты поплатился. Ни у кого и подозрений не возникло, что дело-то мутное. А кроме того, понадеялась я, дура старая, что коли основной силы тебя временно лишить, то и не будешь ты под ногами путаться, а стало быть, ни в какую опасную переделку не угодишь. А ты вон какую штуку удрал… как удалось-то?
– Друзья помогли, – мотнул он непокрытой головой в Алёшкину сторону.
– Что лишний раз подтверждает: нельзя заранее учесть всего, – вклинился в их разговор дядюшка. – Потому и не след строить слишком сложные планы. На том, ваше сиятельство, и погорели. Да не кипятись ты, знаю, как не любишь, когда тебя по титулу. Но я же так… дразнюсь.
– Так вы поэтому? – сообразил я. – Как явился с докладом к вам о неудаче своей, пытками грозили и поединком?
– Поэтому, – кивнул он. – Уж сообразил, что следящее заклятье на тебе, да такое, что мне затруднительно снять. Потому и разыграл сию пиесу, дабы Виктория наша Евгеньевна услышала то, что надлежало ей услышать. И тебе рот заткнул, дабы не сказал чего не след. Услышала бы о «белой воде» – чай, сообразила бы, что послал я тебя за ложной целью, а стало быть, другое у меня на уме. Что же до Алёшиной булавки, ту я сразу почуял, но гасить не стал. Пускай уж явится за тобой, заберёт. Ещё и Врата его малость поправил, а не то угодили бы вы прямиком в болото, что в полуверсте от свалки.
– А не боялись, что обижусь и отомщу? – усмехнулся я. – «чёрную стрелу»-то забрать у меня забыли.
– Не забыл. – Дядюшка потёр свой шрам на щеке. – Не действует уже «стрела»… я же не совсем дурной, поставил заклятье-ограничитель: всего месяц сей артефакт мог работать, после же выдохся, и сколь ни качай в него силу, всё без толку. Один я могу в порядок его привести. Потому и не забирал, чтобы думал ты, будто силён со мною совладать. Вдруг бы пригодилось? Я, племянничек, очень дальних планов не строю, но если уж приходится, то вот на такие прежние закладки опираюсь. И в шахматах, коли заметил, так же поступаю. Всякая стратегия должна вырастать из тактики.
– Тогда, может, ещё одну загадку разрешишь, Януарий? – мрачно спросила графиня. – Зачем год назад всех взбаламутил диким упырём? Убедил меня совместные патрули ввести, совсем с толку сбил!
– Ах, это, – махнул рукой дядя Яник. – Можешь считать это моей шалостью. Коротко сказать, не было никакого упыря!
– А для чего вообще вся эта авантюра? – кротко поинтересовался я. – Зачем всех на уши поставили?
– А затем, – ответил дядюшка, – что год назад были у меня сильные подозрения, не начнётся ли всё тем летом. И надо было проверить. Если господа тверские Светлые со дня на день Семёновский или ещё какой полк ждут, если к великим битвам готовятся, то уж точно им дела не будет до залётного упыря, пьянчужку высосавшего. А уж коли согласились они на совместное патрулирование, значит, в этом году ничего не станется. Кроме того… – Он протянул долгую паузу. – Кроме того, мне просто хотелось прогуляться с тобой, Виктория. Ну, когда ещё представится такая возможность? Не в кабинете же твоём, не при посторонних взорах, а вот так – в ночной тишине, в ароматах сирени…
