Башун В.М. - Звезда конструктора-2.
Когда закончил работу сил почти не осталось, но чувство незавершенности не давало отвернуться и отключиться. Что я еще мог сделать? Все, что умел, уже применил и мог бы собой гордиться - зачет на начинающего храмового целителя был бы наверняка принят строгой комиссией. Однако жизнь моей пациентки по-прежнему балансировала на грани между жизнь и смертью.
Ой и дура-а-а-а-ак же я! Это если подумать разумно. Меня ждут в столице княжества для вручения награды, которую я не собираюсь получать. Меня ждут интриги на высшем уровне, когда я раскрою свое инкогнито, но в тепле, безопасности и с бокалом легкого вина в руке, к тому же я уже придумал, как перехитрить всех интриганов. Меня ждут лаборатории и мастерские. Меня ждут ребята из моей роты. Во всяком случае те, кто выжил. Уверен! Ждут! А я…
А я не придумал ничего умнее, как взрезать аурным когтем вены на запястьях у себя и девушки, соединить их вместе и направить поток крови в ее организм.
Эту процедуру я тоже проделывал не раз. Бывает достаточно раненому добавить крови и он начинает чувствовать себя гораздо лучше. Некоторые после вливания даже идти могли самостоятельно. Утверждали, что моя кровь обладает целительной силой. Не знаю, правда или нет - никогда не задумывался. Просто старался во время вливания крови иметь контакт с деревом поздоровее или на крайний случай с кустом, хотя бывало что и болотными растениями приходилось обходится. Я нагло тянул соки из растений. Лес не возражал и вполне может быть что-то туда добавлял. Возможно кое-что перепадало и ребятам-девчатам. Во всяком случае, я особых неудобств, лишившись пары стаканов крови, не испытывал и восстанавливалась она у меня на удивление быстро.
Большинство во время процедуры, те, кто в сознании был, конечно, - вот смех-то - начинали с самым серьезным видом что-то бормотать, а потом уверяли, что по жизни мои должники, лес клятву принял и они, дескать, мне теперь ближе, чем родные братья и сестры. А те кто не имел возможности бормотать, придя в сознание, страшно сокрушались и буквально требовали от меня провести ритуал братания. Хорошо хоть девушки, которых у нас в отряде хватало, все были эльфийками и не претендовали на роль большую, нежели сестра. Печать Альмилиры не давала им возможности закрутить роман с командиром. Причем претендовали на роль младшей(!) сестры. Это эльфийки-то, в большинстве своем старше меня в несколько раз.
Я относился к этому просто - и без того мы были неким боевым братством - надо вам чего-то больше, так и пожалуйста. Лишь бы работе ратной не мешало. А то, что на войне очень популярны всевозможные верования и мешать людям в их искреннем стремлении опереться на любую высшую силу не нужно, это я понимал прекрасно.
Моя подопечная, увидев, что я делаю, округлила глаза настолько, что могла бы конкурировать с любой эльфийкой. В ее взгляде и до этого светилась безмерная благодарность - видимо мне удалось существенно облегчить ее страдания - а теперь и вовсе глаза наполнились слезами, по щекам пролегли чистые и соленые дорожки, она что-то зашептала, глядя уже не на меня, а строго вверх. Туда, где за грязной и местами рваной тканью палатки должно быть небо.
Она закончила шептать, глубоко вздохнула и закрыла глаза.
Тут на меня накатило. Волна крупных мурашек приятно щекочуще прокатилась по всему телу с кончиков пальцев ног до самой головы, где мурашки трижды протопав по кругу - лоб, затылок - вдруг вспорхнули яркими звездочками перед глазами и пропали. На тело навалилась запредельная усталость и апатия.
Ну вот я и познал теперь на практике, как она выглядит - смерть от слишком большой потери крови. А может еще побарахтаюсь? Последним усилием я направил импульс закрытия ран у меня и девушки, хотя уже почти в бреду мне показалось, что это было излишне и раны затянулись сами. Но чего только не покажется в таком состоянии?
Что происходило потом помнится настолько смутно и бредово, что до сих пор не знаю сон был, явь или все же сон пополам с бредом.
Какие-то люди заполнили вдруг все свободное пространство. Некто старый и властный склонился над моей раненой, потребовал световые амулеты и побольше:
- Ого! Кто же тебе так вовремя помог? Не иначе жрец - их стиль. Но вот работа немного грубовата, спайки могут образоваться, но резать и шить заново не будем…
Потом команда что-то вроде:
- Грузите на носилки! Да осторожнее, остолопы, осторожнее!!
- Этого со мной в палату! - кажется голосок моей подопечной, но сколько властности в тихом почти шепоте.
- Не положено! Мужчина! Простолюдин!
- Молчать, лейтенант! Это приказ!
Вот это - да-а-а! Опять она! Я даже чуть-чуть дернулся, чтобы выпрямиться по стойке “смирно”, хотя команда явно не мне адресовалась. Вообще-то в адъютантах у командующих обычно ходят старшие лейтенанты, но у такого(!) командующего мог быть и “целый” капитан. Не мудрено, что девушка тут всех подряд строит.
Чувствую покачивание носилок. Меня куда-то несут, потом теплая вода. Ее много. Моют? Моют. И довольно бережно. Так, что я снова возвращаюсь к реальности (или привычному бреду) на ласковых простынях, чистеньким, аж до скрипа и… накормленным. Когда только успели?
Снова полный мрак и новый акт бреда. Снова носилки, куда-то везут, потом грузят… вроде паровоз неподалеку пыхтит… перестук колес на стыках рельсов, перевязки, кормежка…
Сколько это продолжалось трудно сказать. Если не ошибаюсь, то дня три. Может четыре. Я просто в один из моментов проснулся, будто не было грязной соломы на полу рваной палатки и девушки, боровшейся со своей болью и смертью. Однако то, что я лежу в купе санитарного поезда на верхней полке, понял отчетливо, а по говору на перроне вокзала, где стоял наш состав - что по-прежнему “в гостях” у гоблинов. Если там в палатке у меня были хорошие шансы сойти за своего, то здесь они снизились до самого минимума. Контрразведка у гоблинов на высоте и уж проверить, что за фрукт прибыл на санитарном поезде, они не преминут в самые кратчайшие сроки. И что же они выяснят? Даже если сочтут нормальным отсутствие документов, то уж пробить мой портрет и сравнить с теми, кто на самом деле должен(!) был (или даже просто мог) находиться на том самом перроне, опять же, не слишком сложная задача.
И что мне теперь делать? Когда вскроется правда, запрут ведь за железную дверь с толстыми решетками и дознаватели с добрыми-предобрыми лицами начнут задавать совершенно недобрые вопросы.
Снова санитары перекладывают меня на носилки, выгружают из вагона и носилки аккуратно вталкивают внутрь санитарной магереты. Рядом становятся носилки с моей подопечной, дверцы захлопываются и мы едем. Девушка спит и, судя по состоянию ее ауры, с ней все более-менее хорошо.
По прибытии неизвестно куда… - для меня неизвестно, гоблинка наверняка знает - носилки перекладывают на каталки и нас везут внутрь…хм… больницы.
Такую я не видел нигде. Высоченные потолки с лепниной и позолотой, зеркала в резных рамках, мраморный, мозаичный пол и санитары… с выправкой гвардейских офицеров, но вполне умело выполняющих обязанности согласно назначенным ролям.
В палату, больше похожую на апартаменты короля или королевы, нас селят снова вдвоем с девушкой. Хотя это и очень странно. Понятно, что я сейчас не в состоянии проявить даже намека на половую агрессию, но все же в таком сожительстве есть масса неудобств для обоих. Ну хотя бы с переодеванием, водными процедурами… хотя, кто знает, как здесь все организовано, и какая в здешнем обществе мораль? Вроде не должна отличаться от привычной мне, если вспомнить доводы лейтенанта на узловой: “…Мужчина! Простолюдин!..”.
Меня снова кормят - на мой вкус сплошными деликатесами, благо привык к гоблинской кухне - дают выпить гадостного на вкус зелья и я опять засыпаю.
Глава 16
Нас вкатили в… палату? будуар? кабинет?.. трудно вот так сходу определить назначение роскошных апартаментов, куда наши каталки въезжали медленно и даже, можно сказать, торжественно. Первой ехала девушка, сразу вслед за ней - я.
Двустворчатые двери восхитили меня, с одной стороны, красотой отделки, с другой - экономностью выразительных средств и полным отсутствием аляповатой вычурности. Тонкая резьба, позолота и лак объемно подчеркивали структуру дерева, позволяя наслаждаться скорее творением природы и Леса, нежели человека. Также были отделаны стеновые панели внутри помещения.
Мебель и окна гармонично дополняли отделку стен и лепнину потолка. Сразу у входа, слева и справа, располагались угловые мягкие диванчики. Перед ними стояли низкие столики на гнутых резных лапах-ножках и по паре кресел. Два огромных окна по левой стене заливали помещение ярким солнечным светом, отражаясь от теплой мозаики наборного паркета и играя переливами радуги в подвесках хрустальной люстры и нескольких бра, развешанных над диванчиками. Проем между окон занимал большой трельяж, заставленный всякими женскими штучками, представляющими собой тайное и грозное оружие для гарантированного поражения мужских сердец.
