Анастасия Эльберг - Мишень
— Я даже не предложил тебе шампанского, — спохватился я.
Вероника рассмеялась и легкомысленно отмахнулась.
— Я бы все равно отказалась. Я не пью. Мой врач будет недоволен.
— Вот как.
— Да. — Она сцепила пальцы и принялась изучать свои ногти. Темно-красные, под цвет платья. — Хотела тебя поздравить. Вы выглядите счастливыми.
— Не стоит поздравлять из вежливости. Радости в твоем голосе я не слышу.
Вероника вздохнула и ссутулилась. Выглядело это так странно и неуместно, что я с трудом подавил желание встать и обнять ее за плечи.
— У меня проблемы, — сказала она после паузы. Даже ее голос стал другим — глухим и подавленным.
— Это я понял. Что говорит твой врач? Выглядишь ты хорошо, так что, думаю, идешь на поправку?
— Не те проблемы. — Вероника достала из сумочки пачку тонких сигарет — еще один совершенно неуместный для нее атрибут. — Другие.
— Я могу чем-то помочь?
Сигареты вернулись в сумочку.
— Разве что если сотрешь себя из моей памяти, и все будет выглядеть так, словно мы никогда не встречались.
Я набрал в легкие воздуха и приготовился ответить, но Вероника меня опередила.
— Я уезжаю из Треверберга.
— Что?.. Но… как?
Она не смогла подавить облегченный вздох, и я понял, что сделал правильный выбор, не задав вопрос «почему».
— Когда ты возвращаешься? — спросила Вероника.
— Через пару месяцев.
— Лучше не придумаешь. У меня будет два месяца для того, чтобы посвятить тебя во все тайны должности работы главного дизайнера «Сандерс Пресс».
— О чем это ты? — вконец растерялся я.
— Кто-то должен будет меня заменить. Ты — самая подходящая кандидатура. Я говорила с Лив. Она согласилась. Даже уговаривать не пришлось.
Я откинулся на спинку плетеного кресла.
— Да ты шутишь! А ничего, что до этого следовало бы спросить меня?
— Но ты правда подойдешь лучше всего. Конечно, среди девочек я смогла бы кого-нибудь найти, но тебе они и в подметки не годятся.
— Поверить не могу. Но у меня даже опыта нет!
— Вот и хорошо, начнешь без опыта. Все мы когда-то так начинали.
— Это самое идиотское решение, которое ты когда-либо принимала за все время нашего знакомства.
— Нет, Крис. Самым идиотским решением было принять тебя на работу. А потом еще и влюбиться. Не буду портить тебе настроение. Праздник, как-никак.
Вероника поднялась, но я удержал ее.
— Постой. Я не отказываюсь, просто мне нужно подумать. Что бы там ни было, это очень лестное предложение. Я рад, что ты так высоко меня ценишь. Куда ты уезжаешь?
— В Штаты. Я не сменю электронный адрес, так что ты даже сможешь прислать мне открытку на Рождество.
— Мне жаль, что все так вышло. Не думаю, что я должен за что-то просить прощения, но…
Вероника отмахнулась и взяла сумочку.
— Брось, Крис. Ты говоришь так, будто что-то вышло. Ева Сержери тебе подходит, пусть она умом и не блещет, но зачем ученому умная жена? Я как-то спросила у мамы: что лучше — быть умной или красивой? Мама ответила — конечно, красивой, потому что так ты побыстрее выйдешь замуж и будешь счастлива. Но ведь мне больше всех надо. Я решила, что и умная, и красивая, а замуж — это скучно. И выбрала карьеру. А время летит быстро, Крис. Вот тебе тридцать. Вот тебе тридцать пять. Вот у тебя уже первые морщины, как бы ты за собой ни следила. Да, ты второй человек после самой Оливии Сандерс, ну и что? Ты возвращаешься домой к своим кошкам и понимаешь, что твоя жизнь — полное дерьмо, как бы ты ни корчила из себя успешную деловую женщину. Но что поделать? Ты сама выбрала это. Вот и живи теперь с этим выбором. Ой, все. Только не говори ничего душещипательного, ладно? Как там? Это не ты, это я.
— Я просто хотел пожелать тебе удачи. Пусть все сложится в Штатах. И, надеюсь, я не слишком достану тебя своими вопросами, когда ты будешь меня учить.
Вероника закатила глаза.
— Думаю, уже через неделю мне захочется тебя убить, но не стоит забегать вперед. Ну, что ли, обнимемся?
Я поднялся, отодвинув стул, Вероника подошла ко мне, и я обнял ее.
— Ева красивая, — шепнула мне она. — У вас все будет хорошо. Я желаю тебе счастья.
— Спасибо. Ну, от шампанского ты отказываешься. Зато у них есть компот.
Вероника отстранилась и посмотрела на меня.
— Компот? Разыгрываешь?
— Вовсе нет. Ананасовый. Очень вкусный.
— Ладно. Тогда закинемся парой рюмочек компота. Я угощаю.
* * *— От этого жуткого платья болит спина. Мне в жизни никто так туго не затягивал корсет!
Дана вложила в тяжелый вздох все страдание, на которое была способна, перевернулась на живот и рассеянно погладила мех большой белоснежной шкуры. Ее мне преподнес на новоселье Мун-старший. Не далее как вчера Эмили с заговорщицким видом достала подарок из кладовой и постелила возле камина в моей спальне, не проронив при этом ни слова. Какие бы коварные планы она ни вынашивала, шкура пришлась нам с Даной по душе.
— Может, стоит принять ванну? — предложил я. — Это поможет тебе расслабиться.
— А потом ты сделаешь мне массаж?
— Непременно.
— Ведь я люблю тебя, Винсент?
— И я люблю тебя.
— Что тебе сказала твоя сучка-начальница, и почему она не могла сказать это при всех?
Я прилег, подпер голову рукой и посмотрел на догорающие поленья в камине.
— Она предложила мне занять ее место. Я буду главным дизайнером в «Сандерс-Пресс».
— Экие тайны. — В голосе Даны зазвучали капризные нотки. — Она тебе нравится?
— Ну конечно, она мне нравится. Разве не хороша?
Дана привстала и толкнула меня в спину.
— Ты мерзкий! Ты говоришь это для того, чтобы меня разозлить!
— Мне нравится, когда ты злишься.
Она недовольно фыркнула и приняла прежнее положение. Я сел, запахнув рубашку, и провел пальцами по ее позвоночнику — от шеи и ниже, в направлении поясницы.
— Не хочу, чтобы ты смотрел на мерзких сучек. Ты принадлежишь мне.
— Вот как? А я думал, что это ты принадлежишь мне. Или не эту фразу ты когда-то сказала, войдя в мою спальню после церемонии предназначения? «Я принадлежу только тебе, мой господин»? Ты берешь свою клятву назад? Разве я не твой господин?
Дана неслышно вздохнула — ее плечи поднялись и опустились.
— Конечно, не беру. Ты — мой господин.
— И ты принадлежишь только мне.
— Конечно, разве может быть иначе? Черт возьми, мне иногда кажется, что ты на самом деле превратился в вампира. Что с тобой происходило все это время?
— А с тобой? Скольким вампирам в твоей постели ты говорила «мой господин»? А скольким смертным?
Дана села и уставилась на меня так, словно я сказал самую жуткую в двух мирах вещь.
— О чем это ты? Может, нам стоит обсудить и твоих смертных? Я могла бы сказать «вакханок», но ты вряд ли упомнишь всех за последний год — не говоря уж о большем!
— Ну, если я вампир, то мне полагается ревновать так, как это делают вампиры, не так ли?
— Мне это не нравится!
— Хотел бы я посмотреть на то, как ты говоришь такое подарившему тебе ритуальный браслет вампиру пару тысяч лет назад. Он бы убил тебя за один намек на такие речи. Тебе это не нравится? Очень жаль. Потому что мне это нравится. — Дана хотела ответить — и, судя по всему, на повышенных тонах — но я взял ее за горло и наклонился к ней почти вплотную. — Так что? Ты мне ответишь?
Она сбросила мою руку и отодвинулась на безопасное расстояние.
— Не хочу отвечать! Я понимаю, что это дурацкая смертная первая брачная ночь, но у тебя нет никакого права ее портить!
— Ну ладно, ладно. Может быть, твоему приятелю-вампиру просто нравится твой эмоциональный запах в те моменты, когда ты напугана? Ты ведь хочешь доставить ему немного удовольствия? Как-никак, первая брачная ночь предназначена для двоих, а не только для тебя.
Кинжал из храмового серебра Дана достала молниеносным движением — его невозможно было даже заметить, не то чтобы за ним уследить. Доля секунды — и я уже лежал на спине, а она прижимала лезвие к моей шее. Еще пара секунд ушла на то, чтобы осознать, что я не могу даже пошевелить пальцем.
— Твоей подружке-вампирше тоже нравится твой эмоциональный запах в те моменты, когда ты напуган. — Дана прижала лезвие чуть плотнее, и оно оставило на коже тонкий порез. — Но эмоциональный запах — это еще не все. Знаешь, что больше всего нравится твоей подружке-вампирше? Вкус твоей крови в те моменты, когда ты напуган.
— Прекрати, Дана, это не смешно. — На мгновение мне показалось, что порез — это тоже часть магии, но боль в шее была абсолютно реальной, как и участившееся сердцебиение. — Это нечестно! Я же не могу двигаться!
— Конечно, сучонок. И, если я захочу, ты пролежишь без движения хоть до смены темных вех. Я же сказала. Ты принадлежишь мне.
Дана наклонилась к моей шее, втянула носом воздух и слизала выступившую кровь. Я прикрыл глаза и почувствовал, что она выпустила клыки.
