Dmitrii Kazakov - Черное знамя
Услышь Олег такое еще две недели назад – он бы запел от радости, бросился бы целовать Паука, забыв о том, кто сидит перед ним, и на радостях закатил бы попойку в лучшем ресторане Казани…
Но сейчас он не ощутил ничего, никакой радости.
Слишком много всякого произошло за это время, и вокруг него, и внутри, где передумал и перечувствовал разное. Собака радуется, когда хозяин приказывает ей служить, но статский советник Одинцов, видимо, наконец-то научился быть человеком, и его перестало волновать то, что ранее составляло смысл, сердцевину жизни!
- Хм… ну да, хорошо, - выдавил он из себя, опуская глаза.
Но Штилер, увлеченный собственной речью, не заметил, что его собеседник не проявляет энтузиазма.
- В свете последних новостей нам придется значительно расширить штаты…
Каких новостей?..
Олег напрягся, вспоминая.
Несколько дней назад создано новое министерство, министерство вооружений, и его возглавил Михаил Кошкин, партиец не с самым большим стажем, но зато отличный спец… Вчера вечером началось вторжение в Грецию, российские войска при поддержке балканских союзников одержали первые победы, и об этом трубят фанфары в радиоприемниках…
- А, ты же не знаешь! – недоумение на лице Олега Штилер все же прочитал, слишком уж явным оно было. – Сегодня ночью, еще девятого по их времени, США объявили нам войну…
Ну вот и случилось то, о чем толковал Торопец, в конфликт вмешалась страна с мощнейшей экономикой мира, и теперь Вечной Империи придется и в самом деле сражаться чуть ли не со всей планетой.
И шансов на победу, откровенно говоря, не очень много…
Если еще и Германия поддержит союзников, ударит с запада…
- Так что нам, возможно, придется очень скоро создать специальное подразделение, ответственное за внешнюю пропаганду, чтобы оказывать воздействие на войска и народы противника, - разливался соловьем Штилер. – На военных надежда в этом плане невееелика, ну а мы этому направлению уделяли прискорбно мало внимания. Можно сформировать отдел, в нем два сектора, чтобы один занимался изготовлением соответствующих материалов, другой – их распространением… плюс надо предусмотреть деление по национальным направлениям, ведь наивно будет думать, что на японцев и англичан можно воздействовать одними и теми же методами. Привлечем специалистов, подолгу живших в других странах, разбирающихся в том, как думают наши враги…
Да, планов у министра громадье, и в этих планах наверняка отыщется теплое местечко для переведенного ныне в «Наследие» статского советника – с хорошим окладом, непростой, но интересной и живой работой, с перспективами служебного роста, наград и командировок.
Но только все это Олега интересовало мало.
Ради чего ему вкалывать, стремиться к титулу действительного статского советника?
Ради народа и страны… идеалов, что когда-то казались монолитом, но за последние недели рассыпались в пыль?
Ради семьи, от которой осталось две могилы?
- Предполагает установление последовательных методов работы, опирающихся на знание экономической, политической и военной обстановки, а также на знакоооомство с положением в рядах неприятеля! – тут министр сделал паузу, давая собеседнику понять, что сейчас последует важное заявление. – И я уверен, что никто лучше тебя не справится с этой задачей!
Белке предлагают вернуться в клетку из золотых жердочек, к колесу, что так легко вертится, когда в нем бежишь, к кормушке, в которую вовремя, без перерывов, кладут отборные орехи.
- Ну да, хорошо, - повторил Олег, просто потому, что промолчать в такой момент невозможно.
- Вот, глянь, образчик работы противника, настоящая глупость, вода на нашу мельницу, - Штилер порылся в лежащих на столе бумагах, извлек аляповатую, сплошь из алого и черного, листовку. – Добыта вчера на Балканском фронте, предположительно – рааабота англичан.
«А сегодня уже в Казани» - подумал Олег, разглядывая листовку.
На ней был изображен рыжий урод с вытаращенными глазами, похожий на Огневского, поджигающий факелом земной шар, и опускающаяся сверху громадная рука со сжатым кулаком. Рукав ее был сшит из флагов союзников – Франции, Великобритании, Японии, а надпись сверху гласила «Кара для поджигателей войны неизбежна! Русские солдаты, не верьте своим вождям!».
- Идиоты, неужели они не понимают, что сейчас авторитет премьер-министра высок как никогда? – сказал Штилер. – Что после всех наших побед любая попытка очернить его или свеергнуть с пъедестала окажется безуспешной? Или вот еще одна, посмотри…
На этот раз Олегу предъявили листок, озаглавленный «ПРОПУСК К СВОБОДЕ».
Ниже разъяснялось, как хорошо будет воину русской армии, если сдастся в плен, что за прекрасная жизнь ждет его по ту сторону фронта. С другой стороны размещались иллюстрации: слева - подыхающий на колючей проволоке окровавленный боец; справа – он же, но улыбающийся и нарядно одетый, в красиво обставленной комнате рядом с хорошенькой сестрой милосердия.
- Много слов, - сказал он, мгновенно оценив длину текста. – С одного взгляда не усвоишь.
- Вот и яяя о чем говорю. Дилетанты! – министр фыркнул. – Мы показывали это нашим. Любой солдат, русский, казак, якут или грузин, увидев такое, начинал смеяться, как сумасшедший. Только последний идиот поверит, что в лагере хорошо кормят, тепло одевают и развлекают… Наши листовки для французов или американцев будем для начала проверять на военнопленных, чтобы вот так не осрамиться. Тааак, ага… - он глянул на наручные часы. – Все, договорились. Больше двух-трех месяцев тебе скучать не придется, так что отдыхай, набирайся сил…
Отведенное на «задушевную беседу» время вышло, пора уходить.
Олег поднялся, Штилер проводил его до двери приемной, и на прощание даже похлопал по плечу.
- Машину вам вызвать? – спросил дежурный адъютант, усатый штабс-капитан.
- Нет, спасибо. Так дойду.
До «Наследия» недалеко, пешком – минут пятнадцать, если шагать нога за ногу.
Олег забрал пальто и шляпу с вешалки для посетителей, одевшись, вышел в коридор.
Передвигаясь по министерству, он упорно смотрел в пол, и больше всего боялся, что встретит кого-нибудь из знакомых, хотя бы того же Кирпичникова. Ему было невыносимо стыдно – не только за то, что он сделал неделю назад, купив победу ценой предательства, а вообще за то, что он творил все эти годы, работая сначала в Питере, потом в Москве и под конец здесь, в этом самом здании.
Громоздил исполинское здание из полуправды, лозунгов и статей, текстов листовок и радиообращений, красивую иллюзию, оказавшуюся надгробным камнем не только над его собственной душой и жизнью, но и над душой целой страны.
Они хотели построить новую Россию, евразийскую, свободную.
И они ее построили, действительно новую… но вот с остальным вышла промашка.
От живого, искреннего, свежего учения Трубецкого, Алексеева и Савицкого осталась лишь оболочка, а свобода исчезла, растворилась под гнетом тяжелого камня Вечной Империи, фальшивой идеократии, взваленной на плечи многострадальным российским народом.
Чем тут гордиться?
Едва вышел на крыльцо, как лицо залепило снегом, но от этого стало даже легче – пусть холод и сырость, даже физическая боль, все же они отвлекают от того, что творится в душе. Олег поежился, поднял воротник плаща, защищаясь от ледяного ветра, и тяжело зашагал вниз по лестнице.
Метель бесновалась над Казанью, словно на календаре был февраль, а не октябрь.
Что принесет с собой подступающая зима?
Такие же вот погодные катаклизмы, новые карточки на продукты, и похоронки, похоронки – в тысячи семей, с разных фронтов, от гор Греции до равнин Китая и вод Индийского океана.
- Олег! Ты? – негромкий окрик нагнал в тот момент, когда Олег сошел на тротуар, заставил сбиться с шага.
Ну точно, Ставский-Кирпичников, в том же френче под распахнутой шинелью, с улыбкой на усатой физиономии.
- Привет, - сказал он, протягивая руку для пожатия. – Говорят, ты к нам вернешься?
Начальник отдела общей пропаганды знал обо всем, что творилось и даже еще только планировалось в стенах родного министерства. А уж в умении держать нос по ветру и подлаживаться под изменчивое и не всегда предсказуемое начальство с ним могли сравниться немногие.
Вот и сейчас он смотрел и говорил совсем не так, как двадцать второго сентября, когда они виделись здесь же.
- Вряд ли, - бросил Олег, морщась от запаха табака, и чувствуя, что ему физически неприятен этот человек.
Вернуться в логово Штилера после всего, что произошло?
Вновь стать одним из паучат?
- Это как же? – удивился Кирпичников. – Неужели откажешься?
Да, отказаться, когда тебя приглашает сам министр мировоззрения, нельзя, но есть выход, выход есть всегда, правда думать о нем не очень хочется, слишком это неприятно, но здесь и не надо думать, надо действовать.
