Вадим Инфантьев - После десятого класса
— Жаль... Ну, ничего, подойдите сюда! — Гурко показал на расстеленную перед ним карту Стара Планины (Балканского хребта). — Перед нами четыре горных прохода: Шипкинский, Травенский, Хаинкиойский и
Твардицкий. Других нет. Все местные жители утверждают, что самый удобный — Шипкинский, но он укреплен. И в тылу у него Казанлык, где у турок солидный резерв. Травенский, как видите, рядом. Казанлык прикрывает и его. Твардицкий тоже заперт турками, и рядом Сливна, там тоже крупные силы. Остается Хаинкиойский. Но все местные болгары в один голос твердят...
Как, князь? — Гурко повернулся к уряднику. Тот вскочил:
— Они говорят, что даже летом туда не залетают птицы, и не помнят, кто хоть раз перешел по нему.
Райчо даже потемнел от напряжения, до головной боли вспоминая разговоры взрослых, и признался:
— Простите, ваше превосходительство, но, кажется, это так.
— Н-да,— произнес Гурко, и все в комнате насупились.
И тут какая-то мысль, быстрая, влетела и вылетела, как весенняя ласточка в окно.
— Ну что? — спросил Гурко, не спускавший глаз с капитана.
Райчо стиснул кулаки, зубы... и ласточка вернулась.
— Ваше превосходительство, ну скажите, зачем жителям северного и южного склона Балкан надрываться и лезть через Хаинкиойский перевал, когда справа и слева есть удобные проходы? Ведь даже если и осилить его, то все равно надо делать крюк, чтоб выехать на главные дороги, которые проходят через Шипкинский и Твардицкий перевалы.
— Вот это резонно. Вот это довод! — воскликнул Гурко, и все в комнате разом оживились. А Гурко сказал:— Так вот, капитан, надо самым тщательнейшим и осторожнейшим образом рекогносцировать Хаинкиойский проход, ничуть не мешкая. Дело это поручено генералу Рауху. Вы входите в его подчинение. Тотчас берите конный взвод болгар, а князь — казаков, и на рекогносцировку. Все. Ступайте.
Когда вместе вышли из штаба, урядник весело сказал:
— Разрешите представиться, ваш скородь, Кубанского полка урядник князь Церетелев. А о вас я наслышан.
— Простите, князь,— удивился Райчо. — Как же так, такой титул и, по всему видно, образование... и вдруг урядник?
Церетелев рассмеялся:
— Сей чин я только что получил за обнаружение обходного пути на Велико Търново, по нему прошло шесть эскадронов драгун, две сотни казаков и главное— шестнадцатая батарея подполковника Ореуса. Она так лихо действовала, что турки сами не помнят, как очутились на другом берегу Янтры. Я был рядовым. Ведь глупо давать воинские чины дипломатам, политикам? А по оной стезе я шел с детства. Знаю английский, французский, немецкий, болгарский, сербский, турецкий и другие тюркские языки. До войны я служил в Константинополе секретарем посольства у графа Игнатьева. Все шло через мои руки. Осточертело так, что, как только началась война, я отказался от предложенного другого места и пошел волонтером.
В предгорье Николов и Церетелев развернули наступление на болгарские селения. Разделив оба взвода на группы по три-четыре человека так, чтобы в каждой был ополченец и казак, они направили их в ближние и дальние деревни, предупредив, чтоб опасались башибузуков: местность совсем не разведана. И строго наказали расспрашивать только местных болгар о проходимости Хаинкиойского перевала, давая понять, что они разведчики и намереваются небольшой группой проникнуть в турецкий тыл. При этом ни в коем случае не проболтаться, что ищут проход для войск.
Церетелев оказался не только способным разведчиком, но и везучим, счастливчиком. Он прискакал на измыленном коне и сообщил, что в одной деревне старуха, баба Параскева, вспомнила, что слышала, как много лет назад через этот перевал прошел один старик, не то Вылко Чаков, не то Чако Вылков, и если он не помер, то живет в какой-то деревне, а где — старуха не помнит.
Николов вздохнул:
— Боже, да таких имен в каждом селе полно. Но он старик... Значит, поступим так...
И вновь поскакали болгары и казаки по деревням искать Чако Вылковых и Вылко Чаковых, которым не менее 60 лет.
Вскоре Церетелев и Николов переезжали из села в село, беседовали со старыми Чако и Вылками и добрались до нужного. Это был еще крепкий хитрющий старик, который жил с такой же хитрющей старухой на отшибе. Пришлось долго стучать. Райчо уловил настороженный взгляд в щели, изучающий вооруженных людей в незнакомой форме. Потом впустили в дом. И сколько Николов ни спрашивал, старик отрицательно мотал головой, но чувствовалось, что он что-то скрывает. Он знал, что русская армия гонит османов из Болгарии. Райчо объяснял, что сам он болгарин, родом из Райковци и на нем форма болгарского ополчения... Старик утвердительно мотал головой, но было видно, что не верит.
— Да ты пойми, бай Вылко, что я двадцать три года жил в России и теперь не совсем правильно говорю по-болгарски. Ну вот смотри! — Николов расстегнул вороту показал крест и, перехватив подозрительно-злобный взгляд старухи, брошенный на Церетелева, чуть не вскрикнул. Ведь на князе-то черкеска!
Райчо выскочил из дома и вскоре привел трех ополченцев и двух казаков.
— Вот, бай Вылко, настоящие болгары. Говори с ними сколько хочешь, мы можем выйти. А эти казаки — русские, у них форма такая.
Болгары начали увещевать хозяина, тот молча глядел в пол. А один из казаков шепнул своему напарнику:
— Чую, годок, ну и стерва же эта старуха: снега зимой не даст.— И отшатнулся.
Старуха подлетела к нему с протянутыми кулаками, на которых сквозь кожу просвечивали косточки, и так быстро затараторила, что даже болгары ничего не поняли. Потом, вытолкав всех пятерых за дверь, ушла на кухню, вернулась, поставила на стол бутылку ракии и чашку с лютеницей...
Выпили по стопке, после чего хозяин сказал, что он когда-то давно прошел через Хаинкиойский перевал.
— Когда? — не утерпел Церетелев.
— Лет семь-восемь назад,— сказала старуха.— Чуть вола не уморил...
Церетелев подскочил так, что чуть не ударился головой о притолоку:
~ Как вола? Вьючного?
-— Запряженного,— ответила старуха.
— В повозку? Какая поклажа была?
Старик сердито засопел, старуха потупилась. Райчо заговорил:
— Пойми, бай Вылко, нас не интересует, что и куда ты вез. Важно, что проехал, и с грузом на повозке.
Церетелев подскочил к окну и спросил:
— На этой телеге?
— Другой у нас нет,— сказала старуха.
Хозяин засопел еще сильнее. Райчо выложил на стол несколько десятифранковых бумажек, Церетелев добавил два золотых.
— Спасибо, бай Вылко, но только христом-богом прошу никому ничего о нашем разговоре не сообщать. А может, проводником пойдешь? Святое дело, и хорошо заплатим.
Вылко сокрушенно постучал себя пальцем в грудь, а старуха пояснила, что он тогда чуть не помер на перевале и сейчас каждую ночь кашлем заходится.
Когда страшно довольные Николов и Церетелев вышли во двор и направились к воротам, старик их окликнул, держа в руке моток веревки. Подошел к телеге и стал показывать, как ее сдерживать на крутых поворотах, прихватывая веревкой за камень или дерево. Потом посоветовал заготовить для каждого колеса деревянные клинья с желобами, а не подкладывать камни. Из-за них гювозка с волом два раза чуть в пропасть не угодила. Закрывая за гостями дверь, старик шепнул:
— Большие пушки с собой не берите, не вытяните.
— А ежели дожди застанут? — спросил Церетелев.
Старик молча перекрестился и ушел в дом.
Выйдя за околицу, поспорили. Церетелев говорил, что надо немедленно отправить донесение генералу Рауху о доступности перевала, а Николов настаивал, чтоб прежде разведать самим. Порешили так: отправили с двумя группами болгар и казаков устное донесение о том, что несколько лет назад через перевал прошел один болгарин с упряжкой в одного вола. Две группы отправили потому, что они могли нарваться на башибузуков.
Все в гору, в гору..*
— Господи,— простонал один из казаков и отшатнулся,— словно в преисподнюю едем.
— Не смотри вниз! — крикнул Николов.— Вперед смотри!
Зловещая тишина не только давила уши, она заполняла все тело. Скалы над головой, залитые лучами заходящего солнца, походили на окровавленные клыки. В долинах уже было темно, из пропасти тянуло могильной сыростью. Все невольно говорили шепотом.
— Действительно, птицам сюда залетать незачем,— заметил Церетелев.
Прошли по карнизу, держа всхрапывающих коней под уздцы. Когда его миновали, Николов сказал:
— Еще несколько таких карнизов — и о полевой артиллерии нечего думать. Горные пушки на вьюках протащим. Будет саперам работенки. Взрывать скалы нельзя — османы услышат.
Церетелев произнес:
— Фельдмаршал Мольтке в своей книге о Балканах был не так далек от истины, написав, что между Шип-кинским и Твардицким проходами, возможно, есть другие проходы, но они совершенно не годны для войск.
Скалы стали лиловыми, потом почернели и уже рисовались в небе силуэтами, из пропасти выползали косматые полосы тумана. На полянке решили ночевать, лежали на траве, жевали сухари, костра не разводили.
