Дэвид Годман - Преображающие встречи с Раманой Махарши
Семьдесят первый день рождения Бхагавана праздновался в его присутствии 5 января 1950 года. Бхагаван сидел много часов, утром и вечером, среди своих преданных. Он прочел множество гимнов, недавно сложенных его последователями, и послушал их исполнение. Пришел слон из храма Аруначалешвары и некоторое время стоял перед ним. Поклонившись Бхагавану, он попрощался с ним, коснувшись его ног своим хоботом. Рани (королева), приехавшая из Северной Индии чтобы выразить почтение Бхагавану, сняла эту сцену на кинопленку. Атмосфера была полна радости, и празднества закончились поклоном преданных их Учителю после ведических песнопений.
Многие месяцы в ашраме и вокруг него продолжались пение гимнов и молитвы о выздоровлении Бхагавана. Когда Бхагавана однажды спросили об их эффективности, он заметил с улыбкой: «Конечно, желательно быть занятым хорошими действиями. Пусть продолжают».
Когда приверженцы молили Бхагавана, чтобы тот поправил свое здоровье собственным могущественным желанием, он ответил: «Все будет в порядке в свое время». И затем спросил их: «Кто тут есть, чтобы пожелать этого?»
Он не мог чего-либо желать, потеряв чувство отдельной индивидуальности во Вселенском сознании.
Бхагаван придерживался своего обычного распорядка дня, пока оказалось физически невозможным продолжать это. Он принимал утреннюю ванну за час до восхода солнца, садился ради даршана в определенные часы, утром и вечером, читал корреспонденцию ашрама и заведовал печатью его публикаций, часто внося свои предложения. Всему он уделял внимание, кроме своего слабого здоровья.
Больше чем за год до его маханирваны Бхагаван перевел на тамильский язык шлоку из «Шримад Бхагаватам» [105]:
«Пусть тело, результат плодоносящей кармы, отдыхает или движется, живет или умирает; мудрец, реализовавший Атман, не осознает тело, как пьяный не осознает свою одежду».
В конце 1949 года Бхагаван выбрал для разъяснения стих из «Йога Васиштхи»:
«Джняни, обнаруживший, что он есть бесформенное чистое сознание, остается незатронутым, даже если его тело рассекают мечом. Сахарный леденец не теряет свою сладость, даже когда его ломают или крошат».
Как-то в один из последних месяцев Бхагаван спросил обеспокоенного помощника: «Когда мы съели обед, мы оставляем тарелку из листьев, с которой его ели?»
В другом случае он сказал тому же самому человеку, что джняни радуется, когда смерть освобождает его от тела, так же как радуется слуга, когда снимает с себя ношу, доставив ее на место.
В один из своих последних дней Бхагаван с состраданием утешал одного преданного, говоря: «Они принимают это тело за Бхагавана и приписывают ему страдания. Как жаль! Они в отчаянии оттого, что Бхагаван собирается оставить их и уйти. Куда он может уйти и как?» Когда один из помощников вошел в его комнату, Бхагаван приветствовал его улыбкой и спросил: «Ты знаешь, что такое мокша (освобождение)?» Помощник смотрел на Учителя в восприимчивом молчании, и Бхагаван продолжил: «Избавление от несуществующего горя и достижение блаженства, которое является единственным существованием – вот определение мокши!»
Даже в свои последние дни, когда он был уже не в состоянии выйти из своей комнаты, Бхагаван продолжал давать даршан сотням преданных, утром и вечером, величественно облокачиваясь на своей кушетке, подобно Бхишме на его ложе из стрел. Бхагаван не соглашался отменить даршан даже в те дни, когда его состояние было критическим. Даршаны продолжались до самого последнего вечера.
Когда разлетелась новость о быстром ухудшении физического состояния Бхагавана, сотни последователей приехали в Тируваннамалай, чтобы увидеть его последний раз. В очереди, которая проходила мимо его комнаты, были мужчины и женщины, богатые и бедные, ученые и неграмотные из всех уголков Индии и из-за границы. Все были едины в своей преданности этому Божественному Воплощению.
В среду вечером, за два дня до маханирваны, Бхагаван одарил каждого прошедшего перед ним в очереди особым взглядом милости. Некоторым из них пришло в голову, что это мог быть его прощальный взгляд, и так и оказалось, поскольку в последние два дня у Бхагавана не было физической энергии, чтобы повернуться и смотреть на преданных. Но были ли его глаза открыты или закрыты, ум его всегда оставался ясен, и он мог говорить со своими помощниками всякий раз, когда это было необходимо.
В четверг утром, когда доктор принес Бхагавану лекарство, чтобы уменьшить закупорку легких, Бхагаван сказал ему, что это не нужно и что все будет в порядке через два дня. Той ночью Бхагаван отправил своих дежурных, чтобы они поспали или помедитировали и оставили его одного.
В пятницу утром Бхагаван сказал по-английски «спасибо» помощнику, который закончил массировать его тело. Дежурный, не знавший английского языка, удивленно мигал. Бхагаван с улыбкой объяснил ему значение английского слова. Все мы подумали, что Бхагаван, накануне его ухода с физического плана, вероятно, передал через него благодарность всем, кто служил ему.
Тем вечером состоялось большое собрание преданных, и все получили даршан Бхагавана. Многие остались в ашраме и после даршана, так как знали, что состояние Бхагавана было критическим.
Незадолго до заката Бхагаван попросил, чтобы ему помогли подняться в положение сидя. Его подняли в удобное положение, и один из помощников мягко поддерживал ему голову. Доктор стал давать ему кислород, но Бхагаван остановил его, махнув правой рукой.
В небольшой комнате было десять или двенадцать человек, включая докторов и дежурных. Два из них обмахивали Бхагавана веерами, в то время как еще сотни людей в тревоге ожидали за дверями. Группа преданных, усевшись перед комнатой, стала с душевным пылом петь сочиненный Бхагаваном гимн Аруначале, в котором есть припев: «Аруначала Шива, Аруначала Шива, Аруначала Шива, Аруначала». Глаза Бхагавана приоткрылись немного и на мгновение вспыхнули. Слезы радости покатились по его щекам.
Последние дыхания следовали одно за другим, мягко, плавно. Потом, без предупреждения или сотрясения, дыхание прекратилось. Бхагаван вернулся в свою Реальность, в Сердце Вселенной. Чрезвычайное умиротворение этого часа охватило всех в его присутствии. Трансцендентное сияние Бхагавана, светоносного Атмана, проявило свою мощь, и все присутствующие ощутили ее. Окончательное безмолвие Бхагавана объявило: «Без покровов, вот Я здесь, сияющее в своей вечной Реальности».
В эти последние моменты и состоялась кульминация моих духовных переживаний рядом с Бхагаваном. Когда я стоял в той небольшой комнате, все стало призрачным, окутанным неделимым чистым сознанием, одной-единственной, вездесущей Реальностью. Не было ни малейшего ощущения расставания с Бхагаваном, ни малейшего следа горя от его физической смерти. Вместо этого был абсолютный экстаз и ликование духа, который был не что иное, как естественное состояние Атмана.
Однажды преданный спросил Бхагавана: «Кто ты, Аруначала Рамана? Ты Бог или сиддха?»
Бхагаван, который тогда жил в Пещере Вирупакша, ответил стихом:
«Высший Атман,
блаженное чистое Сознание,
пребывающее в Сердце всех богов и существ, и есть Аруначала Рамана».
Для тех благословенных преданных, кто соприкоснулся с Бхагаваном в Сердце, он – вечное Присутствие, неизменная реальность, субстрат всего проявленного. Но даже нам, тем многим, что не поняли и не использовали должным образом эту редкую возможность появления Бхагавана среди нас, он все еще может принести духовную пользу. Сила его милости такова, что со временем она осуществит в нас духовное преобразование, уничтожит наше эго, источник всего зла, и примет нас обратно в Вечную Жизнь. Давайте откроемся и отдадим «себя» его милости.
Жизнь Шри Раманы Махарши
Основные даты
1879 Родился в Тиручужи, небольшом городке в современном Тамилнаду, в семье Сундарам Айера и Ажагаммал. Назван Венкатараманой.
1891 Переехал с семьей в Диндигул, соседний город.
1892 Его отец умер. Тогда Венкатарамана с семьей переехал в Мадурай.
1896 Его «переживание смерти» в семье увенчалось реализацией Атмана. В конце августа он ушел из дома, не сообщив своей семье, и уехал к Аруначале (Тируваннамалай), где и провел всю оставшуюся жизнь. Свои первые несколько недель там он провел в храме Аруначалешвары.
1897 Перебрался в Гумуртам, храм, расположенный в миле от города, и жил в течение полутора лет в храме или в ближайшем манговом саду.
