Игорь Поволоцкий - Путь войны
Мысли о «Пионере», Крамневском и погибших товарища привычно отодвинулись на потом. Впереди ждала работа, ничтожная на фоне уже пройденных испытаний, но, пожалуй, самая ответственная. Полмили – казалось бы, очень мало (если рулевой не ошибся, а это вполне возможно под водой, без хорошо знакомых ориентиров). Но скафандры не приспособлены для длительной ходьбы, в них неудобно передвигаться даже по ровному твердому дну, а склон подводного хребта, даже на пологом участке, может оказаться вообще непроходимым. Тем более, что каждому придется тащить на себе контейнер с бесценными материалами. Если энергия аккумуляторов истощится раньше, чем группа достигнет конечного пункта – то скафандр превратится в железную могилу.
Трубников прижал свой шлем к шлему Шафрана – самый простой и экономный способ связи.
- Теперь ты ведешь, - констатировал радиоразведчик.
В скафандре почти не видна мимика и движения головы, поэтому Аркадий медленно поднял руку в утвердительном жесте.
- Да. Открывайте.
Пока двое отпирали внешний люк, другие в четыре руки поднимали Радюкина, странно заторможенного и неподвижного. Даже сквозь стекло шлема его лицо выделялось мертвенной бледностью, и Шафран с усталой безнадежностью подумал, что если консультант совсем сошел с резьбы, то его придется оставить. Тащить некому и не на чем.
Аркадий ступил на океанское дно, и в голове по многолетней привычке включился неслышимый метроном, отмеряющий каждое мгновение, каждое движение, потребляющее драгоценное электричество. В свете фонарей мир за обшивкой батискафа казался зыбким и нереальным, словно все происходило во сне. Сумрачное марево с темно-зеленым оттенком колыхалось вокруг, под толстыми подошвами похрупывала каменистая поверхность. Мимо проплыла большая рыба – создание весьма страшного вида, примерно метровой длины. Огромные глаза бездумно взирали с непропорционально большой тупорылой головы, длинный, как у крысы, узкий хвост чуть подергивался.
«Макрурус» - вспомнил Шафран.- «Да, раньше на Рейкъянесе его ловили в промышленных количествах. Теперь, должно быть, рыбе здесь раздолье…»
Водолазы достаточно быстро построились, навьючившись поклажей, свободным остался только сам Шафран, ему предстояло вести людей, ориентируясь по карте, на незнакомой местности. И еще Радюкин. Ученый подержал в руках контейнер, затем просто уронил его на дно и опустился на ближайший камень, словно пародия на роденовского мыслителя.
Шафран и Трубников шагнули к нему одновременно, с двух сторон, прикладывая шлемы и опираясь друг о друга, так что «мыслитель» превратился в «хоровод».
- Брошу, - не тратя лишних слов, пообещал Трубников. Его голос, искаженный при передаче через металл звучал глухо и гулко, как через переговорную трубу.
- Я остаюсь, - просто ответил Радюкин. – Нет воздуха. Клапан не работает. Сейчас на аварийном запасе.
Этого не могло случиться никогда и ни при каких обстоятельствах, каждый механизм, каждый скафандр для миссии «Пионера» отбирался специально, проверяясь вручную, целыми институтами. И все же – случилось. Маленькая деталь, узел, который мог сломаться с вероятностью в тысячные доли процента. И это именно та неисправность, которую они сейчас устранить не могли.
- Успеем, - быстро проговорил Трубников и осекся. Аварийный кислородный запас давал примерно еще десять-пятнадцать минут. Не хватит, ни при каких обстоятельствах.
Под неслышимый счет своего электрического метронома Шафран лихорадочно перебирал возможности и не находил ни одной. Даже если Радюкин сможет самостоятельно, по очереди подключиться к оставшимся баллонам (а он почти наверняка не сможет), там осталось слишком мало. Дойти до станции, включить шлюз, как-то подзарядить аккумулятор, взять запас воздуха, вернуться…
Нет, не успеть.
- Забавно… - проговорил Егор, его голос почти не дрожал, только паузы были чуть длиннее обычного. – Я всю жизнь изучал море, жил им, но … в кабинете. И в конце концов, в море ухожу...
Егор поднял голову, и Шафран увидел его лицо. Бледное, но невероятно спокойное.
- Возьмите мой ящик, - все так же ровно сказал ученый. – Там записи по климату, течениям и еще много чего. Это нужно. Теперь… Идите.
Идти было очень тяжело. Каждый шаг требовал предельного внимания, люди шли растянувшись цепочкой, связавшись длинным и прочным канатом, с контейнерами на плечах в специальных держателях. Каждое движение расходовало драгоценную энергию, и все же, иногда Аркадий оборачивался, чтобы посмотреть на неподвижную световую точку у темной туши батискафа – фонарь Егора Радюкина. По мере того как группа продвигалась дальше, аппарат таял во мгле, терялся на общем фоне, становясь неотличимым от небольшой пологой скалы. А затем в непроглядной тьме исчез и огонек.
Эпилог
Зимников поднялся по лестнице Института желудочной хирургии, чувствуя легкость и бодрость во всем теле. Он шагал так быстро, что со стороны казалось – офицер вот-вот сорвется на бег. Ему стало жарко, и Петр Захарович расстегнул шинель. Провожаемый боязливо-восхищенными взглядами студентов, он миновал несколько этажей в поисках нужного зала. Коридоры с высокими потолками пустовали, немногочисленные встречные на студентов не очень походили – все больше взрослые мужчины со специфическим взглядом людей, повидавших разное.
Первая конференция фронтовых хирургов шла своим чередом. Поволоцкий надолго завис у регистрационной стойки рядом с главной лекционной аудиторией, утрясая рабочие проблемы. За двустворчатыми, плотно прикрытыми дверьми шла напряженная жизнь - доносились голоса, восклицания и обрывки ожесточенных споров. Александр и не заметил, как бывший командир легко и бесшумно подошел со спины. Медик спохватился лишь после того, как металлическая клешня с силой хлопнула сзади по плечу.
- Здорово, Борисыч! – приветствовал его офицер.
- И тебе не хворать, Захарыч, - в тон ему отозвался хирург, широко улыбаясь.
Они тепло обнялись, как будто со времени последней встречи прошли годы. Медичка за стойкой боязливо рассматривала странную и немного гротескную пару – офицера с подвижными протезами вместо рук, и бритого налысо хирурга с пышной косматой бородой.
Все-таки заменили? – Поволоцкий кивком указал на рукава товарища. Зимников поднял правую руку на уровень глаз и с видимым удовольствием покрутил страшноватой металлической кистью.
- Ага. Военный эрзац, но все же лучше чем ничего. Хоть пуговицы можно нормально застегивать. А стрелять мне вряд ли понадобится, - Зимников еще раз оглядел Поволоцкого с ног до головы, отметил землистый цвет лица и глубоко запавшие глаза. – А ты вот выглядишь не очень.
- Много забот, - кратко ответил хирург. - Я пока что за бюрократа работаю. Еще как минимум неделя такой жизни. Кто бы мне сказал раньше, что наш брат медработник такой капризный и склочный… Вот уж точно, все великое видится со стороны. Кстати! Хоменко помнишь?
- Обижаешь, - искренне удивился Зимников. – Чтобы я своих не помнил. Пулеметчик.
- Так он живой, не убила ни вражья пуля, ни наша медицина, хотя пытались изо всех сил, что одна, что другая… - Поволоцкий скривился, словно вспоминая что-то очень неприятное. – Вчера виделись, он пошел на поправку. Рвется на фронт.
- А я скоро отбываю… - сообщил Зимников, хлопнув по лацкану форменной шинели.
- На повышение?
Да, - скромно улыбнулся офицер. – Я теперь подполковник, завтра еду на запад…
Петр Захарович замялся, на его лице отразилась мучительная борьба между требованиями устава и простым человеческим желанием похвалиться соратнику.
- Не спрашиваю! – Поволоцкий все понял правильно. – После победы расскажешь. А может быть и раньше, я ведь тоже…
Протяжный сигнал разнесся под высокими сводами, прервав медика. Зимников чуть присел и закрутил головой – звук очень напоминал сирену противовоздушной тревоги, и тело отреагировало само собой, помимо воли хозяина.
- Вот я тоже поначалу едва ли не под лавку прыгал, - прокомментировал Поволоцкий. – Долго привыкал. Это сигнал к перерыву, обед. А затем снова… прения.
- Тьфу на вас, - выразительно сообщил Зимников. – Одно слово, коновалы.
Широченные двустворчатые двери мореного дуба отворились с натужным скрипом. Медики потянулись из аудитории, главным образом группами по два-три человека, оживленно споря и обсуждая какие-то свои медицинские вопросы.
Зимников широко открытыми глазами проследил за бородатым, совершенно седым стариком в архиепископском облачении, шествующим за молодым помощником. Осанке пожилого врача мог бы позавидовать монарх, но самое главное – старик, похоже, был совершенно слеп. Он использовал помощника как поводыря, положив ему на плечо руку с костистыми и даже на вид очень сильными пальцами. Вокруг странной пары словно раскинулся шатер молчания, при приближении пожилого медика и его проводника все прекращали разговор и почтительно склоняли головы, словно слепец мог их увидеть.
