Шаманская Юлия - Милый белый свет
-И почему-то в мечтах твоих полностью отсутствуют дети. Где-то должны быть, но потом, - завершил свою речь Ангел.
Мое лицо пылает от стыда. Да, в глубине души мне хотелось выздороветь. Когда я думала о выздоровлении, или слушала разговоры о великих врачах, блестящих операциях и заграничных клиниках, где таких, как я ставят на ноги. Когда загорался хоть отдаленный лучик надежды, мечты уносили меня именно туда, в веселый мир, который так неприкрыто описал мне мой Хранитель. Теперь я вижу, как это было глупо и стыдно, и какая я пустышка, а воображала себя, чуть ли не святой!
-Беда в том, что ты, несмотря на травму, совсем не изменилась, и не справишься без моей помощи. Ты согласна со мной, каешься и готова трудиться? Если нет, то я могу избавить тебя от этих страданий, как ты их называешь, и забрать с земли. Кто знает, может, Господь и помилует тебя.
-Нет, - говорю решительно, - не хочу уходить не из-за страха ада. Хочу уйти достойным человеком. Если ты считаешь, что это возможно, то я с удовольствием. Научи меня своему служению любви.
-Хорошо, - ответил Ангел,- попроси маму, сходить к соседке Тонечке, извиниться, что была груба с ней, и пригласить навещать тебя, как можно чаще. Вспыхнул золотой крест, означающий благословление, и растаял в воздухе вместе с Хранителем.
4
-Мама, кто такая Тонечка? - спрашиваю я, как только она открывает глаза.
-Не знаю, - пожимает плечами.
-Тонечка, у которой тебе нужно попросить прощения.
-Не у кого мне не нужно просить прощения, что за глупости.
Я решаю пойти ва-банк:
-Мама, послушай меня внимательно. Сейчас я расскажу одну вещь, и если тебе и тогда нечего будет сказать, то ты воспримешь ее как шутку и не станешь вызывать скорую психиатрическую. Лады?
-Лады, - неуверенно отвечает родительница и смотрит так, будто уже подумывает бежать к телефону.
- В общем так. Меня посетил Ангел и сказал, что ты должна сходить к соседке Тонечке, извиниться, что была с ней груба, и пригласить приходить ко мне как можно чаще.
-Аааа! Отвечает мама, тогда понятно!
Тут уж я смотрю на нее с подозрением. Как-то слишком просто она восприняла эту новость. Может, ей понятно, что я свихнулась? А так спокойно она реагирует, чтобы не тревожить душевнобольную. Вот сейчас успокоит меня, вызовет неотложку и отправит в интернат. Но я недооценивала собственную мать. Она оказалась не такой уж материалисткой.
-Мне понятно теперь о чем речь! - продолжает мама с энтузиазмом,- Тоня, наша соседка из третьей квартиры, подходила ко мне пару раз и предлагала помощь, но я сказала, что мы справляемся и у тебя все есть. Тогда она стала на меня нажимать по поводу священника, которого хорошо бы к тебе пригласить. Я, понятно, возмутилась. Что это она, хоронит тебя уже? А она говорит, если Лиля не захочет, то ничего батюшка делать не будет. Тут я и нагрубила Тонечке немного, потому что нечего пугать тебя всякими черными рясами и похоронными ритуалами. Но, видишь, если Ангел сказал, значит надо, конечно.
-Ой, мама - вздыхаю, какие же это похоронные ритуалы? Темнота! Впрочем, я и сама знаю не больше твоего. Иди, зови соседку!
-А как выглядел Ангел? - интересуется мама.
-Ну, как, как. Известно как. Белый, светящийся с локонами и крыльями.
Тонечка сидит в мамином кресле и читает «Закон Божий для детей». Это женщина, еще молодая и очень симпатичная, невысокая, худенькая, длинные русые косы скручивает в корзиночку и прячет под косынку. Глаза у нее светлые и прозрачные, взгляд детский, робкий какой-то. Как Тонечка вступила к нам на порог, все в нее влюбились и мама и сестра и Егорка, а я до сих пор смотрю на Тоню, как завороженная, и внимаю каждому слову. На любой вопрос у нее по книжке, говорит, что сама не очень умеет рассказывать. Скромничает! Рассказывать умеет много и интересно, просто и с юмором. Но это касается только разговоров о бытовых вещах. А о вере, обмолвится парочкой слов, и спохватится: «Да я ж не богослов! Ляпну сейчас что-то не то. Лучше книжку принесу, там все умно написано». Но сейчас, отложив закон в блестящей обложке, она предлагает поговорить серьезно. Я только за.
-Лиля, ты не думаешь о том, что пора покаяться?- спрашивает она тихо, будто стесняясь.
-А что для этого нужно?
-Сначала раскаяться, вспомнить грехи, а потом рассказать их священнику. Я могу к тебе своего батюшку привести, мама уже согласна.
-Все мои грехи были от алкоголя…
Я принимаюсь исповедоваться ей, хоть и не просит. Язык незаметно находит проторенную дорожку. Снова старая история о бездушных родных, лишивших меня квартиры, о непутевом муже, о свекрови. И вот потому-то и случилось, что я пила. Из-за жизни моей неустроенной, из-за несправедливости человеческой. Любой бы запил в моем положении!
-Нет, так не пойдет!- спокойно констатирует Тоня, выслушав мою историю, - это не исповедь, а список претензий к родным. А они у тебя хорошие, а главное, они у тебя есть.
-А что мне с этого?- я обижаюсь на непонимание подруги,- сейчас, понятно, возятся как с младенцем! Рады, наверное. Они и раньше-то вздохнуть свободно не давали.
Тонечка улыбается:
-Ты говоришь, как дитя неразумное. Тяжело на свете без родителей, и я знаю это из собственного опыта. Когда я потеряла и папу, и маму, у меня уже был муж, хороший человек, ответственный. Кирилл был особенный. «Такие не от мира сего и рано помирают», - говорили на его похоронах какие-то старушки. Но обо всем по порядку.
5
Мужа моего нельзя было назвать красивым мужчиной, хотя молоденьким девушкам он нравился своей похожестью на популярного певца из мальчишеской группы. На этом сходство с плейбоем заканчивалось. Щупленький с виду, он первым брался за мужскую работу. Молча решал все проблемы. Работал наладчиком линий на заводе «Арсенал». За прожитые годы, я так и не поняла до конца, что производил завод, кажется, детали какие-то. Он много читал, и все духовное. Поначалу эзотерику, потом библию и святых. В то время я в этих вещах была полным профаном. Считала, что духовные интересы мужа меня не касаются. Сначала спрашивала из вежливости, но скоро поняла, что все это скучно. Как-то на новый год подарила ему книгу о Дао, и нашла свой подарок, завернутый для конспирации, в мусорном баке. Конечно, обиделась, и спросила, как же так, в прошлом году он читал именно этого автора. Кирилл объяснил, что с ним, автором, уже все ясно, а литературу, особенно духовную, он лучше будет покупать себе сам.
Книг мы покупали много. Я детективы и романы, а он свое, как я называла, занудство. Моя лучшая и единственная подруга Маринка больше разбиралась в духовности, она сразу обратила внимание на его полку с книгами, и стала задавать вопросы:
-А он не постится? - спросила она, листая брошюрку с крестом на обложке.
-Не знаю, - отвечала я.
-А кто же должен знать, как не жена,- удивлялась Марина, - заставляет тебя готовить растительную пищу?
-Нет. Ничего особенного я не готовлю, все как всегда: супы, каши и мясное что-то или рыбное. Он сам выбирает что хочет. Берет в холодильнике и ест с книжкой. А я беру и ем перед теликом. Как-то у нас не принято вместе столоваться.
-А по воскресеньям утром он уходит в церковь? - продолжала допрос Маринка.
-По воскресеньям утром он уходит,- под напором подруги, я начинала уже оправдываться,- Но он всегда уходил, как Сережка родился. Я сама его и выгоняю. Воскресенье мой день отдыха, а мужчины до обеда гуляют, а после кушают, и спят.
Гуляют, наверное, в монастыре, где ж у нас еще гулять? Многоэтажки да трасса. А там тихо, деревья, розы. Кирилл не курящий и не пьет пиво на улице, как остальные папаши, поэтому ребенок может хоть воздуха дохнуть.
-Да, подытожила Марина, - видно он у тебя верующий.
-Что? - испугалась я, - фанатик что ли?
- Типа того.
Я даже присела от неожиданности.
-Что же теперь, он все деньги вынесет, а потом квартиру продаст?
-Не думаю, успокоила меня Маринка. Она ткнула в книжки пальцем и объявила свой вердикт:
-Это не опасно!
Затем, подумав, добавила:
-Может, изменять не будет.
Я успокоилась и не стала ничего выяснять. Не лезть же в душу к человеку, если не приглашают. Вопрос веры я считала интимным.
Сама верила, что «что-то есть», и если будешь жить по совести, так чтобы не делать зла людям, то все будет хорошо. Откуда такая уверенность и что именно будет хорошо, на этих вопросах мысль пока не останавливалась. Не до того было. Растили меня обычные советские люди, правда, не верующие в коммунизм, но верующие в Человека. Вернее в то, что надо жить так, чтобы быть Человеком и умереть достойно. Умерли они вполне достойно: мама от диабета, а папа от сердечной недостаточности. Семья мужа была аналогичной, только с небольшим налетом мещанства. После смерти папы Кирилла, свекровь окончательно осовременилась. Завела любимые поговорки вроде: «Не в деньгах счастье, а в их количестве», стала ругать правительство и читать гороскопы.
