Майкл Сэндел - Справедливость. Как поступать правильно?
Более современная проверка нравственной весомости лояльности связана с двумя историями о братьях. Первая история — история братьев Уильяма и Джеймса (Уайти) Балгеров. Билл и Уайти выросли вместе в семье, где было девять детей. Семья жила в одном из комплексов Южного Бостона. Билл был усердным студентом, изучавшим античную литературу и получившим юридическую степень в Бостон-колледже. А его старший брат Уайти бросил среднюю школу и болтался на улицах, воруя и совершая другие преступления.
Оба брата достигли могущества, каждый в своей сфере. Уильям Балгер стал политиком и в период 1978-1996 гг. был президентом сената штата Массачусетс, а потом в течение 7 лет — президентом Массачусетского университета. Уайти отсидел срок в тюрьме за ограбление банка, а затем стал вожаком безжалостной банды с Винтер-Хилл, организованной преступной группы, контролировавшей вымогательства, торговлю наркотиками и другие незаконные виды деятельности в Бостоне. В 1995 г. обвиненный в 19 убийствах Уайти бежал. Он все еще в бегах и занимает место в списке «десяти самых разыскиваемых ФБР преступников».358
Хотя Уильям Балгер разговаривал со своим беглым братом по телефону, он утверждал, что не знает, где тот находится, и отказался помогать властям в его поисках. Когда в 2001 г. Уильям давал показания перед большим жюри, федеральный прокурор безуспешно пытался выудить из него информацию о брате. «Итак, просто проясним ситуацию: вы преданы брату сильнее, чем народу содружества Массачусетс?» — спросил прокурор.
«Я никогда не рассматривал ситуацию таким образом, — ответил Уильям. — Но я действительно искренне верен моему брату и забочусь о нем... Надеюсь, что никогда не смогу быть полезен кому-нибудь, кто хочет причинить ему вред... У меня нет обязательства помогать кому-либо в его поимке».359
Постоянные посетители таверн Южного Бостона выражали восхищение лояльностью Уильяма. «Я не виню его за то, что он не рассказывает о брате, — сказал корреспонденту The Boston Globe один из жителей. — Братья есть братья. Станете вы доносить на членов своей семьи?»360 Редакторы и газетчики были более критичны. «Вместо того чтобы избрать стезю праведных, — писал один из ведущих колонку журналистов, — он выбрал кодекс улицы».361 Под давлением общественности, возмущенной его отказом оказать помощь в поисках брата, Уильям Балгер в 2003 г. ушел в отставку с поста президента Массачусетского университета, хотя его не обвиняли в воспрепятствовании расследованию.362
В большинстве обстоятельств было бы правильно помочь привлечению убийцы к суду. Может ли семейная лояльность перевесить эту обязанность? Очевидно, что Уильям Балгер считал, что может. Но несколькими годами ранее другой человек, брат которого сбился с пути, поступил иначе.
2. Бомбист, охотившийся на ученых
Более 17 лет власти пытались найти в США террориста, ответственного за отправку по почте нескольких посылок с бомбами, в результате взрыва которых трое погибли и 23 человека получили ранения. Поскольку среди адресатов, получивших эти посылки, были ученые, неуловимого бомбиста назвали «охотником за университетскими учеными». Чтобы объяснить мотивы своих деяний, этот террорист разместил в интернете манифест с протестом против технологий (документ занял 35 страниц) и пообещал прекратить свои диверсии, если The New York Times и Washington Post опубликуют его манифест, что и было сделано.363
Когда Дэвид Качински, 46-летний социальный работник из Сенектади, штат Нью-Йорк, прочитал манифест, он почувствовал, что текст ему очень знаком. В манифесте были фразы и мнения, похожие на те, что высказывал его старший брат Тед, 50-летний математик, получивший образование в Гарварде, но ставший отшельником. Тед ненавидел современное индустриальное общество и жил в избушке в горах Монтаны. Дэвид не видел брата 10 лет.364
После долгих терзаний в 1996 г. Дэвид все же сообщил ФБР, что подозревает брата в терроризме. Федеральные агенты обложили избушку Теда Качински и задержали его. Хотя Дэвиду дали понять, что прокуроры не будут требовать смертной казни, обвинение потребовало именно смертной казни. Мысль о том, что он выдал брата на смертную казнь, терзала Дэвида. В конце концов прокуроры разрешили Теду Качински признать вину в обмен на пожизненное тюремное заключение без права досрочного освобождения.365
На суде Тед Качински отказался признать своего брата, которого в рукописи книги, написанной в тюрьме, назвал «новым Иудой Искариотом».366 Дэвид Качински попытался заново начать жизнь, которая была непоправимо отмечена этим эпизодом. После того как он приложил много сил к спасению брата от смертного приговора, он стал представителем группы, выступающей против смертной казни. «Предполагается, что братья должны защищать друг друга, — сказал Дэвид слушателям, объясняя свою дилемму, — а я, возможно, отправлял брата на смерть».367 Дэвид принял 1 млн долл., вознаграждения, выплаченного Министерством юстиции за помощь в задержании брата, но большую часть этих средств отдал семьям людей, погибших и раненных его братом. И принес извинения от имени своей семьи за преступления брата.368
Как вы расцениваете действия Уильяма Балгера и Дэвида Качински по отношению к своим братьям? У Балгера семейная лояльность перевесила обязанность предать преступника правосудию. У Качински все произошло с точностью до наоборот. Возможно, нравственное различие состоит в том, представляли ли разыскиваемые братья угрозу для общества или нет. По-видимому, это обстоятельство оказало особое влияние на Дэвида Качински. «Думаю, правильно сказать, что я чувствовал себя вынужденным сделать это. Жить с мыслью о том, что погибнет еще один человек, а я могу предотвратить эту гибель, было невыносимо».369
Как бы вы ни оценили выбор, сделанный братьями, при знакомстве с их историями трудно не прийти к выводу: дилемма, с которой столкнулись эти люди, становится моральной, только если вы признаёте, что требования лояльности и солидарности могут иметь вес при их соотнесении с другими нравственными требованиями. В том числе и с требованием приводить преступников к ответственности. Если все наши обязательства основаны на согласии или на универсальных обязанностях, которые мы несем как личности, описать затруднения, связанные с братскими узами, трудно.
Справедливость и благая жизнь
Мы рассмотрели ряд примеров, ставящих под сомнение сужающую интерпретацию мысли о том, что мы — единственные творцы сдерживающих нас моральных обязательств; примеров публичных извинений и репараций, коллективной ответственности за былые несправедливости; примеров особой ответственности членов семей и сограждан друг за друга; примеров солидарности с товарищами; преданности своей деревне, своему сообществу или стране; примеров патриотизма, гордости и стыда за свою страну или свой народ, преданности братьев и детей. Присутствующие в этих примерах требования солидарности — знакомые характеристики нашей нравственной и политической жизни. Без этих особенностей жить или придавать смысл нашей жизни было бы трудно. Но столь же трудно описывать эти особенности языком морального индивидуализма. Этика согласия просто их не улавливает. Отчасти именно поэтому генерируемые ими требования обретают нравственную силу. Эти требования возникают из нашей обремененности прошлым. Они отражают нашу природу как существ-сказителей, укоренных в конкретных ситуациях.
Возможно, вы спросите: какое отношение все это имеет к справедливости? Чтобы ответить, давайте вспомним вопросы, которые привели нас на эту тропу. Мы пытались выяснить, можно ли возвести все наши обязанности и обязательства к какому-то акту воли или к некому выбору. Я утверждаю, что сделать это невозможно; обязательства, возникающие из солидарности или членства в каком-то сообществе, могут предъявлять нам требования по причинам, не имеющим отношения к выбору, причинам, связанным с нарративами, в рамках которых мы интерпретируем свою жизнь и жизнь наших сообществ.
В чем именно суть этих споров между сторонниками нарративной интерпретации нравственной субъектности и людьми, делающими акцент на волю и согласие? Один из принципиально спорных моментов — представление о человеческой свободе. Размышляя над примерами, которые должны проиллюстрировать обязательства, генерируемые солидарностью и принадлежностью к сообществу, вы, возможно, противитесь этим примерам. Как и многим моим студентам, вам, пожалуй, может не нравиться сама мысль о том, что мы связаны нравственными узами, которые мы не выбираем, или данная мысль может вызывать у вас недоверие. Это неприятие может привести к тому, что вы отвергнете притязания патриотизма, солидарности, коллективной ответственности и т.д. или же дадите новую формулировку этих притязаний. Вы сочтете, что они возникают из некой формы согласия. Есть соблазн отвергнуть эти притязания или переформулировать их потому, что и то и другое приводит эти притязания в соответствие с какой-то известной вам концепцией свободы. А это концепция говорит, что мы не связаны какими-либо нравственными узами, которые мы не выбирали; быть свободным значит быть творцом тех единственных обязательств, которые нас связывают.
