Admin - i aac1e39a59aada53
Когда сквозь метель, залеплявшую глаза и лицо, выскочили к воротам конюшни, какая-то заснеженная тень метнулась из наших саней к понуро стоящему в оглоблях кореннику. Сухан стандартно отреагировал очередной сулицей на мою команду "Бей!". Тень повисла на оглоблях, чем-то махнула, так что жеребец надрывно заржал, и рухнула коню под копыта. Через мгновение фырканье лошадей и свист плети обозначил место деятельности другого шиша. В районе ворот усадьбы. Куда я и запулил свой последний метательный "швырок".
Да я...! Самый крутой! Просто на звук...! С завязанными глазами...! Осталось только битую дичь подобрать...
Дичь... увы. Когда я туда добежал... ищи ветра в поле. Впрочем, ветра искать не надо - он сам пришёл: в открытые ворота усадьбы задувал ветрище, на глазах засыпая следы четырёх угнанных лошадей.
С трудом закрыли ворота, разбрасывая ногами мгновенно наметаемые холмики снега. Было у меня надежда... - не оправдалась: мой коренник лежал в оглоблях с перерезанным горлом. Придавив телом своего убийцу.
Распрягать мёртвую лошадь ещё хуже, чем запрягать живую. Единственная радость - барахло из саней не попятили. Судя по упряжи, угонщики собирались уехать на санях. Даже два мешка своего чего-то притащили. Затянули сани в конюшню - чуть ли не полные снега намело. Ну, Суханище, пошли оставшихся двоих искать. Если они ещё здесь - могли ведь и прежде за ворота выйти.
Мы обходили усадьбу по кругу. Останавливались, прислушивались. Потом открывали дверь и входили. Снова слушали. Потом я щёлкал зажигалкой, чтобы составить визуальное представление. Две живых овечки и корова - нас очень испугали. И сами испугались.
-- Тама. Песню поют. Колыбельную. Баба. Одна.
Я бы точно не нашёл, но Сухан услыхал. Сперва углядели в темноте снегопада долблённое и связанное лыком вертикально поставленное бревно вытяжки, а после нашли и вход в погреб.
В погребе было тепло, сухо, горела какая-то коптилка. На полатях сидела испуганная молодая простоволосая женщина. В одной сорочке, прижимая к себе лобастенького двухлетнего малыша.
-- Ты кто?
Она испуганно помотала головой, лицо её скривилось, будто она собралась заплакать. Попыталась отодвинуться, влезть на полати с ногами, вжаться в бревенчатую стенку за спиной. От её движения что-то звякнуло. Тяжёлая, крупными звеньями, цепь тянулась от окова на её лодыжке к столбу-подпорке.
Стоило мне сделать к ней шаг, как она завыла, согнулась, спрятала лицо в коротенькой рубашке ребёнка. Малыш немедленно присоединился к мамашкиному вою.
Не люблю. Воя не люблю. Слов она не понимает - только сильнее воет. На нас много метель нанесла: собрал со своих плечей, с шапки комок снега - ей за шиворот, прямо под чуть прихваченную лентой светло-русую косу. Она сразу - и выпрямилась, и ныть перестала.
-- Тебя как зовут?
-- Р-р-рыкса.
Ну здрас-сьте. Вот только этого мне не хватало. Поляки сурово погулевали в здешних краях в Смутное время. Города выше - тот же Ржев, в 14 веке побывали и под Литвой, но сейчас, в 12 веке...
-- Ляшка, что ли?
-- Ка-ка-кашубка.
-- И что же Рыкса из Гданьска делает в русском лесу?
-- З-замужем сижу-у-у-у...
Постепенно баба успокоилась и изложила свою историю. Хотя насчёт "баба"... Хорошо беременная девчонка лет 16-17.
"Рыкса" - женское имя у Пястов. Занесено из Германии - была такая яркая польская королева с византийскими корнями и германским происхождением. Характерная особенность моих современных "рыкс" - их выдают замуж многократно. Сейчас одна, "сходив замуж" за короля Леона и Кастилии, "графинит" в Провансе. Другая побывала женой короля Дании, русской княгиней в Минске, недавно померла королевой Швеции.
Полвека назад Болеслав Третий Кривоустый в очередной раз захватил Гданьск и подчинил Восточное Поморье. Поляки занимаются этим постоянно, от самого первого Пяста до победы в Великой Отечественной. "Войско Польско - Берлин брало, а Красная Армия - помогала" - слышали? Ну, это ж все знают!
В 12 веке, после очередного присоединения, имена, популярные у ляхов-победителей стали появляться и в семьях аборигенов-кашубов. После смерти Кривоустого, который разделил Польшу между сыновьями, когда все, даже и собственно польские земли, начали обособляться, местный князь Собеслав начал активно искать союзников "на стороне". Союзы в средневековье оформляются матримониально. В 12 веке династические браки с Рюриковичами составляют у Пястов, например, едва ли не половину всех свадеб. Собеслав тоже выдал дочку Самборину за молодого князя из полоцкой династии. Кто ж знал, что любимого племянника светлого Полоцкого князя так запинают? Да и самого Рогволда из Полоцка вышибут.
Как и положено в эту эпоху, юная княжна отправилась к месту исполнения супружеских обязанностей в сопровождении "группы поддержки". В состав которой входило несколько "задушевных подружек" - свита из аристократок-ровесниц. "Наперсницы" - "на одних персях вскормлены". Хотя, реально, речь идёт не о "молочных сестрах", а о "подругах детства".
После свадьбы госпожи, "подружки" довольно быстро выходят замуж на "новой родине". Как правило, это сиротки-бесприданницы. Такие браки совершаются не родителями жениха и невесты - благословение даёт правящая семья. Ищущих милости правящей четы всегда достаточно, девушки "в девушках" - не засиживаются.
Рыксу тоже выдали замуж. За человека лет на двадцать старше, из местных изяславских служилых людей.
-- Муж? Хороший муж. Не дерётся. Голодом не морит. Серёжки подарил.
И жить бы Рыксе в нормальном замужестве, как и множеству других "выданных на сторону" дочерей боярских, она родила уже здорового сына-первенца, но тут братья-князья "проспали" Изяславль. И завертелось... Потом Володша ушёл на Волгу. Следом потянулись и приближённые. Муж получил должность и вотчину. Точнее - кусок земли, где надо вотчину построить. Съездил, посмотрел, нанял артель на строительство усадьбы. Сыскался и рядчик - тот самый "гномик". Первая артель была смешанной граборы, лесорубы да плотники.
Специальность граборов - земляные работы: рытье канав, прудов, погребов, отсыпка плотин, плантовка лугов, выкапывание торфяной земли, штыкование садов и огородов... Граборы никогда не нанимаются на работу на целое лето, только на "весеннюю упряжку" - с 25 апреля по 1 июля, и на "осеннюю" - с 25 августа по 22 октября. Лето же, с 1 июля по 25 августа - время сенокоса и уборки хлеба, работают дома.
Муж приезжал на стройку несколько раз, был доволен качеством и темпом строительства и, главное, дешевизной. Рыкса это время жила в Твери возле подруженьки-княгинюшки. К 1 июля усадьба была "вчерне" поставлена и, чтобы не оставлять хозяйство без присмотра, хозяин привёз в поместье хозяйку с несколькими слугами. Артель, следуя традициям, разошлась по своим селищам, муж уехал на службу. "Гномик", получивший кучу упрёков за возникшую задержку, привёл через несколько дней другую артель. В ту же ночь юную боярыню изнасиловали, слуг зарезали, а собак порубили.
Новые "артельщики" оказались "разбойниками". Положение Рыксы было безвыходным: убежать она не могла, не знала здешних мест, здешних лесов. Для надёжности Ярёма приковал её за лодыжку к столбу в этом погребе, постоянно бил, насиловал и пугал смертью сына. Цепь не сняли даже когда стало понятно, что Рыкса беременна.
Усадьба была нужна разбойникам, чтобы отсидеться, укрыться от "хапков" Володши, но плотницкую артель они имитировали старательно. Ярёма заставлял своих работать, чтобы от безделья не свихнулись.
В конце октября Рыксу вдруг спешно вытащили из погреба, одели в парадную шубу и платки, вывели на край обрыва над Волгой. Где она, оглядываясь украдкой на стоящего в сторонке одного из "душегубов" с принесённым сыном на руках и приставленным дитяте к горлу ножом, старательно помахала ручкой приставшей к берегу лодке - муж пришёл.
Людей у боярина было мало, подвоха он не ожидал, но дрались его люди яро - половину ватажка положили. Уцелевшие в стычке разбойнички заставили, на радостях, юную боярыню плясать перед ними над окровавленным телом мужа, спьяну чуть не залюбили до смерти, и снова приковали.
С тех пор она так и сидела в погребе на цепи, ублажала своих тюремщиков, нянчила сына и ждала. Чего-то... Смерти, наверное. Вместо смерти припёрся я.
-- Господине... Смилуйся! Я ж никому никакого худа...! Я всё тебе сделаю! Я ж тебе всяко служить буду! Всякое желание твоё исполню! Христом богом клянуся! Душой и жизнью-ю-ю-ю! Пожале-е-е-й...
Снова начав подвывать, она сползла с полати на землю на коленки, развернулась ко мне задницей, вздёрнула подол на голову и. послюнявив пальцы, смазала слюной свои половые органы. Всё это было проделано привычно, накатано до рутинности. Опять же Пушкин:
"Рвалась и плакала сначала...
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
