Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том II
Эти угрозы нисколько меня не удивили, потому что они были достаточно обычны для него, когда он верил, что они могли быть ему полезны при отыскании денег. Я ответил, однако, Бартийаку, дабы он это ему передал, что я ходил занимать их у ла Базиньера, но, хотя он и предлагал мне их сам, он изменил данному мне слову. Я сказал ему в то же время, какой он выбрал предлог для извинения, предлог, показавшийся мне настолько неприемлемым, что я не мог не поверить в наличие какой-то дурной воли с его стороны. Бартийак ответил мне, что и ему этот предлог показался ничуть не лучшим, чем мне; он слышал разговоры в свете об этом деле, либо рассказал о нем я сам, или же это был ла Базиньер; он знал даже и об ответе, какой я дал тому по этому поводу, но хотя и он сам был деловым человеком, как и тот, он попросил бы меня отличать тех из них, кто любил деньги больше их чести; у него самого был сын, и он намеревался женить его как можно раньше, но чем женить его на женщине вроде этой, он лучше бы предпочел утопить его своими руками. Я пришел в восторг, услышав от него разговор такого сорта, и хотя всегда почитал его за человека чести, я был просто счастлив, когда он снова утвердил [280] меня в той мысли, какую я имел о нем со времени нашего знакомства. Он мне, однако, дружески посоветовал выпутаться из этого дела с Месье Кардиналом так скоро, как только мне это будет возможно. Он даже заверил меня, что поговорит с ним об этом в тот же день, якобы я смог сослаться на это извинение, и он сам его им позабавит, хотя он вовсе и не верит, что оно мне на что-нибудь сгодится; Его Преосвященство, казалось, настолько заупрямился в получении этих денег, как если бы это был миллион; должно быть, он раздул для себя из этого большое дело, раз уж так часто вспоминает о нем; так пусть же я приму какие только можно меры, потому что, чем раньше я от него отвяжусь, тем будет лучше для меня.
Второй Кредитор.
Его совет и скупость, какую я давно признавал за этим Министром, вынудили меня направиться к Месье Сервиену. Так как у него были ключи от казны, я счел, что мне лучше всего обратиться именно к нему для получения этой суммы. К тому же, он мне ее пообещал, так что, с большим доверием войдя в его кабинет, куда меня ввел один из его служителей, я сделал ему точно такой же комплимент, как накануне ла Базиньеру. Я поостерегся, однако, говорить ему о Даме в каком бы то ни было роде, из страха, как бы еще и он не вмешался в это дело с таким же советом, какой мне дал другой. Но так как ла Базиньер сам рассказал ему о ней, я нашел его не только прекрасно осведомленным, но еще и самодовольно разделяющим чувства этого последнего; либо они были для него естественны, или же они были внушены ему высшей властью и сопротивляться он ей не мог, но он бросил мне в ответ, что когда человек обладает источниками вроде моих, он не должен быть в тягость своим друзьям; конечно, двадцать тысяч франков сущая безделица, но ему подчас их труднее достать, чем крупную сумму; у него только одних задолженностей в настоящее время более, чем на пять миллионов, таким образом, теперь нет ни единого су в его доме. [281]
Третий Кредитор.
Он попросту бесчестно выпроводил меня точно так же, как это мог сделать и другой, он, сам предложивший мне деньги, впрочем, как и первый. Он даже продемонстрировал мне, что у него настолько же мало чести, как и у того, поскольку под этим словом — источники — он не мог подразумевать ничего иного, как предложенную мне женитьбу. Итак, столь же мало довольный как одним, так и другим, я явился к Эрвару, дабы посмотреть, не будет ли и он похож на тех двоих. Он сидел взаперти в кабинете со своим секретарем по имени Деби, кто был достаточно честным человеком, и кто всегда проявлял по отношению ко мне большую дружбу. Они работали, как мне сказали, над важным делом, потому, сочтя, что я не должен распоряжаться докладывать обо мне, из страха их прервать, я решил дождаться, пока они закончат. Я нашел кое-каких людей в зале и беседовал с ними о тех или иных вещах. Через полчаса или, самое большее, через три четверги часа Деби вышел, наконец, из кабинета своего мэтра, и, заметив меня, подошел ко мне и спросил, чем он может мне услужить. Я поведал ему мое дело настолько кратко, как это было для меня возможно, и хотя он был из страны, где не пугаются называть ту или иную особу Б…, конечно, если у нее имелось чем позолотить рога, что она приносила в приданое своему мужу, он не смог помешать себе поначалу пожать плечами от удивления. Затем он сказал мне, как необычайно он поражен, что люди с таким весом и значением, как те, о ком я ему рассказал, имели дерзость осмелиться мне даже посоветовать супружество вроде этого; что касается его, то, далеко не уподобляясь им, он весьма одобрял мое отвращение к этому; совершенно бесполезно меня в этом приободрять, поскольку я был человеком чести, а человек чести никогда не изменит тому, чем он обязан самому себе. Однако, так как не об этом шла речь к настоящее время, но о том, как найти мне двадцать тысяч франков, в каких я испытывал нужду, он мне окажет услугу, ни в коей мере не соперничая с его [282] мэтром; если я не найду их в его кошельке, он предоставит мне свой собственный; он даст мне, однако, добрый совет — займу ли я деньги у него или у кого-либо другого — я должен испросить Королевскую Грамоту на обязательное возвращение мне денег за мою Должность; я должен постараться, чтобы она была оценена в сорок или пятьдесят тысяч франков и даже больше, если я смогу этого добиться; это послужит мне в случае, когда мне понадобится что-нибудь другое, и, кроме того, это будет обеспечением для того, кто одолжит мне свои деньги.
Хотя я прекрасно видел, что он говорил в свою пользу в случае, если я приму его предложения, я не мог его за это порицать. Было бы вовсе несправедливо, когда бы он, пожелав доставить мне удовольствие, нанес вред самому себе. У меня не было ничего, кроме моей Должности, и так как она пропадала с моей смертью, было ясно — если я, к несчастью, буду убит или же скончаюсь в иной манере, тот, кто одолжит мне свои деньги, подвергнется большому риску их потерять; потому, не имея никакого настроения ставить моих друзей в опасное положение ради любви ко мне, я не захотел обращаться к нему, дабы вытянуть меня из того затруднения, куда я попал. Я счел, что сделаю лучше, обратившись к тем, кто предложил мне их помощь, как и он, но обладали достаточным влиянием, чтобы либо все себе вернуть, или же, по меньшей мере, заставить компенсировать себе затраты в случае, когда я неожиданно умру, не расплатившись; и так как мне осталось еще повидать двоих, а именно его мэтра и Месье де Лиона, я вошел в кабинет первого, дабы испытать, не сделает ли он мне того же комплимента, как ла Базиньер и Сервиен. Я и не должен был бы ожидать от него ничего большего, если дал бы себе труд немного поразмыслить. Он был швейцарцем по национальности, а так как людей этой страны обвиняют в крайней заинтересованности, нужно было бы, чтобы он совсем на них не походил, если бы он захотел оказать мне услугу. Но, наконец, сделанные мне [283] предложения отвлекли меня от дурных мыслей о нем, и едва я вошел в его кабинет, как тут же выложил ему повод моего визита. Он не мог бы мне сказать, как это сделал Сервиен, что у него не было денег; Деби только что отсчитал ему пятнадцать тысяч луидоров, и они лежали тут же, на виду, еще не убранные в их мешочки, хотя в обычае было их взвешивать, а вовсе не пересчитывать. Я не сумею сказать по правде, отчего он отступил от этого обычая. Как бы там ни было, не в состоянии, как я сказал, сослаться на это извинение для измены собственному слову, он ухватился за то же, чем воспользовался ла Базиньер, чтобы отделаться от меня. Он спросил меня ни с того, ни с сего и не предупредив меня каким-нибудь другим рассуждением — разве то, что делало человека рогоносцем или же просто удар мимо цели портили ему фигуру. Я тотчас же и прекрасно понял, к чему он хотел меня привести; итак, я дал ему такой ответ, каким он немедленно бы удовлетворился, если бы, по всей видимости, его не подталкивал тот же самый дух, что заставлял действовать и других. Я сказал ему, что ни удар мимо цели, ни отношения человека с женой не портили по правде фигуру тому, кто должен был бы иметь к этому интерес, но так как одно жутко затуманивало человеку мозги, тогда как другое не стоило ни малейшего размышления, да позволено будет мне ему сказать, что не существовало абсолютно никакого сравнения между одним и другим. Он мне возразил на это, что лишь дураки да люди с недостатком разумения затрудняются тем, что я здесь ему сказал; у рогоносца и руки и ноги в порядке, а жена его все равно забавляется; по его мнению, от чего действительно должна болеть голова — это когда имеешь на руках дело и не имеешь никаких денег, чтобы из него выпутаться; я мог бы сказать ему, правда это или нет, я, кто сейчас оказался именно в таком положении, о каком он говорил; он был совершенно уверен, что если бы я захотел, я бы признался ему, как на исповеди, что это был [284] поистине странный выбор; итак, заключение, какое он выводил из своей речи, состояло в том, что, поскольку только от меня зависело сегодня устроить себе жизнь в довольстве, я не должен был упускать удобный случай вроде этого; он советовал мне это, как мой друг, и в знак того, что он действительно им был, и даже будет им всегда вопреки мне, у него нет для меня в настоящее время денег взаймы; потому-то он и желает, чтобы я взял предложенные мне другой рукой, а не его собственной, и чтобы я зажил, наконец, в довольстве на весь остаток моих дней.
