Гордость и предубеждение и зомби - Остин Джейн

Когда ее мать поднялась к себе в гардеробную, дабы приготовиться ко сну, Элизабет пошла за ней и сообщила важные новости. На миссис Беннет они подействовали самым необыкновенным образом – едва услышав их, она остолбенела и лишилась дара речи. Прошло много, довольно много времени, прежде чем она осознала услышанное. Потом наконец она пришла в себя, завертелась на стуле и то вскакивала, то снова садилась, беспрестанно восклицая от удивления и взывая к Богу:

– Боже праведный! Святые небеса! Да подумать только! Ох ты господи! Мистер Дарси! Кто бы мог подумать? Неужели правда? Ох, миленькая моя Лиззи! Какой же ты будешь знатной и богатой! Сколько денег на наряды, а какие у тебя будут драгоценности, какие экипажи! Джейн с тобой не сравнится – ни за что не сравнится! Я так счастлива, я так рада! Он такой очаровательный мужчина! Так хорош собой! И такой высокий! Лиззи, душечка моя! Уж извинись перед ним за то, что я его раньше так недолюбливала. Надеюсь, он об этом забудет. Лиззи, милая, милая моя! И дом в столице! Любая роскошь! Три дочери замужем! Десять тысяч в год, а то и больше! Лучше и не придумаешь! И особое разрешение. Ты ведь непременно, непременно будешь выходить замуж по особому разрешению! [17] Но, голубушка, скажи-ка мне, какое у мистера Дарси любимое блюдо, я велю его завтра подать.

Это было не самым лучшим предзнаменованием того, как ее мать намерена обращаться с упомянутым джентльменом. Элизабет поняла, что пусть она и убедилась в искренних чувствах к ней мистера Дарси, и получила согласие родителей на брак, однако о многом еще приходится только мечтать: о мире в Англии, благословении его родственников и о матери, с которой у нее было бы хоть что-то общее.

Но наутро все прошло гораздо лучше, чем она ожидала. К счастью, миссис Беннет так благоговела перед своим будущим зятем, что не осмеливалась заговорить с ним и могла лишь предлагать ему чаю да стряхивать крошки с его панталон. Элизабет с радостью заметила, что отец изо всех сил старается с ним сблизиться, и вскоре мистер Беннет заверил ее, что его уважение к мистеру Дарси растет с каждой минутой.

– Я высоко ценю каждого моего зятя, – сказал он. – Хотя, впрочем, Уикэм, – добавил мистер Беннет с лукавой улыбкой, – по-прежнему остается моим любимцем. Он суетится поменьше прочих.

Глава 60

Вскоре к Элизабет вернулось столь присущее ей шутливое настроение, и она принялась требовать у мистера Дарси отчета в том, как он в нее влюбился.

– С чего же все началось? – спросила она. – Понимаю, что, стоило вам влюбиться – и дальше вы прекрасно с этим справлялись, но что же заставило вас сделать первый шаг?

– Я не могу назвать точный час, место, взгляд или слово, пробудившие во мне это чувство. Все случилось так давно. Я уже прошел половину пути, прежде чем понял, что ступил на него.

– Вряд ли дело в моей красоте или боевых талантах – и в том, и в другом вы мне не уступаете. Что до моих манер, то в моем отношении к вам любезности было мало, и в разговоре я всякий раз старалась уколоть вас побольнее. Признайтесь же, вас покорила моя дерзость?

– Скорее живость вашего ума.

– Иными словами, та же дерзость. Ничем другим это и не было. А все дело в том, что вам изрядно приелись любезность, почтительность и подчеркнутое внимание. Вам опостылели женщины, которые каждым своим взглядом, словом и даже каждой мыслью стремились добиться лишь вашего одобрения. Я заинтересовала и взбудоражила вас тем, что была совсем на них непохожа. Я знала, каково это – стоять над телом поверженного врага, раскрашивать лицо и руки его еще дымящейся кровью и обращать к небесам пронзительную мольбу – о нет, требование! – послать мне еще больше врагов на расправу. Трепетные дамы, столь прилежно ухаживавшие за вами, никогда не знали этой радости, а потому никогда не могли составить ваше истинное счастье. Ну вот, я избавила вас от хлопот с объяснениями, и, право же, учитывая обстоятельства, я думаю, что вполне все угадала. Конечно, ни о каких моих достоинствах вам тогда известно не было, но кто же об этом думает, когда влюбляется?

– Разве не было ничего достойного в вашем нежном внимании к Джейн, когда она лежала больная в Незерфилде?

– Душечка Джейн! Кто бы не сделал для нее того же? Но уж представлять это как добродетель! Нет уж, все мои хорошие черты отныне в ваших руках, и вам предстоит всячески их превозносить, а я в свою очередь обещаю как можно чаще дразнить вас и ссориться с вами. И начну я с того, что спрошу: отчего же вы так медлили с объяснением? Отчего вы были так застенчивы, когда впервые приехали к нам с визитом и когда потом обедали у нас? И в особенности отчего, когда вы приходили к нам, то глядели на меня так, будто я ровным счетом ничего для вас не значу?

– Потому что вы были тихи, серьезны и не давали мне ни малейшей надежды.

– Но я была смущена!

– И я тоже.

– Могли бы и поговорить со мной, когда приезжали к нам обедать.

– Если бы мои чувства были менее сильны – мог бы.

– Какая жалость, что у вас на все есть разумный ответ, и я столь разумна, что со всем соглашаюсь. Интересно, однако, как долго вы бы еще медлили, если бы так и были предоставлены самому себе? Когда бы вы признались, если бы я не начала разговор сама?

– Когда леди Кэтрин столь беспардонно попыталась разлучить меня с вами, а вашу голову – с вашим телом, у меня пропали все сомнения. Ваш отказ расправиться с ней пробудил во мне надежду, и я решился выяснить все во что бы то ни стало.

– Леди Кэтрин оказалась нам весьма полезной, что должно ее порадовать, ведь она обожает быть полезной. Но, скажите же, зачем вы вернулись в Незерфилд? Просто ради того, чтобы приехать в Лонгборн и порядочно смутиться? Или же у вас в мыслях были более серьезные намерения?

– Превыше всего я желал увидеть вас и понять, могу ли я хотя бы надеяться на ваши ответные чувства. Однако сам себе я лгал, будто бы хочу лишь убедиться в чувствах Джейн к Бингли, чтобы затем ему во всем признаться.

– Хватит ли у вас когда-нибудь храбрости объявить леди Кэтрин о том, что ее ожидает?

– Я, как и вы, не испытываю недостатка в храбрости, а вот времени у меня мало. И если вы дадите мне лист бумаги, я отпишу ей немедленно.

– И если бы мне самой не нужно было бы написать письмо, я могла бы сидеть подле вас и восхищаться ровностью вашего почерка, как это однажды уже проделывала некая юная леди. Но у меня тоже есть тетушка, и я более не имею права пренебрегать ее вниманием.

Элизабет так и не ответила на длинное письмо миссис Гардинер, поскольку не желала признаваться, что та преувеличивает степень ее близости с мистером Дарси. Но теперь, когда она могла сообщить новости, которые их, несомненно, обрадуют, она почти стыдилась того, что ее дядюшка и тетушка уже потеряли три счастливых дня, и потому тотчас же написала:

Я поблагодарила бы вас раньше, милая тетенька, как и подобает, за ваше обстоятельное, подробное и длинное письмо, но, по правде сказать, я была слишком сердита, чтобы отвечать. Тогда вы напридумывали себе больше того, что было на самом деле. Но теперь придумывайте, сколько вам будет угодно, дайте волю вашей фантазии, позвольте вашему воображению унестись в неведомые дали. Немного ошибиться вы сможете лишь в том случае, если решите, будто я уже вышла замуж. С нетерпением буду ждать от вас ответного письма, в котором вы должны расхвалить его куда сильнее, чем в предыдущем. И не устаю благодарить вас за то, что мы так и не поехали в Озерный край! Как глупо с моей стороны было этого желать!

Ваша мысль о фаэтоне, запряженном зомби, кажется мне превосходной. Будем каждый день кататься по парку, стегая их кнутом до тех пор, пока у них не отвалятся все конечности. Я самое счастливое создание во всем свете! Наверное, многие говорили так и до меня, но, думаю, у меня для этого больше всего оснований. Я даже счастливее Джейн, она лишь улыбается, а я – от души смеюсь! Мистер Дарси шлет вам всю любовь, которой не досталось мне. Мы ждем вас всех в Пемберли на Рождество!