Гордость и предубеждение и зомби - Остин Джейн

Думаю, Лиззи, его истинным недостатком можно назвать упрямство. В разные времена ему разное вменялось в вину, но по-настоящему его можно упрекнуть лишь в этом. Он настоял на том, чтобы самому взвалить на себя такое бремя, хоть я и уверена (и говорю это вовсе не ради благодарностей, так что и ты ничего не говори), что твой дядя с величайшей охотой сам бы все уладил и оплатил.

Они с твоим дядюшкой долго спорили, гораздо дольше, чем того заслуживали джентльмен или дама, ради которых все было затеяно. Но под конец твой дядя был вынужден уступить, и вместо того, чтобы действительно помочь своей племяннице, ему пришлось лишь принимать благодарности за эту помощь, что весьма его удручало. Я совершенно уверена, что твое сегодняшнее письмо донельзя его обрадовало, поскольку все объяснения лишат его мнимых наград и воздадут честь тому, кто этого действительно заслуживает. Но, Лиззи, об этом ты можешь рассказать разве что Джейн – и никому больше.

Причины, по которым он желал сделать все сам, я уже приводила выше. Из-за него, из-за его скрытности никто не узнал об истинном характере Уикэма. Вероятно, в этом и есть доля правды, хотя сомнительно, чтобы его – да чьей угодно – скрытностью можно было бы оправдать столь скандальное происшествие. Но, можешь быть уверена, милая Лиззи, несмотря на все эти прекрасные слова, твой дядя ни за что бы не уступил мистеру Дарси, не будь мы оба твердо убеждены в том, что у него есть и другой интерес в этом деле.

Когда все было улажено, мистер Дарси вернулся к своим друзьям, которые по-прежнему оставались в Пемберли, пообещав вновь приехать в Лондон, чтобы присутствовать на венчании и завершить все финансовые дела.

Ну вот, кажется, теперь я рассказала тебе все. Судя по содержанию твоего письма, рассказ этот станет для тебя большой неожиданностью, но, надеюсь, приятной. Лидия переехала к нам в дом, и свежеискалеченного Уикэма также перенесли к нам, дабы он немного пришел в себя и привык к своей походной кровати, которую ему великодушно купил мистер Дарси. Я не стала бы говорить тебе, как недовольна я была поведением твоей сестры, пока она жила у нас, если бы Джейн не написала мне в среду, что дома она ведет себя точно так же, – следовательно, мои слова не доставят тебе новых огорчений.

Мистер Дарси вернулся, как и обещал, и присутствовал на свадьбе, о чем ты уже знаешь от Лидии. На следующий день он отобедал у нас, передал поздравления новобрачным и уехал. Лиззи, дорогая, ты очень на меня рассердишься, если я воспользуюсь случаем и скажу, как сильно он мне нравится? С нами он вел себя безупречно во всех отношениях, точно так же, как в Дербишире. Он весьма умен, и его суждения мне по вкусу, ему недостает разве что живости, но этому его сможет научить супруга, если он сделает разумный выбор. Думаю, он большой лукавец – почти ни разу не заговорил о тебе. Но лукавство нынче как будто в моде.

Умоляю, прости меня, если я позволила себе чересчур вольные намеки, и если уж решишь наказать меня, то, по крайней мере, не отлучай от Пемберли. Я ни за что не буду счастлива, пока не осмотрю весь парк. Небольшой фаэтон, запряженный парочкой пойманных зомби, мне, пожалуй, очень пригодится.

Не могу писать более. На улице какая-то суматоха, боюсь, что восточные ворота вновь взяты.

Искренне твоя,

М. Гардинер

Письмо вызвало у Элизабет такую бурю чувств, что было трудно разобрать, какие из них преобладают – приятные или тягостные. Ее слабые и неопределенные подозрения относительно того, что Дарси мог как-то поспособствовать браку ее сестры – что казалось ей слишком невероятным и в то же время было ее страстным желанием, – полностью подтвердились! Он последовал за ними в столицу, снизошел до того, чтобы запятнать руки кровью женщины, которую вряд ли желал увидеть снова, и унизился еще более, когда вынужден был встречать, увещевать, убеждать и, наконец, подкупать человека, чей вид ему невыносим и произнести имя которого для него уже сущее наказание.

И все это ради Лидии – девчонки, которую он вряд ли ценил или уважал. Свояк Уикэма! Никакая гордость не вынесла бы такого родства. Без сомнения, он сделал очень много. Так много, что ей было стыдно даже представить себе это. О, как ей хотелось, чтобы ее семь ран позора закровоточили вновь! Впрочем, Дарси, конечно, объяснил свое вмешательство, и объяснение это выглядело достаточно правдоподобным. Вполне естественно, что он чувствовал свою вину, и хоть Элизабет и не верила, что им двигала в первую очередь привязанность к ней, она, пожалуй, могла согласиться с тем, что некоторые остатки этой привязанности побудили его заняться делом, от которого так сильно зависело ее душевное спокойствие. Как же мучительно, невероятно мучительно было сознавать, что и она, и ее семья столь многим обязаны человеку, которого они никак не смогут отблагодарить.

Он спас Лидию, спас ее репутацию – он сделал все! Ах, как глубоко сожалела она обо всех недобрых чувствах, что к нему испытывала, о каждой колкости, сказанной в его адрес! Своего поведения она стыдилась, но за него испытывала гордость. Гордость – потому что он сумел изменить себя к лучшему в обстоятельствах, требовавших сострадания и благородства. Она вновь и вновь перечитывала отзыв о нем миссис Гардинер. Разумеется, он был весьма краток и все же доставил Элизабет удовольствие. В глубине души она даже немного радовалась, правда попутно и огорчаясь, непоколебимой убежденности дядюшки с тетушкой в том, что между ней и мистером Дарси существуют доверие и взаимная привязанность.

Ее размышления прервал звук чьих-то шагов. Едва она успела сложить письмо и спрятать его, как пара слуг внесла в додзё мистера Уикэма. Опустив его на пол рядом с Элизабет, слуги удалились.

– Боюсь, я прервал ваше уединение, дорогая сестрица? – промычал он, еле ворочая раздробленными челюстями.

– Несомненно, – отвечала она с улыбкой, – однако это не означает, что вы появились не вовремя.

– В противном случае я бы глубоко раскаивался. Мне подумалось, что было бы весьма полезно сменить мой уголок в комнате для завтрака на тишину додзё.

– К вам кто-нибудь присоединится?

– Не знаю. Миссис Беннет с Лидией собираются ехать в Меритон. Итак, любезная сестрица, я узнал от ваших дядюшки с тетушкой, что вам довелось побывать в Пемберли?

Она ответила утвердительно.

– Я почти вам завидую и все же полагаю, что в моем состоянии я бы не вынес путешествия туда. И наверное, старую экономку вы тоже видели? Бедняжка Рейнольдс, она всегда так меня любила! Думаю, она бы весьма опечалилась, увидев, как я пострадал. Впрочем, она, конечно, обо мне даже не заговаривала.

– Напротив.

– И что же сказала?

– Что вы записались в армию и что она опасается… что ничего путного из вас не вышло. Сами знаете, как искажаются все новости, преодолев большие расстояния.

– Разумеется, – ответил он, кусая губы.

Элизабет надеялась, что теперь он замолчит, но вскоре он вновь заговорил:

– А с Дарси вы встречались, пока были там? По словам Гардинеров я понял, что вы виделись.

– Да, он представил нам свою сестру.

– Она вам понравилась?

– Очень понравилась!

– Действительно, я тоже слышал, что за последние год или два она на удивление изменилась к лучшему. Во время нашей последней встречи мне это казалось маловероятным. Рад, что она вам понравилась. Надеюсь, у нее все сложится хорошо.

– Не сомневаюсь, ведь она уже преодолела несколько серьезных испытаний.

– А не довелось ли вам бывать в деревеньке Кимптон?

– Что-то не припоминаю.

– Я вспомнил о ней лишь потому, что там располагается приход, который мне причитался. Просто прелестное местечко! И дом превосходный! Меня бы там все полностью устроило!

– А я слышала от человека, не менее осведомленного, что этот приход был оставлен вам лишь по устной договоренности и последнее слово оставалось за нынешним его владельцем.