Карина Тихонова - Не родись красивой, или Точка опоры
– Расскажите нам о его жене, – попросил Саша.
– О которой? – спросила Екатерина Михайловна самым будничным тоном.
– А у него их было много?
– Много, – подтвердила хозяйка дома. – Сначала он был женат на девочке из кордебалета. На Люсеньке Овчинниковой. Но этот брак быстро распался.
– А дети у них были?
– Нет. Люсенька хотела сделать карьеру, поэтому рожать не торопилась. Потом он женился на Танечке Марковой… Она у нас пела, только недолго. На гастролях познакомилась с одним влиятельным чешским политиком, ну и бросила Волика, не раздумывая… Разводы и браки с иностранцами тогда не приветствовались, но это был «свой» иностранец, к тому же из партийного лагеря… Так что шума поднимать не стали. Танечка быстро оформила развод и уехала в Прагу. По-моему, она и сейчас там живет. Пани… пани…
Екатерина Михайловна пощелкала длинными пальцами с красивыми ухоженными ногтями.
– Забыла, – сказала она виновато.
– Неважно, – отмел Саша неизвестную нам пани. – Детей у них, насколько я понял, тоже не было?
– Не было, – подтвердила хозяйка. – А! Вас интересуют браки с детьми!
– Честно говоря, да, – признался Саша.
– Тогда только та, последняя его московская жена. Как же ее звали?
Екатерина Михайловна задумалась.
– Кажется, Зина…
– Она работала в театре? – спросил Саша.
– Нет, она работала на ткацкой фабрике, – ответила Екатерина Михайловна с непроницаемым выражением лица.
– Вот как? И где они познакомились?
– Она была «девушкой из толпы», – ответила Екатерина Михайловна с улыбкой. – Стояла возле служебного входа, караулила Волика вместе с другими поклонницами. А как они познакомились, я не знаю.
– Вы с ней общались?
Екатерина Михайловна пожала плечами.
– Шапочно… Она, конечно, приходила в театр, бывала за кулисами… Но говорить нам было не о чем.
– Искусство ее не интересовало?
– Ее интересовал Волик.
– Понятно.
Саша задумался.
– Какой у нее был характер? – спросил он. – В самых общих чертах?
Екатерина Михайловна прикусила нижнюю губу и задумалась.
– Помните картину «Боярыня Морозова»? – спросила она неожиданно.
Саша удивился.
– Помню, только не очень подробно.
– Саму героиню помните? Такая черная ворона на снегу? С задранной рукой и двуперстием?
Саша посмотрел на меня.
– Я помню ее очень хорошо, – пришла я ему на выручку.
– Ну, вот! – обрадовалась Екатерина Михайловна. – Значит, вы себе представляете жену Волика. Зина была вылитая боярыня Морозова.
– Внешне? – уточнил Саша.
– И характером, – невозмутимо ответила Екатерина Михайловна. – Она упертая была до фанатизма. Если ею овладевала идея, она готова была ради нее идти на все. Даже на смерть.
– И этой навязчивой идеей стал Волик?
– Да. Она по нему с ума сходила. Караулила каждый его шаг, даже на гастроли пыталась с нами ездить. Сопровождала мужа, как собачка с чемоданом.
– Почему с чемоданом?
– Потому что багаж всегда носила она, – объяснила Екатерина Михайловна. – Волик шел впереди, налегке, как восточный мужчина, а сзади трусила Зина с поклажей.
– По-моему, он хорошо устроился, – заметил Саша.
– Не скажите. Зина требовала абсолютной верности, а Волик на такой подвиг не был способен. Понимаете, со временем атмосфера преклонения выдыхается, остается только скучная домашняя рутина. Волик просто не мог дышать этим отравленным воздухом. Он должен был непрерывно купаться в преклонении. А Зина пыталась загрузить его какими-то обязанностями: деньги зарабатывать, с сыном гулять, вовремя домой приходить, ходить с ней в кино, в гости… Он этого не умел и не хотел уметь. Волик был человек-праздник. Как только женщина переставала ему этот праздник обеспечивать, Волик немедленно находил другую женщину. Но возле Зины он продержался долго. Как сам говорил, «пробыл в рабстве десять лет».
– Почему?
– Боялся, – объяснила Екатерина Михайловна. – Тогда с разводами строго обстояло, тем более, если были дети. Волика могли уволить с работы, не пустить на гастроли… Зина ему постоянно грозила то месткомом, то профкомом, то партийным комитетом. Вот он и сидел у нее под каблуком, хотя внешне все выглядело наоборот: заботливая жена, носившая мужа на руках.
– И как же он осмелился ее бросить?
– Он уехал в другой город, – ответила Екатерина Михайловна.
– В какой?
– Не помню. В какой-то провинциальный.
Она приложила руку ко лбу.
– Самара, Смоленск…
– Саратов, – подсказал Саша.
Екатерина Михайловна отняла руку от лица.
– Да… кажется, – ответила она неуверенно. – Похоже, что в Саратов. Он познакомился с какой-то девушкой еще на гастролях. Ну, и переехал к ней. Можно сказать, просто сбежал от Зины.
– И бросил театр? – удивился Саша.
– Там тоже был музыкальный театр. И там, кстати, Волик играл главные роли. Такой сильной конкуренции, как в столице, у него не было.
– И как отреагировала Зина на его отъезд?
– Не знаю, – ответила Екатерина Михайловна. – Больше она в театр не проходила. Но, насколько я себе представляю ее характер, она наверняка стала считать его злейшим врагом. И наверняка не давала сыну общаться с отцом. Хотя не думаю, что Волик от этого страдал. Он не был слишком заботливым папочкой. У него вся любовь уходила на себя самого.
Она подумала и добавила:
– А жаль. У него был прелестный мальчик. Очень похожий на Волика. Такие же огромные синие глаза…
Она посмотрела на меня с интересом и сказала:
– Вот почему вы показались мне знакомой! У вас глаза как у Волика! Только у него глаза синие, а у вас…
Она наклонилась поближе ко мне. Вблизи я увидела, что кожа у хозяйки тонкая и сухая как пергамент.
– А у вас…
Она не договорила. Что ж, зрение у нее до сих пор прекрасное.
– А у меня контактные линзы, – ответила я весело. – Настоящий цвет – синий.
Екатерина Михайловна медленно откинулась на спинку кресла.
– Вы… не родственники? – спросила она.
– Нет, – ответила я. – Просто у каждого человека на этой планете есть двойник. Знаете? Немцы называют его «доппельгангер»…
Екатерина Михайловна улыбнулась. Улыбка вышла несколько натянутой.
– Да, вы похожи, – признала она. – Иногда случайное сходство бывает даже сильней, чем родственное.
– Бывает, – согласилась я.
– А что было дальше? – спросил Саша, слушавший наш разговор с каким-то напряженным вниманием. – Вы знаете, что стало с ним потом?
– Не было «потом», – ответила хозяйка дома. Допила виски и поставила стопку на стол. – Я его больше не видела. Кто-то в театре говорил, что Волик и из Саратова уехал. Только куда? Понятия не имею. Он как Колобок: и от бабушки ушел, и от дедушки ушел… Вечный странник в поисках вечного фимиама. А Зина недавно умерла. Кажется, у нее был рак желудка.
– Понятно, – ответил Саша. Взялся за подлокотники кресла, собираясь встать, но его остановил вопрос, заданный хозяйкой:
– А что стало с его сыном?
– Я думаю, что его убили, – ответил Саша коротко.
Екатерина Михайловна молча перекрестилась.
– Говорят, что грехи отцов ложатся на детей до седьмого колена, – сказала она. – Мне это всегда казалось ужасно несправедливым. При чем тут дети?
– Наверное, при том, что отцы должны вести себя прилично, – ответила Саша. – Хотя бы для того, чтобы дети не страдали.
– Возможно, – согласилась Екатерина Михайловна. – Но все равно это жестоко.
Саша поднялся с кресла. Следом встала я.
– Спасибо вам огромное, – сказал он.
Хозяйка, не поднимаясь с кресла, протянула ему руку. Рука была все еще красивая. На пальце только одно кольцо, но какое! Я не знаток драгоценных камней, но, по-моему, это редчайший черный сапфир фантастической величины.
Даже страшно предположить, сколько он может стоить. Дороже, чем весь мой бриллиантовый гарнитур.
Саша почтительно поцеловал протянутую ему руку.
– Простите меня, я не пойду вас провожать, – сказала хозяйка дома. – Прикройте дверь поплотнее, пожалуйста.
Она бросила на меня еще один короткий любопытный взгляд и спросила:
– Вы любите музыку?
– Настолько, что закончила консерваторию, – ответила я честно.
Хозяйка задумчиво кивнула головой.
– Всего доброго, – сказала я.
Екатерина Михайловна молча улыбнулась. Подняла руку, подперла подбородок кулачком правой руки. Так и застыла, глядя нам вслед. Черный сапфир, украшающий указательный палец, переливался холодным расплавленным светом.
Мы прошли через анфиладу огромных комнат, добрались до прихожей. Оделись, вышли из квартиры и аккуратно притворили за собой дверь.
Щелкнул английский замок, дверь закрылась.
– У меня такое ощущение, словно я побывал в другом времени, – сказал Саша. И тихо добавил:
