Руслан Мельников - Тевтонский крест
Бурцев приказал сменить уставших лошадей.
– Едем на запад, – объявил он.
И лес сомкнул над ними свои сумрачные своды.
… Первым опасность почуял Бурангул. Татарский сотник натянул поводья. Мохнатая низкорослая кобылка сразу перешла со скорой рыси на шаг. Бурцев непроизвольно последовал примеру кочевника. Скакавшие позади воины тоже замедлили движение.
Бурангул выглядел озабоченным. С чего бы это? Бурцев огляделся. Ничего подозрительного. Не видно и не слышно. Только лесные птахи беззаботно поют свои весенние песни. А свежий след чужих копыт уводит в густой ельник. Конечно, местечко глухое, зловещее. Древние стволы и молодая поросль с обеих сторон огородили дорогу сплошным частоколом. Солнечный свет рассеивается в сплошном переплетении набухших почками ветвей и колючих еловых лап. Но не эта же причудливая игра теней заставила так нервничать опытного воина Кхайду‑хана?
– Что тебя встревожило, Бурангул?
Сотник ответил не сразу. Сначала стрельнул узкими глазками по сторонам. Потом заговорил:
– Происходит что‑то необычное, Вацалав.
– Что именно?
Бурангул замялся. И вместо ответа сам задал вопрос:
– Могут ли волки лазить по деревьям?
Гм‑м, неужели настолько велик суеверный ужас степняка перед лесом?
– Ты о чем, Бурангул?
Вновь юзбаши не торопился с ответом. Он еще раз огляделся.
– Я был лучшим охотником в нашем роду, и мой глаз редко ошибается.
– Ну, и?
– Вон там, – Бурангул указал взглядом в сторону необхватной ели, тяжелые лапы которой нависали над самой дорогой. – Наверху. Там только что мелькнула волчья шкура.
– Стоять! – рявкнул Бурцев, резко вскидывая руку. Дружина новгородцев и кочевников‑степняков остановилась. Кони всхрапывали, люди тихонько переговаривались. Поднялись шиты, кто‑то потянул из ножен сталь.
– Никому не двигаться! – приказал Бурцев. – Бурангул – со мной!
Вдвоем они приблизились к дереву, на котором татарскому сотнику померещился волк.
– Дядька Адам! – громко окликнул Бурцев. Лесное эхо отозвалось сразу. Человек – нет. Он сложил руки рупором:
– Дядь‑ка А‑дам!
Эхо. Тишина. Неужели ошибся? Да мало ли шастает нынче по польской глухомани волчьешкурых лесных братьев. Но до чего же не хотелось бы сейчас драться ни с разбойниками, ни с партизанами за право проехать через злополучный ельник.
– Освальд! Збыслав! – позвал Бурцев. – Это я, Вацлав!
Треск ветвей справа… Чуткий татарин вскинул лук.
Всадник, что продирался к лесной дороге, орудовал мечом как мачете, прикрываясь щитом от сучьев, норовивших расцарапать лицо. Знакомый щит! И выцветший потускневший герб тоже: серебристая башенка на синем фоне. Да и эти пышные усы не узнать невозможно. Освальд!
– Опусти оружие, – шепнул Бурцев сотнику.
– Но…
– Я сказал, опусти.
Тетива лука ослабла, наконечник стрелы склонился к земле. Это, конечно, ничего не значит. Пальцев‑то с тетивы Бурангул не убрал, а навскидку он тоже бьет неплохо.
Глава 69
Добжиньский рыцарь, выбравшись на дорогу, остановил коня напротив Бурцева. Усмехнулся – не то чтоб по‑доброму.
– Ты все‑таки якшаешься с язычниками, Вацлав? Гляжу, в большие паны у них выбился!
Свой меч Освальд уже спрятал в ножны. Рука его теперь лежала на булаве, притороченной к седлу. Раньше у добжиньца такого оружия не было. Интересно, откуда взялся этот увесистый трофей?
– Выходит, рыжий Яцек не лгал, – продолжал Освальд. – Только ума не приложу, почему ж тогда ты побил Збыслава на Божьем суде? И против татар под Вроцлавом рубился так славно! Пороки их пожег. Правда, князька захватить не смог. Или не захотел? Хитер ты, Вацлав, ох хитер…
– Не в хитрости дело, – ответил Бурцев по‑польски. – Просто ты решил от меня избавиться, а я нашел себе новых союзников.
– Ну‑ну… – еще раз оскалил зубы рыцарь.
Молодой горячий конь под ним грыз узду и приплясывал. Освальд, однако, крепко держался в седле, а сильного скакуна утихомиривал едва заметными движениями пальцев и пяток. Быстро же добжи‑нец оправился после Вроцлава…
– Вижу, твои раны зажили, Освальд.
– С Божьей помощью. Сабли язычников не всегда секут насмерть.
Быстрый взгляд в сторону Бурангула… Сотник слов польского рыцаря, конечно, не понял, однако презрительные нотки распознал безошибочно. На лице татарина не дрогнул ни единый мускул. Зато чуть шевельнулся наконечник стрелы, не убранной с тетивы. Сабли саблями, но смерть, затаившаяся в этом кусочке заточенного металла, своего не упустит. Бурцев на всякий случай двинул лошадь, вклиниваясь между добжиньцем и татарским юзбаши. Кровопролитие сейчас крайне нежелательно.
– Сабли язычников, Освальд, могут оказаться полезными. К тому же со мной идут не только татары, но и русичи из новгородской дружины.
– Что язычники, что пособники византийской ереси – для доброго католика все едино!
Однако, судя по тону, рыцарь говорил сейчас не то, что думал. Или не совсем то. Освальд был заинтригован.
– И те, и другие бились против тевтонов, выступивших на стороне Генриха Силезского. А орденских братьев, помнится мне, ты жалуешь еще меньше, чем иноверцев. Литвин Збыслав и прус дядька Адам тоже ведь язычники…
– Не тебе судить, Вацлав, кого я жалую, а кого нет.
– Судить не мне, да… Но твоего герба на Добром поле под стягами Генриха Силезского я почему‑то не видел. Тевтонские кресты заметил, куявский штандарт – тоже, а твою башню – нет.
– Я никогда не стану сражаться бок о бок с куявцами – вассалами мазовецкого князя и тем более с рыцарями Конрада Тюрингского. И те, и другие повинны в смерти моего отца. Это раз. Генрих Силезский и остальные польские князья‑прихвостни ордена давно приговорили меня и моих людей к смерти. Это два. Но…
– Но?
– Богопротивные язычники Измайлова племени пришли на польские земли.
Былого пафоса Бурцев, однако, не слышал. Последняя фраза сказана больше для порядка. В эпоху феодализма ненависть мелкопоместных панов к конкретным разорителям родового гнезда все‑таки сильнее ненависти к абстрактным внешним врагам не сформировавшегося еще толком государства. На этом можно сыграть.
– Полноте! – теперь усмехнулся Бурцев. Стараясь, впрочем, чтобы усмешка не показалась Освальду слишком обидной. – Первыми сюда пришли орденские братья. Крестоносцы хитростями и посулами завладевают польскими замками, изгоняя хозяев. И уходить, в отличие от татар, не собираются. Татарам же Польша не нужна. Да будет тебе известно, они пришли сюда лишь за головой Конрада Тюрингского.
Добжинец молчал, недоверчиво покручивая усы.
– Каковы твои планы, благородный Освальд? – прервал затянувшуюся паузу Бурцев. – Пропустишь ли ты нас с миром по этой дороге?
Рыцарь дернул ус. На лице Освальда вновь появилась ускользнувшая было ухмылка.
– Странное дело, Вацлав. Старая приграничная дорога в стороне от княжеских трактов вдруг начала пользоваться популярностью. Сначала по ней приплелся вымотанный долгой скачкой отряд тевтонов. Орденские братья разбили тут неподалеку свой лагерь. А мы… мы разбили их.
Добжинец хохотнул, довольный каламбуром, – тоже, блин, поручик Ржевский! – и продолжил:
– Мы уж собрались уходить, а тут дозорщик прискакал. Говорит, со стороны Одры едет большой татарский отряд. Ну как упустить такую удачу! В одну западню шел второй зверь. Хотел я вас просто перестрелять, как куропаток, да тебя увидел. Решил побеседовать сначала. Ты только того – скажи дружку своему, пусть стрелу с тетивы уберет. И остальным оружие лучше попрятать. Вас всех еще с того поворота мои лучники выцеливают. А у них приказ: стрелять по моему сигналу или после первой выпущенной твоими людьми стрелы.
Бурцев обернулся. Опытные бойцы его отряда давно смекнули, в чем дело. Новгородцы и ханские нукеры подались с обнаженными клинками на обочину – ближе к лесу, а под их прикрытием – в центре – уже тянули стрелы из колчанов лучники Бурангула.
Удачное построение. Только в сложившейся ситуации проку от него мало. Русско‑монгольская конница в густых зарослях, через которые с таким трудом демонстративно пробивался Освальд, сделать все равно ничего не сможет. А татарские лучники, сколь бы искусными они не были, бессильны против засевшего в засаде врага. Зато когда дядька Адам и его ватага начнут обстреливать с деревьев сгрудившееся внизу воинство, спастись можно будет только бегством.
Впрочем, не о бегстве и не о спасении думал сейчас Бурцев. Куда больше его занимал рассказ добжиньца. Если Освальдовы партизаны в самом деле перебили тевтонов, то какова же тогда участь Аделаиды? И почему добжиньский рыцарь до сих пор не обмолвился о малопольской княжне? Вызнать это нужно во что бы то ни стало.
– Клинки в ножны! – приказал Бурцев. – Убрать стрелы!
Недовольный ропот… Но ослушаться никто не посмел. В конце концов, вновь обнажить оружие – секундное дело!
