Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
- Та же, что Виги в дымовые горшки клал? Ты уверен?
- Стопудово уверен, чтоб меня прихлопнуло, где стою! Взрыв слышал?
- Ну, взрыв не взрыв, а что-то долбануло...
- Это я смешал нашу селитру из-под мусорной кучи за конюшней с частью перемолотого альвского перстня из моей доли сокровища.
- А как ты его грохнул?
- Отлил полый шарик из бронзы, - Кнур показал размер шарика, сведя большой и указательный пальцы правой руки, - Засыпал смесь туда, закрыл бронзовой же пробкой, и хлоп об пол!
В земляном полу мастерской, за дверью, криво висевшей на одной верхней петле, и точно была дыра с кулак. С южной башни раздался резкий звук, словно пастух двухсаженного роста щелкнул пятисаженным кнутом. После мучительно долгого промежутка, на башне и на стене заорали: «Кром! Есть! Так вас! Удцов расчекрыженных сосните, гробаки! Бабушек-похабушек ваших псиным удом еть на слоновом навозе с лихим присвистом!» Последний молодецкий клич наводил на мысль, что Родульф более или менее оправился от ран и уныния, овладевшего им после поражения на входе в гафлудиборгскую гавань. Горм снова посмотрел на дырку в полу и спросил:
- А как они делали, что часть бочонков разрывалась в воздухе?
- Вот это я еще не сообразил. Может, смесь грохает, если ее поджечь... Надо будет попробовать.
- Кнур, прежде то, что ты уже нашел, нужно срочно записать, и в нескольких местах, пока ты себя не угробил, - сказал Горм. - Это очень важно. И еще вот что. Один не работай. Возьми нескольких местных кузнецов посмышленнее в помощь, чтоб было кому тебя подстраховать.
- Теперь мы можем их бить их же оружием! - каким-то образом, лицо Кнура положительно сияло, несмотря на общую закопченность и начавшую слегка проявляться недокормленность.
- И сколько у нас селитры наберется?
Кнур тут же опечалился:
- На пару таких бочонков, может быть... Эх, нам бы сюда да слисторпские селитряницы! Три четверти сажени на сажень, и саженей пять в длину, навоз смешан с соломой и известью, - мечтательно сказал он. - Золой осаждали.
- А зачем Гнупе-то поносному селитра? - Горм настолько удивился, что был полностью сбит с мысли.
- Они ее добавлял рабам в еду, чтоб те были посмирнее, и чтоб у них уды не поднимались.
- И что, работает?
Кнур ухмыльнулся:
- Виги говорил, работает. Если больше ничем не кормить.
- Кстати, они-то знали, что за мясо им раз в неделю давали?
Услышав слово «мясо,» Хан вопросительно пискнул и, не дождавшись ответа, печально опустил нос. Кнур подумал и покачал головой, отчего из того безобразия, что осталось от его волос, выпало несколько кусочков то ли земли с пола, то ли бронзового шарика.
- Раз попробовал кудри отрастить, так на тебе. Знали? Вряд ли. Те, что с Домославом и Мстивоем ушли, так, поди, и не узнают. А вот кто остался...
- Поговаривают, что на здешнем рынке уже появилась того же посола свинина, - ярл поморщился. - Дальше будет хуже. Кстати, вот для чего твоя пара бочонков очень может пригодиться, так это ночью закинуть их на Йормунрековы драккары у входа в гавань - может, в суматохе рыбаки смогут мимо проскользнуть... Стой, о чем мы говорили, прежде чем ты о навозе с известью стал наяву грезить, как о прекрасной деве?
- Что надо записать, из чего смесь для рогатых бочек делается .
- Вот еще почему это важно. Все говорят, темное вежество, навий огонь, гнев Одина... А все вежество-то ведется из перемолотых старых кружек да из-под кучи тухлого дерьма!
- Скажи мне, Идущий в Собственной Тени, откуда здесь на берегу взялась такая куча навоза? - спросил Хельги.
Несмотря на уже достаточно долгое знакомство с шаманом, ярл Хейдабира даже не мог толком назвать нагого ведуна по имени на его собственном языке. Сложность заключалась в том, что все слова в этом местном наречии, включая имена, менялись в зависимости от отношения говорящего к предмету, и даже от возраста и пола говорящего. Шаман называл себя «Адавейю Аксуда,» но Хельги должен был звать его иначе, а Аса или, к примеру, Новожея - еще по-другому.
К счастью, Виктрид сын Осви, в прошлом корабельный знахарь Раудара, а ныне весьма почитаемый сумасшедший шаман из деревни на берегу залива за большой лодкой, отличался не только редкой живучестью, но и даром к языкам. Несмотря на странную повадку повторять чуть ли не каждую вещь, сказанную им по-тански, дважды, Виктрид насобачился довольно свободно говорить на долгозвучном северном наречии, в котором каждая мысль выражалась одним словом. Услышав вопрос Хельги, он сказал соответствовавшее слово (весьма длинное) устрашающе разукрашенному разноцветными полосами под кожей и буграми на ее поверхности молодцу с выдрой, примерно одинаковому в высоту и в ширину. Того звали Саппивокпамиуктук, что значило «Он защищает морскую выдру.» По крайней мере, это имя не менялось, и упомянутая выдра большую часть времени тоже была в наличии, хотя в данный миг, она плавала где-то в широкой, медленно текущей реке, на берегу которой лежала чудовищная - двадцати мамонтам столько не навалить - полоса навоза, вокруг которой на сажень обтаял снег.
Саппивок... и так далее в свою очередь обратился к Идущему в Собственной Тени, говоря красивые и звучные слова, некоторые из которых даже казались наполовину понятными. Тот кивнул, на миг прикрыл глаза, и принялся на том же языке слегка нараспев рассказывать что-то шаману, защищавшему выдру. Северный ведун почтительно слушал, под конец кивнув и сказав что-то одобрительное. Из реки выбралась и заскользила по полоске прибрежного льда, таща рыбину размером почти с себя, выдра, на вид не особо нуждавшаяся в волшебной защите. Она положила бьющуюся рыбу на песок, препотешно отряхнулась, начиная движение с толстой умной морды с маленькими глазками и ушками и заканчивая потрясением длиннющего хвоста, снова схватила добычу, и неуклюже - мешали перепонки и огромные когти на лапах - побежала к хозяину, широко огибая былинную залежь испражнений неведомых травоядных (или травоядного?). Разместив здоровенного налима у ног владельца или покровителя, обутых в сапоги из нерпичьей шкуры мехом наружу, зверюха решила еще раз отряхнуться - к крайнему веселью Виктрида и Саппивока, почти всегдашней нарочитой безучастности Аксуды, и вящему неудовольствию Хельги.
Закончив слушать, Виктрид также выразил одобрение своим собратьям по ремеслу и, обратившись к Хельги, поведал:
- Идущий в Собственной Тени сказал так. В старые времена, когда на западном берегу этой реки еще жили кланы, ныне вымершие, угря и цапли, вдоль воды шел старый охотник Ха-Йа-Но, «След на Воде», а с ним - его внук, Дон-Йон-До, «Белоголовый Орел». Старый охотник рассказал молодому, что в каждом смертном живут духи двух волков. Один склочный, жадный, и завистливый, другой веселый, щедрый, и доброжелательный. Эти духи все время борются друг с другом. Молодой спросил его: «А какой волк побеждает?» Ха-Йа-Но ответил ему: «Побеждает тот волк, которого кормишь.» Мудрые слова, мудрые.
- А дерьмо-то здесь причем? - удивился Хельги.
С востока, к костру, в котором горели, кстати, лепешки того же вещества, только постарше и посуше, приближались всадники. Их пегие и длинногривые101 лошадки не были бы одобрены Хёрдакнутом из-за малорослости и пучебрюхости. Местные ездили на них без подков, стремян, седла, и правильной упряжи, пользуясь только сыромятным недоуздком и одеялом, наброшенным поперек конского хребта. Впрочем, два ездока впереди как раз гордо восседали в наскоро сделанных седлах поверх одеял, вставив ноги в свежеотлитые бронзовые стремена. Через плечо передового всадника в медном шлеме был перекинут длинный лук из дерева, туго оплетенного звериными жилами. Его спутница тоже была вооружена луком, наборным с двойным изгибом. Ярл Ошнаге Менатеи, которого звали Ксамехеле Альви Хингвилипей, «он обгонит матерого оленя на бегу,» спешился первым, и довольно странно, на взгляд Хельги - сперва вынул ноги из стремян, потом соскользнул со спины своего конька через хвост. Аса просто спрыгнула из седла ему на руки. Ксамехеле поймал ее, как будто всю жизнь только и выхватывал их воздуха танских дев почти с него ростом. Оба засмеялись.
- Хе! Ку ломалси хемо хачь? - обратилась Аса к Аксуде и еще нескольким охотникам из клана медведя. Шаман ответил за всех:
- Ну ломалси хена!
- Кто ломалси? - с полным недоумением спросил Хельги, вызвав своим возгласом такое же недоумение у охотников. Шаман был, как обычно, невозмутим.
- Я спросила, как у них дела, а шаман ответил, что все путем, - пояснила Аса, которую наконец поставил на землю Ксамехеле.
- Все путем, да, - согласился вождь.
- Стой, я думал, «Шеколиаквеку» - это «Как дела?»
- Нет, это «Я приветствую вас.» Потом, то вообще другой язык для особых случаев.
- «Шеко́лиакве́ку» сказает шаман на много шаман, - пояснил Ксамехеле.
- Шаман шаманам, - поправила Аса.
