Светлана Павлова - Гонка за счастьем
Его русский язык был безупречен, иногда даже более церемонен и правилен, чем требуется при легком разговорном общении — выученность и книжность оборотов выдавали в нем иностранца. Акцент едва улавливался и придавал речи, наряду с прорывавшейся французской интонацией, ровной и некатегоричной, неповторимый мелодический шарм. Устоять здесь было очень трудно…
Белла с первой минуты ощутила его присутствие не только потому, что он сидел рядом и от его прикосновений ее все время бросало в жар. За ней впервые ухаживал настоящий мужчина — предупредительный, уверенный в себе, образованный, легкий, явный эстет, но с чувством юмора — словом, такой, каким и должен быть в ее представлении истинный француз, парижанин… И она не ошибалась, чувствуя, что этот интерес — взаимный. Все вопросы, которые он задавал, были обращены только к ней…
— А откуда это прелестное имя? Не навеяно ли Лермонтовым?
— Нет, у Лермонтова Бэла пишется с оборотным «э» и с одним «л», меня же отец назвал Беллой в честь Беллы Ахмадулиной, в которую был тайно влюблен в молодости. В то время в нее все были влюблены… У него до сих пор стоит в кабинете ее портрет той поры. Совершенно удивительное лицо — если попробовать персонифицировать понятие «вдохновение», то лучшего образа не найти. Не знаю, есть ли у меня что-нибудь от прелести моей любимой поэтессы, но ее имя я ношу с удовольствием…
Она действительно была похожа на всем известный очаровательный портрет того времени — те же припухлые губы и мечтательный взгляд раскосых глаз, с той разницей, что длинные густые волосы были у нее небрежно распущены по плечам и она была блондинкой, в мать.
Заказанное для Виктора такси, на котором Белла собиралась ехать дальше на улицу Льва Толстого, прибыло с большим опозданием, и она решила, что останется ночевать у Ирины.
Виктор попросил у нее номер телефона и разрешения позвонить. Они договорились встретиться на следующий вечер после закрытия ярмарочного рабочего дня.
* * *Белла решила, что на правах хозяйки ей нужно продумать программу развлечений. Она тут же отвергла предложение Ирины — традиционное зрелище для иностранцев — Кремлевский дворец и Большой театр. Туда легко можно попасть, с этим он справится и без нее, а вот посмотреть хорошие спектакли ему вряд ли удастся, для этого нужен человек знающий. А ведь он, как выяснилось, любит театр; лишь бы повезло со спектаклями…
Разобравшись с репертуаром, она почти весь рабочий день просидела на телефоне, обзванивая и напрягая всех знакомых. В результате все сумела организовать в наилучшем виде — среда, четверг и пятница были соответственно распределены между Таганкой, Вахтанговским и Ленкомом. Она была очень довольна, что удалось достать билеты на «Юнону и Авось» — спектакль был действительно хорош, с прекрасным актерским составом, прелестной музыкой, не говоря уже о том, что автором пьесы являлся сам Вознесенский, творчество которого, как оказалось, любил и он… да и тема мюзикла как по заказу — созвучна их настроению.
Началась самая удивительная пора ее жизни — романтического преображения, мгновенного пробуждения от девического сна. Каждый вечер после очередного просмотра спектаклей они гуляли по Москве — погода к тому располагала. Она водила его по своим любимым местам, обрушивая на него обилие историко-культурологических сведений. Они подолгу разговаривали, наслаждаясь той волнующей неопределенностью, когда еще ничего не произошло и не сказано, но уже чувствовалось, что их встреча — не просто очередной приятный эпизод, а нечто гораздо большее и эта неопределенность — временная…
Прервать эти сладостные минуты было непросто, но и бродить всю ночь было невозможно, обоим нужно было успеть выспаться до работы — Белла только окончила университет и осталась работать на кафедре. Работать оказалось много интереснее, чем учиться, и она с энтузиазмом описывала Виктору студентов группы, в которой вела семинарские занятия. Ее легкость, красота, образованность, духовность и явная романтичность действовали на него непривычно возвышающе, что было с ним впервые — обычно женщины с которыми ему случалось иметь дело, заводили его в совсем ином ключе, влияя на другие зоны. Такое множество красивых слов и значительных мыслей он обнаружил в себе впервые, все предыдущие отношения, включая роман с Одиль, к такого рода самореализации не располагали, в тех случаях требовались реактивные извержения совсем другого свойства. Восхищаясь своими вдруг неожиданно прорезавшимися новыми способностями, он не без сожаления прерывал эти восхитительные диалоги, усаживал ее в такси, целовал в щечку, а сам отправлялся в гостиницу.
Каждая новая встреча все больше сближала их, оба не могли дождаться вечера и с удовольствием угадывали друг в друге это взаимное влечение…
Он вошел в ее жизнь и сразу стал необходим, и эти легкость и быстрота немного пугали Беллу. Прежние ее увлечения и романы бывали с ровесниками, которых она знала не первый день, и все в тех отношениях развивалось постепенно, было понятно, основывалось, помимо романтической влюбленности, на общих вкусах и интересах, что, впрочем, ни разу не привело к серьезному результату. Здесь был совсем другой случай — взрослый, состоявшийся, не до конца разгаданный, или, вернее, совершенно не разгаданный, без каких-либо видимых изъянов, — наоборот, все при нем, да еще и иностранец — тут было над чем задуматься.
Но в двадцать два года мало кто долго раздумывает — хочется ринуться в счастье, и как можно скорее… и она сделала то, что ей казалось естественным и правильным, — отогнала прочь все мешающие этому желанию сомнения и мысли…
* * *Виктор был в восторге от новой знакомой. Он встретил ее как раз вовремя — она необыкновенно хороша собой, интеллигентна, из прекрасной семьи… Кто бы мог подумать — у него появляется шанс познакомиться, а то и породниться с самим Загорским… Кроме того, впервые появилась надежда на освобождение от этого периодически буксующего безумия — романа с Одиль…
Последняя мысль, которая пришла ему в голову перед сном и даже рассмешила его, — любимая мамочка вышла замуж за поляка, а сын двинулся еще дальше на восток, на покорение загадочной России… Интересно, как далеко может зайти его собственное будущее потомство…
ГЛАВА 2
Три дня пролетели незаметно. Виктор должен был улетать в воскресенье, и на субботу он пригласил Беллу и Игоря с Ириной на закрытие ярмарки, после чего они вчетвером отправились в японский ресторан, расположенный рядом с выставочным центром — он уже там побывал и счел кухню вполне приемлемой. Ресторан находился в гостинице «Международная», одном из немногих европеизированных мест в Москве.
Ирина пребывала в приятном возбуждении: быть причастной к устройству личной жизни близкой подруги — занятие невероятно волнующее и увлекательное. Наконец-то у Беллы появился первоклассный кавалер, а то, при всей ее красоте и возможностях, вечно окружена безликими мальчиками-подружками, на которых и смотреть противно. Игорь тоже был доволен развитием событий — он выступил инициатором этого знакомства потому, что Виктор был ему симпатичен, а красавица Белла с ее неумением выбирать стоящих мужчин, несомненно, нуждалась в патронаже. В их случае было прямое попадание в яблочко — пара получилась просто на загляденье. Кто знает, может, это знакомство к чему-нибудь и приведет…
Короче, все участники акции были довольны друг другом и замечательно провели этот вечер. Сергеевы укатили домой, дав им возможность остаться наедине. Виктор предложил замечательно продолжить вечер — отправиться в ночной клуб и потанцевать.
* * *Она впервые попала в такую обстановку — в СССР особо тщательно оберегалась нравственность граждан. Подобные «загнивающие» места почти отсутствовали на его территории, но иностранцам, живущим в Москве или приезжающим в нее на какое-то время, нельзя было запретить развлекаться так, как они того хотели и к чему привыкли, поэтому кое-какие плановые «тлетворные» очаги в столице все же существовали. Ночной клуб и был одним из таких немногих разрешенных и, конечно же, контролируемых властью мест…
Они вошли в огромный зал, до отказа заполненный хорошо одетой публикой. Здесь пахло дорогими духами, кофе и сигаретами, при этом благодаря хорошей вентиляции дышалось легко — сигаретный дым, клубясь над головами, поднимался к потолку, что было заметно даже в полумраке.
На низком подиуме в глубине зала играл оркестр, возле стойки бара было не протолкнуться от желающих.
Люди веселились — пили, танцевали, слушали музыку, переговаривались, смеялись. И все — никакой крамолы, ничего подозрительного, недостойного. Просто непонятно, зачем нужны были все эти препоны — усиленный дежурный патруль у входа, такой же наряд в раздевалке, десятки явных штатных сотрудников, с озабоченным видом снующих между танцующими парочками. Их желание оставаться незаметными и не выделяться приводило к обратному эффекту — своими серыми, одинаково скроенными костюмами, комсомольскими стрижками и настороженно бегающими глазами они резко контрастировали с общим живописно-разнообразным и безмятежно-расслабленным фоном.
