Кирилл - Unknown
— Ты не поможешь надеть мне платье?
— Ты сама можешь надеть его, — он уже выходил из комнаты. — Давай, нам лучше убираться отсюда.
— Постой! Подожди меня!
Послышалось хихиканье. Потом раздался звук цокающих каблучков, когда женщина бежала за ним, стараясь его догнать.
— Ты не возьмешь меня за руку? — спросила женщина.
— Конечно, с удовольствием.
Затем раздался чмокующий поцелуй, и звуки шагов, раздающиеся эхом, стали отдаляться.
Через некоторое время Джин вышла из тени. В винном погребе горел свет, это было совершенно не похоже на Самуэля Ти. Большинство не знало, что он был рабом своих навязчивых привычек — все должно быть в порядке. Несмотря на то, что он вел жизнь плейбоя, он был помешен на контроле, все вещи должны находится в определенном месте. Начиная от костюмов, которые он носил и хранил у себя в авто, от его юридической практики и фермы, от его спальни к кухне и ванной комнаты, он был мужчиной, контролирующем все, все должно находится на своих местах.
Она знала правду и видела, как он зацикливался на своих привычках, от которых время от времени, ей удавалось его увести.
Она так желала разделить с ним близость не один раз, что готова была рискнуть жизнью своего единственного ребенка…
Она поежилась. Но не от холодного воздуха и сырости.
А от непреодолимого чувства, что она действительно уничтожила все хорошее, у нее перехватило дыхание. Она прислонилась к стеклянной стене винного погреба и сползла на бетонный пол... и заплакала.
33.
Эдвард выслушал рассказ Лейна о финансах семьи, новость, что их мать признана недееспособной, и, наконец, подробности самоубийства Розалинды от болигола, он удивился сам себе... испытывая всего лишь праздное любопытство, но не более того.
Не потому, что ему было все равно.
Он всегда беспокоился о своих братьях и сестре, родственные связи не могли испариться, несмотря на то, что он пережил.
Но череда плохих новостей, были сродни взрывам, происходящим там, где-то далеко, озаряющим и грохочущим опять же где-то вдалеке, которые конечно же привлекли его внимание, но не на столько, чтобы заставить покинуть это кресло… в буквальном и фигуральном смысле слова.
— Поэтому мне нужна твоя помощь, — заключил Лэйн.
Эдвард поднял бутылку ко рту. Но на этот раз, он не выпил… опустил ее вниз.
— В чем именно?
— Мне нужен доступ к реальным финансовым файлам… а не те которые приукрашены для Совета директоров и прессы.
— Я больше не работаю на компанию, Лейн.
— Не говори мне, что ты не можешь зайти на сервера, если захочешь.
Лейн был прав. Именно Эдвард настоял в свое время усовершенствовать компьютерные системы.
Наступила долгая пауза, потом Эдвард сделал еще один глоток джина.
— У вас еще полно денег. Твой трастовый фонд, Максвелла, Джин придется подождать всего лишь год или два…
— Пятьдесят три миллиона долларов из трастового фонда должны оказаться на месте через две недели, Эдвард.
Эдвард пожал плечами.
— Должно быть Монтеверди выдал необеспеченный ничем кредит, поэтому так волнуется. Не бойся, он не заявится к тебе домой.
— Монтеверди может обратиться в прессу.
— Нет, не может. Если он выдал беззалоговый кредит на такую сумму, воспользовавшись трастовым целевым фондом, то он сделал это за спиной Совета директоров и нарушая федеральные законы, по которым действует его трастовая компания. Если долг не погашен по графику, единственное, что ожидает Монтеверди, если он даже попробует публично заикнуться об этом — досрочный выход на пенсию, где он сможет много времени уделять своей семье, — Эдвард покачал головой. — Я понимаю твое желание узнать больше, но не уверен, что ты должен с этим разбираться. Долг не твой, поэтому не следует беспокоиться. Ты же живешь на Манхэттене. Почему у тебя вдруг появился такой внезапный интерес к тем людям, которые живут в Истерли?
— Они — наша семья, Эдвард.
— И что?
Лейн нахмурился.
— Я понимаю, что ты не испытываешь сыновьих чувств к Уильяму Болдвейну. После того, как он обращался с тобой все эти годы, но как ты можешь так говорить? Но... что насчет дома? Земли… бизнеса? Матери?
— Компания «Брэдфорд бурбон» имеет миллиардную годовую прибыль. Даже если ты возьмешь в долг, не беря во внимание прибыль, к примеру, в личный долг пятьдесят или даже сто миллионов, это не будет катастрофой, учитывая, сколькими акциями владеет семья. Банки дадут кредит от шестидесяти до семидесяти процентов от стоимости инвестиционного портфеля… ты мог бы возвратить эту сумму сам, причем легко.
— А что если это не единственная сумма, которую взяли в долг? И не должен ли отец понести ответственность? И я снова тебя спрашиваю, а как же мама?
— Если бы я провалился в кроличью нору, желая провести суд над нашим отцом, я бы стал душевно больным. Последнее, что я слышал о матери, она не вылезала из постели, только лишь, чтобы принять ванну один раз в три года. Находится ли она в Истерли или в доме престарелых, разницы нет, — Лейн выругался, Эдвард снова покачал головой. — Мой тебе совет — последуй моему примеру и дистанцируйся от всего. Мне не куда больше уехать, на самом деле… но у тебя, по крайней мере, есть Нью-Йорк.
— Но…
— Не совершай ошибки, Лейн… они съедят тебя живьем, особенно если ты последуешь этой дорогой справедливости, которую выбрал, — он замолчал, почувствовав на краткий миг жуткий страх. — Ты не выиграешь, Лейн. Определенные... действия... проделывались в отношении людей в прошлом, пытающихся разрешить «неугодные» вопросы. Также пострадали некоторые члены семьи.
Эдвард точно знал об этом.
Лейн подошел к окну, смотря на занавески, словно окна были открыты.
— Так ты не поможешь мне?
— Я говорю тебе, что путь наименьшего сопротивления — это лучшее для твоего психического здоровья, — и «Физического тоже», — добавил он про себя. — Отпусти это, Лейн. Двигайся дальше, не оглядывайся. Ты не сможешь ничего изменить, поэтому прими как есть.
Повисла опять тишина, а потом Лейн посмотрел на своего брата.
— Я не могу, так поступить, Эдвард.
— Тогда считай, что скоро будут твои похороны…
— Моя жена беременна.
— Опять? Поздравляю.
— Я развожусь.
Эдвард вздернул бровь.
— Не типичный ответ будущего отца. Особенно учитывая, сколько алиментов тебе придется платить.
— Это не мой ребенок.
— Тогда все объясняет…
— Она сказала мне, что ребенок от моего отца.
Их глаза встретились, Эдвард замер.
— Прости, что?
— Ты слышал. Она сказала, что расскажет все маме. И что не уедет из Истерли, — возникла пауза. — Конечно, если бы не возникло проблем с деньгами, тогда бы мне не пришлось беспокоиться о бастраде отца, живущем в нашем семейном доме. Шанталь уехала бы в другое место и нашла бы себе другого богатого идиота, пытаясь женить на себе.
Сильная боль отдалась в плече Эдварда, он взглянул на руку. Интересно. Он с такой силой сжал бутылку, что у него побелели костяшки, да и сама рука.
— Может она лжет? — услышал он свой голос.
— Если бы дело касалось кого-то другого, а не отца, я бы сказал, возможно. Не думаю, что она лжет.
Самуэль Ти вышел из винного погреба и зашагал к двери, полностью игнорируя женщину, поспевающую рядом с ним, он был пьян и ему необходимо было пережить сегодняшний день. Она довольно-таки энергично что-то говорила, но он совершенно не обращал внимание на ее слова, но если бы он прислушался то, наверное, впал бы в кому.
— …а потом мы поедем в клуб! Все будут уже там, и мы сможем...
Он опять почувствовал усталость и изнеможение от борьбы, но не с ней. Скорее это было результатом — он сложил оружие после многолетней борьбы.
Ему было просто необходимо трахнуть кого-то там, на столе. Это был его своеобразный способ стереть воспоминания, которые горели у него в мозгу, когда он был внутри Джин именно здесь, на этом столе. И в других местах, где он тоже был с ней, на его ферме, в отелях международного уровня, в Вейле и в Мичигане. Он собирался тоже стереть их, перекрыв все эти воспоминания другими женщинами.
— День памяти? Мы могли бы поехать в имение моих родителей в долине Луары, знаешь, уйти...
Кудахтанье рядом с ним продолжалось, и Самюэль Ти вспомнил, почему он предпочитал трахаться с замужними женщинами. Они были и так уже заняты и поэтому не рассматривали его кандидатуру в качестве будущего мужа. Они ничего не ждали от этих отношений.
Он не мог достаточно быстро подняться к выходу по лестнице. Хотя был готов перешагивать через две-три ступеньки, но он не мог оставить болтушку, бегущую за ним, поскольку был достаточно хорошо воспитан, чтобы не подождать ее и не пропустить вперед.
— Спасибо, — сказала она, быстро поднимаясь впереди него.
Он готов был уже последовать за ней, когда что-то цветное мелькнуло на полу.
Туфли. Светлые, атласные Лабутены.
