Санин Евгений - Мы - до нас
2
- Ай, какая досада!.. – воскликнул Владимир Всеволодович.
Когда говорят сердца, то все остальные органы чувств могут и помолчать.
Стас и Лена, лишь изредка перебрасываясь, вроде бы, ничего не значащими, но самыми важными для них словами, продолжали раскапывать самое бесперспективное, с точки зрения Вани, место.
В основном говорили их глаза и, то и дело, встречающиеся во время работы руки…
- Глядите, их так и тянет друг к другу, а они словно даже не замечают этого! – показывая на них взглядом, возмутилась Юля и Александр с Людмилой принялись насмехаться:
- Ханжи!
- Святоши!
- Да просто глупые люди!
К счастью, ни Лена, ни Стас не слышали этих слов. Зато до них отчетливо доносился почти весь разговор за столом. Хотя слушали они его, в основном, обрывками.
- Неужели это и правда, шахматная ладья, то есть тура? – удивлялись люди.
- Они что, и в шахматы, значит, играть умели?
- Да вы что, в самом деле, считаете, что они были дикарями? – возмутился, в конце концов, академик. - Это, наоборот мы, во многом по сравнению с ними теперь дикари! Конечно, не стоит идеализировать то жестокое и неоднозначное время. И тогда существовали: коварство и жестокость, предательство и обман, непомерное честолюбие и жадность… Словом, бывало всякое и всякие бывали среди людей. Но в основной своей массе, они были гораздо чище, светлее, духовнее, наконец, нас! – Он показал небольшой обломок, весь покрытый какими-то узорами. – Вот навершие или ручка посоха, возможно даже княжеского. Казалось бы обычная бытовая вещь. Но на ней такие узоры, назначение которых нам уже не дано понять! Они же понимали всю их гармонию без труда. А войны? Раньше главной целью сошедшихся в бою дружин было только сломить сопротивление, прогнать противника, причем, не уничтожать друг друга до полного истребления Вполне достаточно было просто оглушить врага ударом булавы по шлему. Откуда и слово ошеломить! Не случайно многие описания сражений в летописях заканчиваются словами: «…и на том они разошлись, и раненых было много, убитых же мало…» А теперь? Автоматы, пулеметы, гранатометы, я уж не говорю об оружии массового поражения…
Владимир Всеволодович оглядел согласно кивавших людей и продолжил:
- Я уж не говорю, насколько выше нас были в духовной жизни! Собственно, Русь и Россия всегда и отличалась именно живой верой своего народа.
- Ну, да, - подтвердил Валентин. – Америку называли предприимчивость, Германию воинственной, и только Русь – святой!
- Правильно! – снова взял бразды разговора в свои руки академик. – Но не потому, что в ней жили одни святые люди, а потому что старались жить по заповедям Божьим и, согрешая – ну как же живому человеку уберечься порою от этого, каялись. Каялись все, начиная с простолюдина к кончая самим царем.
Владимир Всеволодович попросил о чем-то Валентина, и тот, сбегав к рабочему столу вернулся с целой горстью монет.
- Вот, - показал всем самую мелкую из них академик. - Эту серебряную копейку мы нашли недавно на раскопе номер два.
- Ой, меньше ноготка моей внучки! – подивилась Наталья Васильевна. – Как же ее носили-то не теряя?
- Очень просто - за щекой! – объяснил Владимир Всеволодович. - Нумизматы за ее размеры так и прозвали ее – «капельная копейка». На ней написано: царь и великий князь Алексей Михайлович. В народе его прозвали «Тишайшим». Так вот он, в Великий пост, ежедневно клал, по одним данным три тысячи, по другим – пять тысяч поклонов. Чтобы понять хотя бы чисто физически, что это такое, то есть серьезность такого духовного подвига и степень его покаяния, – вы можете сами сделать пятьдесят или еще лучше, сто поклонов… А кроме того, должен вам сказать, что как бы ни были заняты наши цари управлением государства, например, Александр Третий, Николай Второй, - они каждое утро посещали раннюю литургию в храме и только после этого шли вершить свои государственные дела…
Сидевший неподалеку от Владимира Всеволодовича дядя Андрей сам взял одну из монет и, громко прочитав: «3 копейки 1905 года», пренебрежительно махнул рукой:
- Ну, а это совсем недавнее прошлое. Ничего интересного!
- Не скажите! – отрицательно покачал головой академик. - Это было очень сложное для нашей страны, тогда еще государства, так как был еще государь, время. Время начала излома. И сам царь Николай Второй отправился в Троицкую Лавру, поклонился мощам игумена земли русской преподобного Сергия а затем пошел в расположенный в нескольких верстах Черниговский скит, за советом к прозорливому старцу Варнаве, которого вся Россия звала старцем-утешителем… Конечно, весь разговор Старца с Царем навсегда останется тайной. Но то ли со слов келейника, то ли по выражению лица самого императора, отец Варнава открыл ему то, что ожидает его и царскую семью… Говорят, двумя годами раньше, то же самое было в послании, которое за сто лет до того передал «прославившему его в сонме святых царю» Серафим Саровский. И почти в то же самое время, Николай Второй посетил Иоанна Кронштадтского, и тот тоже подтвердил это. И именно тогда Государь принял решение принести себя в жертву за Россию и никакие, казалось бы, смертельно опасные случайности ни до войны, ни на фронте… - Владимир Всеволодович показал две медных монеты 1914 и 1915 годов, - не заставили его даже смутиться. Наоборот, Государь остался совершенно беспристрастным, так как знал, что время его еще не пришло. И на это тоже есть свидетельства очевидцев…
Академик немного помолчал и бережно взял со стола еще одну монетку:
- А эту копейку нашел у паперти храма сторож Виктор. Он бывший сапер, и говорит, что без всякого миноискателя чувствует металл руками. Но дело не в этом, а в дате. Вот видите: 1937 год. Это тоже свидетельство нашей русской святости. И того, кто подал милостыню, и кто сидел, принимая ее на паперти, и кто совершал службу в храме, куда в любую минуту могли ворваться представители воинствующей безбожной власти. Десятки тысяч людей претерпели мученическую смерть: были расстреляны, утоплены в прорубях, повешены прямо на царских вратах, закопаны живыми в землю только за то, что до конца исповедывали веру своих предков, веру во Христа!
Владимир Всеволодович пустил копейку по кругу, чтобы каждый мог прикоснуться с ней, а через нее и к тому, кто не побоялся отказаться от этой веры в самое страшное для нее время и продолжил:
- Да, они погибли, вслед за царственными мучениками искупая грехи своих предков. Зато теперь у нас есть целый сонм святых новомучеников и исповедников российских, по сути наших старших современников, которые, предстоя перед Богом, молятся за нас и за Россию!
Дальше разговор пошел вперебивку, в зависимости от вопросов: о том, что когда не было телевизоров, главным развлечением людей особенно долгими зимними вечерами, было чтение житий святых… о том, что с древности русские люди старались жить по закону и совести… о том, что русские купцы некогда были самыми честными купцами в мире, и именно с ними предпочитали иметь дело заморские покупатели…Наконец, Владимир Всеволодович опять заговорил о главном – о гармонии, которую намного больше и тоньше, чем мы, понимали предки, и готов был говорить об этом хоть до следующего дня. Но тут Наталья Васильевна, у которой, как оказалось, куры еще были не кормлены, взяла свой камень и положила его прямо перед академиком.
- Что я его, зря, что ли сюда несла?..
- Ой, простите! – спохватился Владимир Всеволодович, взглянул на камень и сразу же забыл, о чем он только что вел разговор.
- Валентин, видите? – послышался его короткий диалог с помощником.
- Да!
- Это же мрамор!
- Заметьте, обожженный…
- С явными следами мозаики!
- И клеймо… Дата, Владимир Всеволодович, смотрите, дата, точнее, только начало ее: « В Лето…»!
- Ай, какая досада: сохранилась только часть надписи! – воскликнул Владимир Всеволодович. И хотя он огорченно качал головой, в тоне его звучали торжественные нотки: - Тем не менее, первый раз в жизни, до окончательного сбора информации я готов сделать точный вывод, что здесь стоял терем Владимира Мономаха, когда он был Смоленским князем. Только он, сын византийской принцессы, внук по матери византийского императора, мог позволить себе заказать для тыльной стороны печки мраморную плиту с мозаикой!
- Более чем убеждает! – согласился Валентин.
- Там, кажется, назревает что-то интересное! – напрягая слух, шепнул Лене Стас.
