Шаманская Юлия - Лесной житель
-Откуда вы знаете про весну?
Отец Герасим лукаво улыбнулся, и «добил» послушника вопросом:
-Персик вкусный был?
Григорий замер. Отец Герасим, сдерживая смех, легонько потряс послушника за плечо:
-Ну ладно, ладно тебе. Глаза выпучил. Прямо, как дитя малое. Никакой я не прозорливец, как любят шептаться в монастыре истеричные особы, преимущественно женского пола. Все что я знаю и могу угадать - это опыт житейский. Не больше, не меньше.
Оправившись от изумления, Григорий, наконец, заговорил:
-Но персик? Какой тут может быть опыт?
-Да, персик я тебе сам передал. У нас, правда, в это время не растут, поэтому, извини, персик заграничный, из городского супермаркета.
-???
Григорий покраснел.
-А я думал, что тот монах- Ангел Божий или преподобный.
-Может, отец Серафим и Ангел, только еще живой. Это мой друг из Белозерского монастыря. Пришел к нам на Пасху. Видит, забота меня гложет, что помрешь ты там. Сердце щемит, а бросить братию в такой праздник не могу - все исповедаться хотят и причаститься. Вот и взялся он сходить на «дачку», отнести провизию. А когда пришел, говорит, действительно, послушник ваш чуть Богу душу не отдал, но уже оклемался - жить будет.
Когда келейник с подносом, где стояли чайные чашки, лежал на блюдце свежевыпеченный хлеб и местное лесное клюквенное варенье, зашел в келью, его встретил дружный смех. Послушник и старец смеялись от души. Григорий, еле переводя дыхание, а отец Герасим, смахивая ладонью, набежавшие слезы. Так как такой неприкрытый смех, считается для монахов неприличным, келейник смутился, и, поставив поднос на стол, поспешил ретироваться.
-Ну что, теперь в мир?- спросил отец Герасим, прихлебывая горячий чай из блюдца.
-Почему же, я готов к монашеству. Ведь я, кажется, прошел испытание?
Брови старца поползли вверх.
-Подожди, а где Аня?
Тут пришла очередь удивляться Григорию.
-Аня?
-Ну да. Она же пошла за тобой. Я ей и карту дал.
После секундного замешательства Григорий вскочил, закинул снова на плечи рюкзак и направился к выходу. Потом, будто что-то вспомнил, вернулся и подставил почти под нос старцу сложенные ладони. Тот молча перекрестил послушника и вложил сухую, как осенний лист десницу в его ладони. Григорий едва коснулся десницы губами, как терпение его, казалось, лопнуло, и послушник буквально помчался прочь от монастыря. Его провожали изумленные взгляды братии.
Григорий почти бежал, надеясь преодолеть расстояние до леса к началу сумерек. Глупец! Глупец! Надумал всякой чертовщины, и бросил Аню там, где и здоровый мужик не всегда справится. Опять этот идиотский страх мешает жить, заставляя совершать поступки, о которых жалеешь всю жизнь. А ведь он уже думал, что справился со своей трусостью.
В таких размышлениях Григорий преодолел неблизкий путь в рекордный срок. Тем более что уже знал эту часть леса, как свои пять пальцев.
Подходя к хижине, он заметил дымок, и только тогда смог вздохнуть с облегчением. Осень вступала в свои права, и к вечеру в лесу заметно холодало. Видимо новая хозяйка решила погреться с помощью, оставленного у хижины хвороста.
Она сидела на бревне и подкидывала в очаг хворостинки. Ее красный спортивный костюм казался странным на фоне обстановки жилища отшельника. Тщательно смазанные недавно дверные петли, не выдали приход гостя, и, несмотря на легкий ветерок, ворвавшийся в комнату, сидящая на бревне женщина не заметила, что ее одиночество нарушено. Она сосредоточенно смотрела куда-то сквозь огонь и была полностью погружена в свои мысли. А Григорий застыл на пороге, жадно вглядываясь в любимый профиль. Как он скучал! Сколько раз видел эти черты во сне, и в видениях, случавшихся на грани сна и пробуждения! А теперь она здесь и она реальна. Рядом, можно прикоснуться. Григорий слегка пошевелился, чем обнаружил свое присутствие. Обернувшись, Аня вздрогнула от неожиданности, но быстро пришла в себя. Ведь именно здесь она ожидала увидеть бывшего мужа. В следующую минуту Аня уже висела у Григория на шее и что-то бесконечно лепетала. Он не мог разобрать ни слова, но понимал, что жена извиняется, просит, чтобы он вернулся и что-то обещает.
Грише же слов было не нужно. Не смотря на усталость, его начинала бить знакомая дрожь. Руки, как будто по собственной воле стали неумело стаскивать с пышных бедер Анны чудовищно яркие брюки, одновременно он пытался ее обнять и поцеловать, но что-то мешало. Он мог лишь смотреть на сочные губы, которые, давясь от смеха, произнесли первую за несколько лет разлуки фразу, смысл которой, наконец, дошел до его сознания: «Рюкзак-то сними».
Из Гриши прозорливец никакой. Его предположения и в данном случае оказались неверными. Он думал, что отец Герасим отыскал Анну и убедил отправиться за ним в лес, что все это было подстроено. Но, оказалось, что это сама Аня отправилась на поиски, при этом применив всю свою хитрость и настойчивость. Сначала она обратилась к верующим друзьям бывшего мужа. Сказала, что муж ушел, так и не позаботившись об официальном разводе, и ей нужно, чтобы Гриша подписал бумаги. Друзья мужа, знавшие в какой монастырь подался Григорий, сочли доводы Ани достойными для того, чтобы открыть секрет его местонахождения. В монастыре дело обстояло иначе, там документ о разводе лежал в канцелярии в виде копии. Тогда Аня выдумала судебное дело о разделе имущества. Мол, если Григорий в суд не явится, ему же хуже будет. И что она бы не беспокоилась о пропаже бывшего мужа, если бы не намеревалась решить все имущественные дела в кратчайший срок. В результате и здесь хитрость сработала, она получила адрес скита. А вот в ските были «не дураки», как она впоследствии рассказывала мужу. Сначала ее и вовсе пускать не хотели, а затем все же провели к главному, которого все называли старцем. Тот, по ее словам, оказался карликом страшного вида (прямо злой гений из триллера). Карлик говорил о том, что Гриша ее придет сам, как только узнает о том, что его жена искала. Так что, мол, езжай домой, я ему передам. «Тот случай», - подумала Анна, и начала, чуть ли не пикетировать скит, требуя выдачи местонахождения мужа. В результате старец ей выдал карту, чай, сухари, и просил передать Григорию привет и просьбу зайти на обратном пути. Но когда Анна нашла хижину, оказалось, что мужа там нет. Тогда она заподозрила, что карлик ее провел и отправил туда «куда Макар телят не гонял». Но все-таки решила обождать хотя бы сутки, а потом вернутся, и ободрать карлику бороду.
Глава 11
Аня Великанова никогда не обольщалась по поводу своей внешности. В детстве она была откровенно полная. Этакий карапуз, который в детском саду и в младшей школе неизменно получал одну и ту же кличку - великан. Благодаря фамилии и крупному телосложению ребенка, кличка приклеивалась к ней, где бы Аня не оказалась.
В старших классах все изменилось. Анины сверстники вытянулись, а она оказалось совсем не рослой девочкой. Теперь никто больше не называл Аню великаном, но разве что «колобком», и то в отместку, что списать не дала.
Анин папа был единственной особой мужского пола, который называл девочку красавицей, остальные мальчики, юноши и мужчины, смотрели на нее равнодушно.
-Слепые, говорил папа, выслушав жалобы дочери на полное отсутствие мужского внимания. Куда они смотрят? Разве не видят прекрасной кожи с ярким румянцем, огромных карих глаз, окруженных закрученными ресницами, пухлых губ, и множество других деталей внешности, которым может позавидовать любая признанная красавица? С чего ты вдруг решила, что не привлекательна? Посмотри вот на Людку и Ленку. Ты же гораздо красивее их, а у них от мужиков отбоя нет.
Все дело в том, что они дурочки и мальчики не стесняются к ним подходить, а ты у меня умная и тот мальчишка, которому ты нравишься, просто опасается «сесть в лужу» при разговоре. Ну, ничего, не опускайся до их уровня. Просто подожди, пока мужчины дорастут до твоего.
Слушая папины доводы, Аня понимала, что объективностью здесь и не пахнет. Чего еще ожидать от любящего отца по отношению к своей единственной дочери. Довольно того, что говорит он это все искренне, действительно веря в то, что Аня не в чем природой не обижена. Что касается упомянутых дам (Людки и Ленки), тут его сравнение, не знай она своего отца, могло показаться даже оскорбительным.
Людка и Ленка были на редкость неказистые внешне подружки, жившие по соседству от Ани. Коренастые, со свисающим по бокам жирком, они к тому же обладали на удивление грубыми чертами лица.
Не смотря на это, девочки, казалось, и вовсе не замечали своих недостатков. Они вели себя так, как будто никогда не видели себя в зеркало. В общем, считали, или делали вид, что считают, что обладают вполне классической модельной внешностью.
Каждый вечер Людка и Ленка умащивали свои лица слоями декоративной косметики, часами гримируя каждый прыщик, от чего их фасады становились похожи на холмистую долину. Затем из сероватых жиденьких косиц сооружали прическу. Людка подкрашивала волосы хной, а Ленка, незаметно от мамы мазала перекисью отдельные локоны. В остальном их вкусы сходились, и девочки прилежно накручивали волосы на плойку, затем начесывали у концов и обильно брызгали лаком «Прелесть». Затем подружки натягивали на телеса облегающие наряды: рванные по моде джинсы с заниженной талией, поверх которой удобно ложились складочки жира, или едва не лопающиеся по швам атласные шортики со стразами. В ход шли лифчики с пуш-эффектом (иначе говоря, до неприличия набитые поролоном), а поверх них прозрачные блузки. Завершив ансамбль всеми имеющимися у них в арсенале золотыми изделиями пополам с вызывающей бижутерией, и облившись как следует французскими духами, Людка и Ленка выходили в люди. Место тусовки почти не менялось, и ежедневно с 19 до 23 их можно было найти на ближайшей площади в компании подростков, судьба которых, похоже, никого не интересовала. Подружки весь вечер сидели на коленях у разных парней, бесконечно курили, смеялись и пили пиво до изнеможения. Чем заканчивались такие вечера, Аня могла лишь догадываться, потому что никогда не гуляла на улице слишком поздно. У обеих подружек были родители, правда, в единственном числе. Обе мамы выглядели, по детскому мнению, вполне прилично, поэтому Аня не раз, глядя, как одна из них выносит мусор или идет в булочную, силилась разгадать загадку. Как можно позволять своим несовершеннолетним дочерям вести такой образ жизни? Видно папа был прав относительно рано развившегося ума своей дочери, которая, в отличие от сверстников, понимала, что причина популярности Людки и Ленки кроется не в их очаровании, а во вседозволенности и безнаказанности. Нет, привлекать мужское внимание таким путем, Аня не собиралась. Она не хотела быть «своим парнем», чем часто довольствуются девушки, не отличающиеся яркой внешностью, она хотела чувствовать искреннее восхищение теми достоинствами, которые у нее, несомненно, были, но которые, вследствие моды на мальчишеские фигуры, оставались незамеченными.
