Андрей Дай - Поводырь - 4
Штукенберг с фон Мекком сами строили мою железную дорогу, а фон Дервиз с присланными из Москвы стряпчими сам сговорился о продаже "заводской" дороги. И все участники этой операции очень неплохо заработали. У меня на счету миллион с хвостиком, откуда ни возьмись, образовался, и остальные, наверняка, тоже себя не обидели.
Чайковский с Пятовым сами катали рельсы, и сами, на корявенькой тележке запряженной четверкой лошадей, развозили по участкам. Огромным спросом пользовались гвозди и простое железо в полосах. В Сибирской столице даже организовали оптовый склад, куда чуть ли не со всего пространства от Оби до Енисея кузнецы за сырьем приезжали. А ведь существенную часть еще и Васька Гилев для перепродажи в Монголии забирал.
Гинтар, или как его все чаще называли в городе - управляющий Мартинс, сам застраивал Томск. У него уже два своих кирпичных завода было, и еще несколько, в которых старый прибалт долю имел. Плюс - его строительная фирма обороты набирала. Умудрялся чуть не все самые ценные подряды у города и администрации получить. Он и вокзал строил, и здание Главного Управления, и жилье для приехавших из Омска чиновников. Еще парочку своих доходных домов заложил. С июня, как вода в Томи на убыль пошла, рабочие начали сваи вбивать в топкие береге Ушайки. Гранит для будущих набережных еще зимой на санях привезли.
Приказчики Фонда сами собирали "налог" с купцов, и выплачивали чиновникам существенную, иногда превышающую официальное жалование, прибавку за усердие. Я даже подписывал как-то раз бумаги дозволяющие открытие филиалов в главных городах наместничества. И в Тобольске, и в Семипалатинске, и в Верном. Потом уж и в окружных городках появятся. Не все сразу.
В июле прибыла из Тюмени последняя партия датских переселенцев. Для них, кто желал крестьянским трудом жить, уже давно, еще с прошлой осени участки были приготовлены. Так что тоже все прошло само собой. С весны в западной Сибири настоящий земельный бум начался. Мы, как путние, комиссию собрали. Хотели специальные отряды землемеров создавать, чтоб все возможные для прибывающих из России крестьян, участки определить. А оказалось, что и это не понадобиться. Очень много желающих купить у государства кусок целины и в аренду переселенцам сдавать нашлось. Мне говорили, даже из Санкт-Петербурга стали поверенные приезжать и в Томске конторы открывать. Называли известнейшие в Империи дворянские фамилии, готовые вложить в свои новые уделы изрядные деньги. Да чего уж там далеко ходить! Володя Барятынский письмо из Кульджи прислал, со вложенным в конверт векселем на десять тысяч. Просил поспособствовать, чтоб и ему землицы купить. Помог, конечно. Отчего хорошему человеку-то не помочь?!
Тем более что он мне тоже уже здорово помог. Снесся с кем-то в столице, кого-то попросил, и вдруг сам собой нашелся будущий управляющий моему механическому заводу. Сорока восьмилетний Степан Иванович Барановский еще в бытность свою профессором университета в Гельсингфорсе, увлекся изобретательством. Да так, что года три назад и вовсе науки забросив, вернулся в Санкт-Петербург дабы попытаться внедрить свои поделки. Какой-то загадочный механизм - духоход - железнодорожный тягач приводящийся в движение силой сжатого воздуха, даже будто бы публику по Николаевской дороге какое-то возил. Еще профессор подводными лодками интересовался, паровыми приводами и другими сложными системами. Слыл большим сторонник скорейшего строительства железных дорог, включая, как ни странно - линии от Нижнего Новгорода до Иркутска, и от Саратова до Британской Индии, о чем не преминул составить доклад для Госсовета. И, видимо, здорово прожектами своими всевозможных чиновников одолел, раз его мне рекомендовали в самых превосходных степенях.
В общем - наш человек, если верить чинушам, спешащим отделаться от настойчивого энтузиаста. Они, судя по всему, господину Барановскому обо мне и рассказали. И тоже хвалебных эпитетов не жалели. В итоге и сосватали. Профессор и депешу телеграфом прислал, что, дескать, готов выехать немедленно, если я все еще заинтересован в его услугах. Ответил ему что-то вроде - приезжайте, заждались.
Мне вообще много писали. Ежедневно чуть ли не по дюжине конвертов мне на стол ложилось. А сколько еще Миша отсеивал?! Всякие прошения, кляузы и доносы, где не требовалось моего непосредственного участия, секретарь передавал по инстанциям.
Стабильно, раз в месяц Великая княгиня Елена Павловна пересказывала последние придворные сплетни и новости великосветской столицы. Взамен требовала новости из Гороховской усадьбы. Спрашивала о том, как поживает и чем занят новый наместник. Не скучает ли милочка Минни? Не жалеет ли еще, что оставила пышность императорских балов ради удовольствия быть рядом с мужем? Отвечал. Старался быть честным - у "семейного ученого", наверняка, кроме меня еще информаторы в свите цесаревича имелись.
Писали Великие князья Александр с Владимиром. Саша - не реже послания в три недели. Даже из Мюнхена депеши приходили. Я даже уже подумывать стал, чтоб почтовые марки начать коллекционировать. В России они недавно стали применяться. Раньше-то в стоимость конверта и оплата пересылки включалась. А теперь и свои марки появились. Причем, их в любой губернии дозволяется печатать, так же как и каждое маломальское княжество свои рисовали. Учитывая географию моей корреспонденции, у меня очень быстро должна была вся "карта" Европы собраться.
Володя реже. Елена Павловна сообщала, что третий царский сын теперь с Александром Вторым в ставке русской армии, где-то у границ с Австрией. И судя по приходящим оттуда новостям, царевичу попросту некогда. Он там большой политической игрой занимался.
Третьего июля пруссы наголову разгромили австрийцев близ местечка Кёнеггрец. Многим австрийцам удалось-таки отойти за Эльбу, их армия была еще вполне боеспособна, хоть и потеряла более двадцати двух тысяч убитыми и ранеными, а девятнадцать тысяч - попали в плен.
Генерал фон Бенедек спешно отступал в сторону Вены, но, к огромному удивлению независимых наблюдателей, Мольтке не торопился преследовать и добивать остатки имперцев. Пруссы простояли на месте лагерем чуть ли не трое суток, и лишь потом, спокойно и планомерно, Первая и Эльбская армии двинулись к столице Австрии, а вторая на Ольмюц. Тринадцатого Августа фон Бенедека на посту командующего австрийской армией сменил эрцгерцог Альбрехт, решивший взять реванш на подступах к Вене и Пресбургу. Однако пруссы снова остановились. С востока пришли неожиданные, ни для одной из сторон конфликта, новости. Русские вводят войска в Галицию! Без объявления войны и оставляя на местах австрийских чиновников и полицейских.
Ни в шатре короля Пруссии Вильгельма, ни в рабочем кабинете императора Австрии Франца-Иосифа ничего не понимали, и не знали, как на это следует реагировать. Русский посланник в готовящейся к осаде столице империи ситуацию прояснить отказался, сославшись на отсутствие связи с Санкт-Петербургом. Фельдъегеря доставили главам воюющих государств послания Александра Второго с заверениями в самых мирных намерениях, направленных исключительно на поддержание должного порядка и противодействия сепаратистским настроениям, только сутки спустя. Дальнейшими своими планами проявивший прямо-таки византийское коварство русский царь не делился, но и без этого всем было понятно, что частная, внитригерманская свара вдруг выплеснулась в Большую Европу, и пути назад уже нет.
Бисмарку пришлось окончательно распрощаться со своими планами по превращению грозного южного конкурента в послушного союзника, во время королевского совета, когда из лагеря наступающих пруссов уже можно было разглядеть предмостные укрепления австрийцев в хорошую подзорную трубу. Генералы и прусский король были решительно настроены смести с шахматной доски последний заслон и войти на улицы старого города. Тут же вдруг выяснилось, что не только канцлер умеет грамотно "подбрасывать" нужные документы. В ответ на слова первого министра, умоляющего Вильгельма оставить Вену в покое, Мольтке молча, положил на стол карту, на которой были нанесены планы по захвату столицы Австрийской империи силами отдельного кавалерийского корпуса Русской Императорской армии под командованием знаменитого "льва Ташкента" - генерал-лейтенанта Черняева. А так же телеграфную депешу от шпионов "присматривавших" за летними лагерями русских, из которой явствовало, что уже четвертого июля, Черняев снялся с места. И четырьмя колоннами двинул корпус - чуть меньше тридцати тысяч сабель с внушительной артиллерийской поддержкой - на запад.
- Замолчите, Отто, - нахмурил брови Вильгельм. - Мы не можем позволить им украсть нашу победу. Мольтке? Вы слышите? Мы должны быть на Рингштрассе первыми!
Военным требовалось пышное окончание успешной военной компании. Признание их заслуг. Триумф. О том, как парад по тысячелетним улицам Вены отразится на международной политике, они не думали. Об этом размышлял Отто фон Бисмарк фон Шёнхаузен, и ему было заранее страшно. Но самое ужасное было то, что они - пруссы, как марионетки, должны были идти в неведомое, послушные воле умелого и совершенно циничного поводыря.
