К.С. Бадигин - Три зимовки во льдах Арктики
Только под утро мы прилегли отдохнуть, не раздеваясь, - готовые в любую минуту вскочить и продолжать авральную работу. На льду у аварийного запаса дежурные сменялись каждые четыре часа. Оставшийся на вахте Андрей Георгиевич до утра не смыкал глаз, чутко прислушиваясь к грозному гулу движущихся льдов. Изредка отголоски сжатия снова достигали «Седова», и тогда судно вздрагивало, заставляя измученных людей просыпаться.
Утро 13 ноября было таким же темным, ветреным и морозным, как все предыдущие. Подвижки льда не прекращались. То ослабевая, то усиливаясь, сжатия беспрерывно громоздили торосы возле корабля. Мы не могли пассивно ждать полного прекращения этой сутолоки: до тех пор, пока аварийные запасы были хаотически разбросаны где попало, нельзя было поручиться за, их судьбу. И после короткого отдыха мы принялись за розыски новой надежной льдины, которая могла бы заменить размолотое на куски паковое поле.
Поиски продолжались целый день: очень трудно было найти что-либо подходящее в кромешной тьме среди высоких торосов, рыхлых сугробов, растрескавшихся, изуродованных льдин. Только к вечеру Буйницкому, Гаманкову и Гетману удалось обнаружить в 500 метрах от судна, считая на северо-северо-восток, новое поле мощного льда, принесенное невесть откуда. Его размеры превышали квадратный километр. Просверлив лед в нескольких местах, мы установили, что толщина поля достигала полутора метров. Следовательно, оно вполне подходило для оборудования новых аварийных баз.
Пока Буйницкий, Гаманков и Гетман разыскивали новое поле, Соболевский с Недзвецким вели разведку дорожной трассы от корабля к унесенным на север палаткам. Эта разведка была тоже нелегким делом: за сутки между палатками и судном выросли десятки торосистых гряд, через которые надо было перебираться, как через горы. В конце концов, Соболевскому и Недзвецкому все же удалось наметить вехами среди торосов извилистую линию будущей дороги. Кое-где следовало прорубить своеобразные штольни в ледяных скалах, кое-где надо было засыпать трещины, чтобы в них не проваливались сани при перевозке аварийного запаса.
У нас уже был богатый опыт ледового строительства, накопленный во время памятной аэродромной эпопеи. Поэтому мы рассчитывали довольно быстро проложить дорогу и перевезти всё запасы на новое место.
Но обстановка сложилась так, что оборудование новых баз растянулось на довольно длительный период и далось нам ценой больших усилий; Арктика мобилизовала против нас все свои вооруженные силы - и льды, и ветры, и пургу, и морозы.
Когда теперь вспоминаешь эту темную, бесконечно долгую полярную ночь, в ушах звенит противный свист запутавшегося в снастях ветра, слышатся гулкие удары ломающихся ледяных полей и усталый голос Андрея Георгиевича, неизменно повторяющий одни и те же слова: «Ну и погодка! Черт бы побрал такую погодку!..»
Стойкие южные ветры внезапно сменились северными. Нестерпимо холодные и сухие потоки воздуха обрушивались на нас, скатываясь с самой верхушки земного шара. Этот воздух обжигал лицо, словно раскаленный песок. Было трудно дышать. Губы высыхали и лопались, ресницы смерзались. Летучий мелкий снег забивался во все поры одежды.
Трудно идти против такого ветра. Но еще труднее тащить при этом за собой тяжелые сани. А ведь нам нужно было перебросить из палаток, унесенных льдами за полтора километра от корабля, на новое поле несколько сот пудов грузов.
Эта труднейшая работа производилась силами всего экипажа, - на судне оставались лишь вахтенный, радист и повар. Ровно в 10 часов утра люди сходили на лед, волоча за собой бревенчатые сани, подбитые лыжами вместо полозьев, - эти сани смастерил Буторин. Сразу же они погружались в глубокий рыхлый снег и застревали, - ветер с исключительным проворством засыпал снегом все тропы, протоптанные людьми. Тогда вперед молча выходил Буторин или Гетман, - они брали на себя трудную роль ледовых лоцманов.
Высоко подняв фонарь, человек, идущий впереди, прокладывал дорогу своим товарищам в зыбучем рыхлом снегу. Он предупреждал о трещинах, указывал, как обойти торосы. За ним гуськом брели восемь человек с санями. На каждые сани клали до 20 пудов груза...
Перевозка аварийных запасов была начата 14 ноября. В этот день льды все еще двигались на северо-запад. Мы достигли рекордных координат: 85°37',0 северной широты и 126°32' восточной долготы. Но северный ветер с каждым часом свежел. Он с силой ударял прямо в лоб наступавшим на полюс ледяным полям, осаживал их. По опыту мы знали, что с часу на час направление дрейфа должно было измениться на прямо противоположное.
Надо было спешить, если мы не хотели потерять аварийные запасы. И люди работали, не щадя своих сил. Всего в этот день было сделано семь санных рейсов. На новой льдине установили малую палатку, разместили в ней аварийную радиостанцию, часть продовольственных запасов и снаряжения.
Больше других уставал Андрей Георгиевич. Такие прогулки по льду очень действовали на его больное сердце. Но он и слышать не хотел об освобождении от участия в авралах.
- Как же так? - говорил он, нажимая плечами. - А что говорит статья сто тринадцатая устава внутренней службы? Старпом есть непосредственный блюститель судового порядка. Как же я могу нарушать этот порядок?..
И, нагибаясь над камельком, он терпеливо начинал отдирать от своей окладистой бороды куски льда. Эта мучительная процедура обычно продолжалась не менее получаса.
- Сбрил бы ты ее, Андрей Георгиевич, - советовал я своему помощнику, - одна морока с нею...
- Что ты, что ты, Константин Сергеевич! - испуганно возражал он. - Этак гораздо теплее. Борода у меня вместо шлема. Да и времени для бритья не выберешь. Где уж тут бриться?!
И он снова склонялся над камельком, кряхтя и ворча.
* * *
Ночью выпал слабый снег. Северный ветер усилился до , 6 баллов. Он преодолел, наконец, инерцию льдов и с силой погнал их назад. За сутки мы были отброшены на добрых 7 миль к юго-западу. Ртуть в термометре понизилась до 26 градусов ниже нуля. Но наутро работы были возобновлены ровно в 10 часов, как обычно.
На этот раз задано было совершить восемь рейсов. Задание было перевыполнено: команда перебросила в новый лагерь девять саней с грузами.
К утру 16 ноября ветер начал немного утихать. За сутки нас отнесло к югу всего на 2 мили. Но в то же время подвижки льда усилились. Ночью по правому борту неожиданно открылось разводье, быстро превратившееся в полынью шириной до 200 метров. Эта полынья шла с юго-востока на северо-запад до пределов видимости. Отовсюду доносился скрип и стон разрушавшихся полей молодого льда.
Чтобы облегчить перевозку аварийных грузов, был включен мощный судовой прожектор. Трофимов и Токарев перенесли его на левый борт, запустили аварийный двигатель, и голубоватый дымчатый луч прорезал мрак ночи.
Как описать зрелище, открывшееся нашим взорам в эту минуту? Надо быть большим художником и поэтом, чтобы обрисовать величие облитых голубым светом зубчатых, изъеденных ветром торосов, красоту гигантских гор, усеянных кристаллами льда, напоминающими фантастические цветы, своеобразие рваных черных теней, падающих на ослепительно белые сугробы. Скажу здесь только, что этот луч прожектора чрезвычайно ободрил наших людей, и перевозка грузов пошла быстрее. Словно маяк в бурном море, он указывал путь горсточке людей, карабкавшихся с тороса на торос с тяжелыми санями на буксире.
Десять рейсов совершили наши моряки в этот день. К 18 часам 30 минутам аварийный запас продовольствия и снаряжения был полностью перевезен на новое место. Буторин и Гаманков при свете прожектора быстро раскинули большую палатку и уложили в ней ящики и тюки. Сверх плана участники аврала доставили из унесенного льдом склада горючего две бочки бензина.
17 ноября продолжались перевозки запасов горючего. Было чертовски трудно тащить на санях круглые обледеневшие бочки. Тяжелые и скользкие, они то и дело скатывались и зарывались в снег. Их приходилось коллективными усилиями выкапывать, втаскивать на сани, увязывать тросами.
Барометр снова начал стремительно падать, предвещая очередную бурю. Ветер перешел опять к северу и гнал надо льдами целые тучи острой и сухой снежной пыли. Однако в этот день удалось перевезти из старого оклада в новый 16 бочек горючего и 5 мешков угля.
Но назавтра мы все же не выдержали этого свирепого снежного штурма и временно отступили, - пришлось прервать перевозку аварийных запасов.
Было бы рискованно в такую погоду отпускать людей с корабля. Да в этом теперь и не было жизненно-острой необходимости: ценой неимоверных трудов и лишений в предыдущие дни мы почти полностью спасли свои аварийные запасы. Оставалось перевезти на новую базу бочку авиамасла, несколько мешков с углем и деревянные козлы, которые стояли над майной для глубоководных измерений.
Несколько дней мы были в плену у шторма. Злобные холодные ветры атаковывали корабль то с севера, то с юга, то с запада, то с востока. Порою казалось, что мы попали в какую-то западню, - со всех сторон обрушивались на нас удары, способные сбить человека с ног.
