Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру
Нежный и ароматный, пьянит сильнее греческого вина;
Теперь я замираю, даже сердцем,
Чтоб на твоей груди уснуть до часа,
Когда темная ночь восторжествует над днем;
Склонись к моему лбу, чтобы мне ощутить твое дыхание.
О, как я тебя люблю... А ты, любишь ли меня, любовь моя?
Вот об отчаянье:
L’;cho
Que le loup hurle aux bois pendent la nuit profonde,
Que r;sonne le cor, que le tonnerre gronde,..
_
Эхо
Пусть воет волк в лесах глубокой ночью,
Пусть рог трубит, пусть гром гремит,
Пусть на другой стороне крутого холма
Радостной птицей напевает девушка;
Вдруг раздается твой голос: грозит или лепечет,
Но повторяет звук, который ты издал.
Никакой шум не остается для тебя без ответа;
Шепчет ли волна, лаская берег,
Пастух ли вколачивает в землю упрямый кол,
Волна, буря, волк, рог, девушка, пастух -
Все получает ответ, велеречивый или игривый;
Одно эхо, без эха, мертво; - поэт тоже.
Вот из фантазии:
Les deux corbeaux
Le corbeau vers le corbeau vole,
Et, tout en croissant, lui dit:..
_
Два ворона
Ворон к ворону летит
И, каркая вовсю, ему кричит:
«Ох, как бы позавтракать? Право слово,
Этим утром во мне взыграл сильный аппетит».
Птице птица отвечает: «Брат,
Сейчас тебе в этом помогу.
Один всадник на вересковом поле
Лежит в луже своей крови!»
«Кто эту подлость совершил?
И с какой целью?
Никто этого не знает, если не его жена,
Его черная кобыла и его сокол».
«Его сокол, не жалея крыльев,
Умчался в гордый лес;
А на его неверной кобыле
Скрылся убийца».
«А его жена - неприступная красавица,
Доступная только слуге,
Ждет, готовая целовать,
Не мертвого друга, а живого».
То, что мы сейчас процитировали, вместе с фрагментами из произведений о царе Петре и белых ночах, надеемся, даст достаточно точное представление о гении Пушкина. Впрочем, всякий раз, когда снова встретимся с ним на своем пути, мы больше не допустим ошибки – его переводить. Помимо всего, Пушкин оставил два тома прозы; в одном из них содержится история происков Пугачева, в другом – ряд повестей, одна из которых – К а п и т а н с к а я д о ч к а - известна во Франции. Мы намерены вскоре опубликовать еще три - В ы с т р е л, М е т е л ь, Г р о б о в щ и к, сопоставляя прозу Пушкина с его стихами.
Пушкин пребывал в расцвете таланта и в зените славы, когда грянуло событие, отнявшее его у России на 38-м году жизни. Русская аристократия очень завидовала Пушкину, который сделался более знатным, именитым иначе, чем самые достославные вельможи-современники. Во время войны лира поэта заглушает лязг и грохот оружия. В мирные дни ему повинуются все социальные ветры и отклики души.
Спекулировали на этом страстном сердце, биться которое заставляла африканская кровь, чтобы, по меньшей мере, вынудить это сердце обливаться кровью, если не удастся его разбить. Редкий день проходил без того, чтобы Пушкин не распечатал анонимное письмо. Эти анонимки преследовали цель внушить ему самые оскорбительные подозрения относительно верности его жены. Подозрения должны были выводить на молодого человека по имени Дантес, бывающего в доме Пушкина.
Поэт дал понять Дантесу, что его визиты ему неприятны. Дантес их прекратил. Какое-то время все шло хорошо; но однажды вечером, возвращаясь домой, Пушкин встретил Дантеса на своей лестнице.
На этот раз гнев ослепил его. Без всякого объяснения он прыгает, хватает за горло молодого человека и начинает его душить. Тот, отбиваясь, выпаливает несколько слов, и Пушкин улавливает: Дантес говорит, что пришел не к его жене, а к сестре его жены.
- Есть одно средство мне доказать, что вы не лжете, - говорит Пушкин.
- Какое?
- Вы любите сестру моей жены?
- Да.
- Хорошо, женитесь на ней.
- Прошу у вас руки вашей свояченицы, месье, - отвечает Дантес; - будьте добры передать мою просьбу ее родителям.
Через месяц Дантес женился на мадемуазель Гончаровой, свояченице Пушкина. Конечно, после такого доказательства, данного Дантесом относительно невиновности и его, и мадам Пушкиной, посчитали, что все улажено.
Так все и было бы, если бы злобный неизвестный не поклялся извести поэта. Снова пошли анонимки.
В них говорилось, что женитьба была только низким притворством ради сближения двух влюбленных. В течение нескольких месяцев Пушкин сдерживал в себе бешенство, злобу и горечь, что клокотали в его сердце; затем, наконец, будучи не в силах больше выносить вида свояка, объявил ему, что тот должен или уехать из России, или сразиться с ним на дуэли.
Дантес употребил все доступные средства, чтобы образумить Пушкина. Но Пушкин становился помешанным. Угрожал устроить Дантесу одно из таких публичных оскорблений, какие не оставляют мужчине другого выбора, кроме дуэли или бесчестья.
Дантес умолял Пушкина согласиться на двухнедельный интервал между днем, когда поэт вызвал его на дуэль и днем поединка. Он надеялся, что за эти две недели Пушкин успокоится и откажется от своего ужасного решения. Пушкин согласился на две недели отсрочки, но утром 15-гo дня подполковник, а сегодня - генерал Данзас, его секундант, был у Дантеса.
Дантес пытался еще, обратившись к посредничеству этого секунданта, привести, как найдет нужным, Пушкина в лучшее расположение духа. Был он не робкого десятка, но испытывал смертельное отвращение к этой бессмысленной дуэли. В конце концов, он должен был уступить; условия Пушкина не менялись. Согласились драться на пистолетах. В России не сражаются иначе; в дуэли на пистолетах сражен Лермонтов, пуля убила и этого поэта - наследника гения Пушкина.
В тот же день поехали к месту поединка; оно было выбрано по ту сторону Невы, в полуверсте от реки, недалеко от последних домов. Зарядили пистолеты.
Пушкин лично наблюдал за вложением зарядов для уверенности, что пули окажутся в стволах.
Отмерили 30 шагов. Противники должны были стреляться, сходясь. Каждый из них имел право сделать 10 шагов, что на 10 метров сокращало дистанцию огня. Дантес оставался на месте. В то время, когда Пушкин еще шел на него, он выстрелил. Пушкин сделал восемь шагов; значит, Дантес стрелял с 22-x шагов. С выстрелом Пушкин упал, но, поднявшись, тотчас прицелился в противника и тоже выстрелил.
Дантес ожидал выстрела, прикрыв свое лицо разряженным пистолетом. Пуля Пушкина пробила ему мышцы предплечья и сорвала пуговицу с его одежды.
- Начинаем сначала! - сказал Пушкин.
Но едва он произнес эти слова, как силы оставили его, и он снова упал. Дантес кинулся, было, к нему, но ненависть возобладала над раной: Пушкин рукой показал, чтобы тот не подходил. Дантес повиновался.
Тогда два секунданта обследовали ранение Пушкина. Пуля вошла в правую часть живота между ложными ребрами и печенью и застряла во внутренностях. Пушкина перенесли в его экипаж и повезли к нему домой.
Было шесть часов после полудня. Его камердинер получил хозяина с рук подполковника Данзаса, тоже взял на руки и понес по лестницам.
- Куда нужно нести месье? - спросил камердинер.
- В мой кабинет, - ответил Пушкин, - и постарайся, чтобы жена меня не увидела.
Мадам Пушкина всего не знала.
Пушкина внесли в его кабинет. Он встал на ноги и стоял, опираясь на стул, пока с него снимали верхнюю одежду и его окровавленную рубашку и пока меняли белье; после этого он лег на диван.
В то время, как камердинер накрывал его простыней, Пушкин услышал и узнал шаги своей жены.
- Не входи! - крикнул он, - У меня важный гость!
Но она, настороженная чем-то, вопреки запрету, вошла.
- Боже милосердный! Что с тобой? - спросила она, увидев его бледным и в постели.
- Мне неможется, и я прилег на диван, - ответил Пушкин.
- Хочешь, пошлю за врачом?
- Да, за Арендтом; напиши ему записку.
Это был способ заставить выйти мадам Пушкину; она и, правда, вышла.
В ее отсутствие Пушкин сделал необходимые распоряжения камердинеру.
Слуга должен был, если не найдет Арендта, идти к Шольцу и Жадлеру, двум другим знакомым Пушкину врачам, и сообщить о случившемся двум его друзьям – поэту Жуковскому и доктору Далю, врачу, но более литератору, чем медику.
Ни Жуковского, ни Даля, ни Арендта дома не оказалось; камердинер разыскал только Шольца и Жадлера. Оба примчались. Заставили выйти Данзаса и мaдам Пушкину, а вернее, Данзас увел мадам Пушкину, и два доктора обследовали рану.
