Бейтсон Грегори - Разум и природа
К сожалению (или, может быть, к счастью) никогда не известно, каким будет следующий факт. Единственное, что нам остается – это надеяться на простоту, хотя следующий факт всегда может вывести нас на следующий уровень сложности.
Можно сказать, что любая мыслимая последовательность чисел всегда может быть описана несколькими простыми способами; но альтернативных способов, не ограниченных критерием простоты, будет бесконечноемножество.
Допустим, числа представлены буквами:
x, w, p, n,
и так далее. Такие буквы могут обозначать любые числа, даже дроби. Мне достаточно будет повторить эту последовательность всего три-четыре раза в какой-нибудь словесной, зрительной или иной сенсорной форме – даже в форме боли или кинестетических ощущений – и в том, что я вам предъявляю, вы начнете видеть закономерность. В вашем уме – и в моем – она образует тему и приобретет эстетическое значение. В этой мере она станет знакомой и понятной.
Но эта закономерность может измениться или нарушиться в результате добавления, повторения или чего-то еще, что изменит ваше восприятие, и эти изменения никогда нельзя предсказать с абсолютной достоверностью, ибо они еще не произошли.
Мы недостаточно знаем, как будущее зависит от настоящего. Мы никогда не сможем сказать: «Да! Того, что я вижу и понимаю в этой последовательности, вполне достаточно для предсказания ее следующего и всех дальнейших элементов». Или: «Когда я в следующий раз встречу эти явления, я смогу предсказать все их развитие».
Предсказание никогда не может быть абсолютно достоверным, следовательно, наука никогда не сможетдоказать никакого обобщения или хотя бы проверить какое-либо дескриптивное утверждение, чтобы таким образом прийти к окончательной истине.
Невозможность этого подтверждается и другими соображениями. Рассуждения, приведенные в этой книге (которые, опять-таки, могут убедить вас лишь в той мере, в которой соответствуют вашему знанию, и которые могут оказаться несостоятельными или совершенно измениться через несколько лет), предполагают, что наука – это способ восприятия и извлечения из воспринятого того, что можно было бы назвать «смыслом». Но восприятие имеет дело только с различиями. Любое восприятие информации – это не что иное, как восприятие нового различия, а любое восприятие различия ограничено порогом восприятия. Слишком слабые или слишком медленные изменения не воспринимаются. Они не дают пищи для восприятия.
Следовательно, то, что мы, как ученые, можем воспринять, неизбежно ограничено порогом. Иначе говоря, все, что лежит ниже нашего порога восприятия, не идет в дело. В каждый момент времени наше знание зависит от порогов доступных нам средств восприятия. Изобретение микроскопа, телескопа или средств измерения времени с точностью до долей наносекунды или взвешивания вещества с точностью до миллионных долей грамма – все эти усовершенствованные средства восприятия обнаруживают то, что было совершенно невозможно предсказать на уровнях восприятия, доступных нам до этих открытий.
Мы не можем предсказать не только следующее мгновение, но, что более важно, мы не можем предсказать, что происходит на следующем уровне в явлениях микроскопически малых, астрономически далеких или геологически давних. Наука как метод восприятия – а только на это и может претендовать наука – как и все прочие методы восприятия ограничена своей способностью собирать внешние и видимые признаки того, чтO может оказаться истиной.
Наука исследует; она не доказывает.
2. КАРТА – ЭТО НЕ ТЕРРИТОРИЯ, И ИМЯ – ЭТО НЕ ПРЕДМЕТ, КОТОРЫЙ ОНО ОБОЗНАЧАЕТЭтот принцип, получивший известность благодаря Альфреду Кожибскому, действует на многих уровнях. Он в общей форме напоминает нам, что когда мы думаем о кокосовых орехах или о свиньях, то у нас в мозгу нет ни кокосовых орехов, ни свиней. В более абстрактной форме утверждение Кожибского означает, что при всяком мышлении, восприятии или при передаче восприятия происходит преобразование или кодирование между объектом сообщения, Ding an sich, и самим сообщением. Кроме того, отношение между сообщением и этим таинственным объектом сообщения обычно имеет характер классификации, причисления этой вещи к некоторому классу. Дать имя – это всегда значит классифицировать, а составить карту – это, в сущности, то же самое, что дать имя.
В целом Кожибский выступал как философ, призывая людей дисциплинировать свое мышление. Но он не мог в этом преуспеть. В применении к естественной истории психических процессов человека это изречение становится далеко не столь простым. Возможно, различие между именем и обозначаемой им вещью, иначе говоря – между картой и территорией, возникает только в доминантном полушарии мозга. Символическое и аффективное полушарие, находящееся обычно с правой стороны, вероятно, не способно отличить имя от обозначаемой им вещи. Несомненно, оно не занимается подобными различиями. Это и приводит к тому, что в человеческой жизни неизбежно присутствует иррациональное поведение. Мы не можем никуда деться от того факта, что у нас в самом деле два полушария. Каждое из них в самом деле работает несколько иначе, чем другое, и мы не в силах преодолеть возникающую из этого факта путаницу.
Например, с помощью доминантного полушария мы можем воспринимать флаг в качестве своеобразного имени страны или организации, которую он представляет. Но правое полушарие не видит этого различия и считает флаг таинственным образом тождественным тому, что он представляет. Поэтому флаг Соединенных Штатов – это сами Соединенные Штаты. Если кто-то наступит на него, то реакцией на это может быть приступ гнева. И этот гнев не уменьшится, если человеку объяснить отношение между картой и территорией. (В конце концов, тот, кто попирает флаг, точно так же отождествляет его с тем, что он обозначает). Поэтому неизбежно будет возникать множество ситуаций, когда реакция вызывается отнюдь не логическим различием между именем и обозначаемой этим именем вещью.
3. ОБЪЕКТИВНОГО ОПЫТА НЕ СУЩЕСТВУЕТЛюбой опыт субъективен. Это всего лишь простое следствие из утверждения, сделанного в разделе 4: образы, которые, как мы думаем, мы «воспринимаем», создаются нашим мозгом.
Важно заметить, что все восприятие – все сознательное восприятие – обладает свойствами образа. Боль где-то расположена. У нее есть начало и конец, она находится в конкретном месте и выделяется на некотором фоне. Все это – элементарные составляющие образа. Когда мне наступают на ногу, я воспринимаю не само это событие, а егообраз, реконструированный из нервных сообщений, дошедших до моего мозга через некоторое время после того, как чья-то нога опустилась на мою. Восприятие внешнего мира всегда опосредовано конкретными органами чувств и нервными путями. В той мере, в какой это происходит, объекты суть мое собственное порождение, и мое восприятие их субъективно, а не объективно.
Однако следует заметить, что очень немногие люди, по крайней мере в западной культуре, сомневаются в объективности таких сенсорных данных, как боль или зрительные образы внешнего мира. Эта иллюзия глубоко заложена в основах нашей цивилизации.
4. ПРОЦЕССЫ ФОРМИРОВАНИЯ ОБРАЗОВ ПОДСОЗНАТЕЛЬНЫПо-видимому, это общее утверждение верно для всего, что происходит между двумя событиями: настройкой (далеко не всегда сознательной) моего органа чувств на источник информации и сознательным извлечением информации из образа, который мое «Я», как мне кажется, видит, слышит, чувствует, ощущает на вкус или запах. Даже боль, несомненно, является сконструированным образом.
Не вызывает сомнений, что люди, ослы и собаки способны сознательно слушать, и даже сознательно поворачивают уши в направлении звука. Что касается зрения, то объект, движущийся на периферии моего поля зрения, привлекает «внимание» (что бы это ни значило), вследствие чего я поворачиваю глаза и даже голову, чтобы его увидеть. Это действие часто бывает сознательным, но иногда оно настолько близко к автоматическому, что происходит незаметно. Часто я сознаю, что повернул голову, но не сознаю, какой именно образ на периферии моего поля зрения заставил меня это сделать. Большое количество информации, воспринимаемой периферийными зонами сетчатки, остается подсознательной – возможно, хотя и не обязательно, в виде образов.
Процессы восприятия нам недоступны; осознаются только результаты, и, конечно, только результаты и требуются. С моей точки зрения, эмпирическая эпистемология основана именно на этих двух общих фактах – на том, что мы не осознаем процесса формирования образов, которые сознательно видим, и что в этих подсознательных процессах используются предпосылки, входящие и в окончательный образ.