Наталья Уланова - Лиса. Личные хроники русской смуты
Без осмысленной, устоявшейся привычки и родившихся из сомнений взглядов — не бывает правильного восприятия реальности. А, значит, и самой реальности не бывает. Её не может быть за пределами понятий «нужен» и «полезен». Дело в том, что жизнь имеет смысл только тогда, когда у неё есть достойная мотивация. Наше настоящее — это, прежде всего, мотивация. Всё остальное — примитивный эгоизм и самообман. Любить только себя — глупо, а быть нужным своим любимым — и есть счастье. Настоящее и большое. Большего не бывает. В примитивном существовании «назло врагам» смысла мало. Даже в мести — лишь один мёртвый пепел и ни крупинки счастья.
Свершившаяся месть убивает душу, но отомстившему кажется, что она успокоилась…
На самом деле она умерла.
Справка о том, на что на самом деле обижаются министрыРагим Газиев, обвинённый в присвоении государственного имущества в размере полумиллиона долларов и 25 миллионов российских рублей, приговору военного суда не удивился. Удивился он озвученным судом цифрам. Он даже обиделся. А, обидевшись, ни много ни мало обвинил государственный аппарат Азербайджана в некомпетентности, а его следствие — в неумении считать. По словам Газиева, инкриминируемая ему сумма хищений должна была составлять не менее 1 млн. 730 тыс. долларов.
Рагим Газиев крал, но не стеснялся этого.
Он этим гордился!
Утро 22 апреля 1992 года. Республика Азербайджан. Палаточный лагерь в окрестностях ЗараслыРанним утром лагерь разбудил пронзительный звук горна, заливисто трубившего побудку. «Вставай, вставай, к оружью успевай!!!.. Вставай, вставай… К оружью… успевай…»
Проснувшиеся десантники не торопясь выглянули наружу, оценить обстановку, и обнаружили посередине каре, образованного ровными линиями лагерных палаток, пятерых худощавых офицеров, обутых в новенькие берцы и одетых в незнакомую камуфлированную форму без знаков различия. Рядом с офицерами нервно переминался довольно молодой священник в несколько помятой рясе. Офицеры стояли неподвижно. То, что все они, кроме священника, профессиональные вояки, и при этом не относятся к рядовому составу, было ясно с первого взгляда. По осанке и манере держать голову, по взглядам…
В любой армии офицеров видно за версту.
Не удивляйтесь. У каждой проницательности непременно имеется простое и прозаическое объяснение: если незнакомый вам мужчина за достаточно долгое время, разговаривая и перемещаясь, не сделал ни одного движения головой и плечами, при котором бы с его головы слетела воображаемая фуражка, — можете быть уверены — перед вами офицер!
— Эй, там!.. Строиться давай, да! — лениво скомандовал начальственного вида тучный азербайджанец, предусмотрительно оставшийся за колючей проволокой.
Вот он на офицера не походил. Нисколечко.
— На хер пошёл, да?.. — прокомментировал эту команду один из десантников, довольно точно скопировав местные интонации и характерную манеру разговора. Похоже, когда-то служил в этих краях.
Знатоки говорят, что лучшая линия поведения на фоне неизбежного изнасилования — расслабиться и получить максимум удовольствия от процесса. Не бог весь какая тактика, но пока выбор у российских резервистов был один — плыть по течению, ожидая дальнейших событий. А уже там, в процессе, принимать решения, пытаясь вписаться в ситуацию с наименьшим для себя уроном.
События, судя по всему, приближались.
Спустя несколько минут, десантники, подгоняемые невразумительными окриками весело скалящихся охранников, выстроились вдоль одной из сторон импровизированного плаца, и один из сержантов, вовсе не из желания потрафить хозяевам положения, а, скорее, по впитавшейся в кровь армейской привычке к порядку, скомандовал:
— Равняйсь!.. Смирно!.. — и замер, в нерешительности, явно не понимая, кому производить доклад. Да и нужно ли в такой ситуации это делать?.. Весь его вид — и фигура, и выражение лица — выражал нешуточные сомнения.
Затянувшуюся неловкую паузу прервал один из непонятных офицеров: шагнул вперёд и, коротко кашлянув, поздоровался. Строй ответил гробовым молчанием. Не дождавшись ответа, офицер невозмутимо представился и так же невозмутимо представил своих спутников.
— Литовец, падла! — демонстративно громко прокомментировал услышанное Митька и, в сердцах сплюнув под ноги, с независимым видом сунул руки в карманы мешком сидевшей на нём «афганки».
Офицер сделал вид, что не заметил оскорбления. Только желваки заиграли на закаменевшем скуластом лице.
— Я прошу… — громко начал он, но, словно ощутив растворённое в воздухе нарастающее отторжение, осёкся. С четверть минуты он, сжав губы и сузив глаза, наблюдал за всё больше и больше теряющим равнение строем. Потом, что-то для себя решив, хищно подобрался и мягко, словно в нём не было костей, перетёк к первой шеренге. Теперь это был другой человек. Даже не человек — опасный хищник. — Ты!.. — воткнув в Митьку острый, словно десантный стропорез взгляд, приглушённо прорычал он и растянул губы в жуткой щербатой гримасе, больше напоминавшей волчий оскал. Вменяемые люди так не улыбаются. — Ты, сержант, наверное, поговорить хочешь? Один на один? Прямо тут, перед строем? Покажешь всем, чего стоишь. А заодно и старлею, полгода просидевшему в плену в вонючей яме! Или всё-таки, для разнообразия, включишь мозги, и поговорим без мордобоя? О погоде, о птичках и о дерьме, в которое мы все вляпались?.. Ну?!!.. Будем говорить как люди? Или пустые понты качать?
— Не кипешкуй, мужик! Десантуру на слабо не берут! — ответно оскалился Митька. — Мы с тобой пока на разных гектарах, — так что рано дерьмом меришься! Обзовись, как положено, чтобы и я впечатлился, и братва поверила, что ты — это одно, а то, что я слышал про тех, кто носит такие фамилии — другое!
— Отойдём?.. — улыбнулся Сашка.
Он снова был спокойным и улыбчивым старлеем.
Смотришь на такого, и веришь — настоящий спецназовец и мухи не обидит!
Они его стороной облетают.
Справка о тех, кто утирает нос и меняет памперсы обиженным министрам и президентамПосле выдачи Рагима Газиева Азербайджану, его семья пригласила для защиты опального родственника дорогого московского адвоката Михаила Степанова. Кем-то пришпоренная Государственная Дума РФ встрепенулась и приняла заявление по поводу экстрадиции Р. Газиева, осуждающее действия Прокуратуры и МВД России и практику выдачи другим государствам лиц, преследуемых за политические убеждения. Затем она обратилась к Милли Меджлису Азербайджана с призывом обеспечить Рагиму Газиеву приемлемые условия содержания. Как вариант, депутаты российской Думы предложили азербайджанским коллегам объявить амнистию политическим противникам действующей власти. И заработать себе тем самым нешуточную головную боль. К слову добавим, что новые власти Азербайджана относились к России куда с большей симпатией, чем прежние. Российских депутатов, или тех, кто ими дирижировал, это явно не устраивало.
Депутаты фракции «Объединение 90/Зеленые» в Бундестаге тоже обратились к властям Азербайджана с выражением обеспокоенности за судьбу Р. Газиева. Затем к ним подключилась настойчивая, словно навозная муха, ПАСЕ. В конце концов, азербайджанским властям надоело препираться, и Газиева амнистировали. Это даже забавно. Ни Российская Государственная Дума, ни далёкий Бундестаг, ни ещё более далёкий и непонятный русскому уму ПАСЕ — НИ РАЗУ не принимали заявлений по поводу нахождения в азербайджанском плену российских офицеров, похищенных силовиками этой страны. Более того — НИКОГДА не выражали протеста по факту направления в Азербайджан российских солдат, для их участия в боевых действиях против Армении.
Бог бы с ними, с никак не зависящими от нас ПАСЕ и Бундестагом, но зачем мы избираем в Думу депутатов, столь искренне и неустанно радеющих о заклятых врагах собственной страны, но в упор не замечающих далеко не единичные факты похищения собственных граждан и непрекращающуюся торговлю ими?
Зачем мы их выбираем?..
Глава 26
Анна Павловна
В ушах звенело, и уже давно.
Лиса, словно привидение, бродила из комнаты в комнату и никак не могла сообразить, где звенит — у неё в голове, или это надрывается коварно спрятавшийся телефонный аппарат? Вскоре телефон все же нашелся. Как ни странно, он стоял на своём обычном месте — в коридоре на полочке. Лиса искренне удивилась этому факту и подняла трубку. На том конце, не представившись, заговорили часто и настойчиво. Волнующийся женский голос что-то у неё спрашивал и о чем-то просил. Как Лиса ни вслушивалась, но из сказанного так ничего и не поняла. Стараясь быть воспитанной и вежливой, она на всякий случай посочувствовала этому голосу, сказала ему что-то успокаивающее и осторожно опустила трубку на рычаги.
