Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 4
В каждом произведении я пробовал отметить аспекты, наиболее важные и интересные. Вопрос этот запутанный и в какой-то степени субъективный. Однако выяснилось, что довольно естественно он сводится к следующему: что в данном тексте поражает, удивляет, отталкивает или нравится, кроме главной концепции автора? Что можно сказать о тексте, помимо сюжета (ибо сюжеты всегда индивидуальны и сравнению не подлежат)? Есть ли какие-то повторяющиеся моменты в произведениях, разная комбинация которых определяет профиль данной вещи? Если да – то анализ такой информации позволит выделить некие константы в творчестве писателя, постоянные темы, которые его волнуют, а меня – задевают. Итак, я попробовал просто систематизировать свои впечатления. Получился набор из двадцати с лишним характеристик, которые представлены в табл. 1.
Конечно, этот набор у другого читателя мог бы быть иным; не все характеристики независимы друг от друга; не всегда ясно вообще, как делать измерения. Например, если в рассказе упомянут мимоходом какой-то обед – я не буду помечать «Пища» как элемент его содержания. Но если еда играет решающую роль, как, скажем, в «Ю», – буду. Большая проблема в том, что произведения имеют очень разный размер, а система пометок – одна и та же. Если, например, в длинном романе «Сердца четырех» сцен насилия очень много, а в каком-то рассказе – всего одна, то в исходной таблице данных стоит просто одна пометка, что насилие имеется. Надо сказать, что если бы я и пытался работать с объемами – все равно непонятно, как это выглядело бы (например, надо было бы роман разбивать на множество эпизодов и пр., что проблематично). Некоторые свойства прозы Сорокина я принимал по умолчанию и отдельно не рассматривал – например, Время в его произведениях, кроме очевидных двух случаев в табл. 1 (22, 23), либо «среднесоветское», либо вообще неопределенное. Но при всех недостатках и ограничениях систематизация характеристик облегчает понимание структуры текстов.
Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что выделенные мной свойства прозы Сорокина могут быть жестоко осмеяны профессиональными критиками (или даже им самим, ежели ему доведется на них взглянуть) за их наивность и прямолинейность, за отсутствие правильных общепринятых терминов и т.д.
Таблица 1. Некоторые характеристики произведений В. Сорокина
#
Содержание
Краткое имя
Кол-во
%
Особенности изображения (о чем пишется)
1
Необычность действий
Необычность
63
50%
2
Насилие (обычно в очень жестокой форме)
Насилие
57
45%
3
Власть
Власть
32
25%
4
Секс (часто в необычных формах)
Секс
25
20%
5
Мрачное / ироничное отношение к России
Россия
20
16%
6
Пища (ее важность)
Пища
19
15%
7
Абсурдность действий
Абсурдность действий
18
14%
8
Наркотики
Наркотики
10
8%
9
Испражнения и пр.
Отправления
10
8%
10
Каннибализм
Каннибализм
9
7%
11
Мрачное /ироничное отношение к миру
Мир
9
7%
12
Прошлое как тормоз настоящего
Груз прошлого
7
6%
Особенности изображения (как пишется)
13
Пародирование соц. литературы
Соцреализм
64
51%
14
Стихи в тексте
Стихи
37
29%
15
Буквализация метафор
Буквализация метафор
31
25%
16
Пародирование реалистической литературы
Реализм
18
14%
17
Обсцессивное повторение
Обсцессия
17
13%
18
Абсурдность / заумность языка / мат – перемешивание с обыденным дискурсом
Абсурдность слова – диффузия
15
12%
19
Пародирование интеллектуального дискурса
Интеллектуальный дискурс
14
11%
20
Абсурдность / заумность языка / мат – резкий переход от обыденного дискурса
Абсурдность слова – скачок
11
9%
21
Китаизмы
Китай
5
4%
Время действия
22
Утопическое будущее
Утопическое будущее
10
8%
23
Альтернативная история (игры с историческими персонажами)
Альтернативная история
5
4%
Всего
126
100%
На это есть лишь один ответ, изложенный во второй части: я не считаю литературную критику наукой, а посему исхожу из других критериев, таких как простота и ясность в определениях, поелику возможно.
Характеристики отсортированы по частоте их встречаемости в двух основных разделах – Особенности изображаемого («жизнь») и Особенности изображения («литература»). Это сразу дает представление о доминирующих – и не очень – тенденциях. Я кратко опишу наиболее важные (часто встречаемые) характеристики, более-менее придерживаясь порядка таблицы, но объединяя некоторые из них в группы по смысловой схожести (в целях экономии места).
3. ОСОБЕННОСТИ ИЗОБРАЖАЕМОГО
Кратко перечислю некоторые свойства (по номерам в табл. 1).
Необычность (фантастичность) действий (табл. 1, 1) встречается в половине произведений. Это отнюдь не научная фантастика (которая в несколько ироничном виде тоже присутствует), но, скорее, действия, противоречащие нормам поведения или ожиданиям. Так, в «Падёже» («Норма») самое необычное то, что «падёж» случился не у скота (как ожидается), а у людей, которые содержались как скот, в хлеву; в «Заплыве» человек плывет несколько часов с факелом в руке; в «Лошадином супе» герой просит, чтобы женщина при нем «ела» из пустой тарелки, и т.д. Но, например, я не помечал как необычные такие вещи, как «День опричника», «Сахарный Кремль» или «Щи», в которых странных действий в рамках выбранной системы координат не наблюдается, несмотря на полную фантазийность самого сюжета (см. выше – о субъективности выбора признаков).
Насилие (табл. 1, 2) описывается в 45% произведений, часто –неоднократно, и, говоря юридическим языком, «в извращенной форме». Власть (3) – в 25%; в сочетании (либо Насилие, либо Власть, либо то и другое вместе) эта пара дает 56%. Из всех человеческих отношений принуждение, как видно, чрезвычайно притягивает к себе автора – это то, что В.С. сильнее всего ненавидит и, по-видимому, чаще всего пытается изжить путем переноса на бумагу. По словам В.С. в одном интервью, в раннем детстве, когда он ел очень сладкую грушу где-то на даче, за забором молодой человек жестоко избивал старика (тестя), а тот просил его пожалеть. Я ярко представляю себе подобную ситуацию; два жутких эпизода из моего детства до сих пор совершенно отчетливо стоят в памяти. Но у прирожденного писателя сладость, испуг, жалость и интерес, испытанные ребенком, не просто запомнились, а, видимо, как-то слились вместе – что по Фрейду, что по Пиаже.
Насилие у Сорокина бесконечно разнообразно; оно пронизывает жизнь где угодно, часто в совершенно неожиданных местах. В его описании никогда нет ни малейшего сочувствия (к насилию), как нет и пафосного осуждения. Оно всегда подается чрезвычайно детально и просто, как неотъемлемый факт, и эта манера делает его особенно отвратительным. Оно может быть направлено на достижение какой-то цели, как убийство Погребца в «Пепле» (преследование героями какой-то цели, что лежит в основе детективов и триллеров, у Сорокина практически не представлено – у него почти нет детективной логики, за редкими исключениями, как в пьесе «Щи»). Оно может мотивироваться «возмездием» (хоть и необъясненным), когда через много лет после знакомства человек приходит к другому и варварски убивает его руками наемников («Моноклон»). Оно может быть совершенно садистическим, как в «Сердцах четырех», где человека не только держат в подвале, постепенно удаляя конечности и заставляя решать очень сложные задачи (запоминать тексты и пр.), но еще и цинично морализируют при этом на его счет. Оно может быть «высокоидейным», как поведение Хрущева в «Голубом сале», когда он объясняет Сталину, что принципиально убивает (причем лично и изуверски) только тех, кто ни в чем не провинился (как бы позиционируя себя отдельно от параноика Сталина, который убивает «за дело»). Оно может быть «из-за обиды», как в «Соревновании», где в ответ на призыв посоревноваться один лесоруб отпиливает голову другому пилой с символическим названием «Дружба». Оно может быть, наконец, абсолютно бессмысленным и абсурдным, как в «Тополином пухе» (где профессор после очень лиричных бесед со студентами вдруг дико избивает свою жену) или в пьесе «С Новым годом», где к герою неожиданно приходят гости и распиливают его на принесенной циркулярной пиле. Убийства и прочие жуткие вещи совершают абсолютно разные люди – от люмпенов до бизнесменов, государственных деятелей, ученых, инженеров, интеллектуалов. Насилию нет границ, все возрасты ему покорны, во всех слоях оно цветет.