Эдуард Хруцкий - Комендантский час (сборник)
– Я понимаю, органы и все такое.
– Правильно понимаете. Вот что нам скажите. У вас есть график дежурств сотрудников?
– Кто вас интересует? Монтеры, техники?
– Нет, телефонистки.
– Конечно. Они как раз работают строго по графику. Правда, бывают замены, но редко.
– А график далеко?
– А вот, за вашей спиной.
Степан обернулся. На стенке был прикреплен разграфленный кусок бумаги.
– Кто дежурил у вас утром 6 августа?
Начальник узла связи чуть прищурил глаза, приглядываясь.
– Дробышева Нина. Нина Васильевна.
– А сегодня, вернее, вчера в шестнадцать часов?
– Она же.
– Понятно. – Степан сжал кулаки так, что ногти больно впились в ладонь. – Что вы о ней можете сказать?
– А что сказать? Вроде ничего за ней плохого не замечали.
– Что она при немцах делала?
– Да ничего, как и все, дома пряталась. Ну, поговаривают, мол, с военными она крутит. Да кто ее судить-то может! Незамужняя, живет одна.
– Давно она в городе?
– Нет. Перед самой войной приехала.
– Откуда?
– С Украины. Точно не помню. Если надо, я могу личное дело посмотреть.
– Не надо.
Степан помолчал. Его начали уже настораживать совпадения. Как профессионал, он давно уже уяснил, что чем больше случайных совпадений, тем меньше шансов для подтверждения версии. А здесь как-то все на Украине замыкается. И Tonne и Володя Гомельский оттуда.
– Вы не могли бы ее внешне описать?
– Видная она. Интересная такая блондинка.
– Сколько ей лет?
– Двадцать восемь.
– Подождите-ка. – Полесову вдруг подумалось: не она ли та самая блондинка, приходившая к Шантрелю, которую они так долго и тщетно искали в Москве? – А она в Москву часто ездит?
– До войны случалось, а теперь нет. Да и когда?! У нас работы невпроворот.
– А что вы о ее личной жизни знаете?
– Да как сказать. – Начальник узла смущенно улыбнулся. – Говорят, у нее какой-то военный есть. Но знаете, как таким разговорам верить… Чего угодно наговорить могут.
– Вспомните, пожалуйста, утром 6 августа и вчера в шестнадцать часов Дробышева никуда не уходила?
– Насчет 6-го не помню. Наши девушки дежурят сутками, иногда просят подменить их на полчасика. И я всегда подменяю. Им то в магазин сбегать надо – карточки отоварить, то домой. А вчера в это время я подменял Дробышеву. Она домой отпрашивалась. Правда, ненадолго уходила.
– А когда она вернулась, вы ничего особенного не заметили?
– Вроде нет, ничего. Пришла, надела наушники и стала работать.
– Хорошо, Павел Сергеевич. – Полесов встал. – У меня к вам просьба, проведите нас к Дробышевой домой.
– Пожалуйста. Только дежурного монтера разбужу.
Когда начальник узла вышел, Полесов сказал тихо:
– Это она, Сережа, и мы ее возьмем сегодня.
– Может, людей позвать? Ребят из райотдела.
– Не стоит. Что мы, втроем одну бабу не задержим?
Уже на улице, по дороге к дому Дробышевой, Степан спросил начальника узла:
– А вам, Павел Сергеевич, стрелять-то из своего нагана приходилось?
– Мне? – В темноте не было видно лица, но Полесов понял, что его собеседник улыбнулся. – Мне приходилось. На Халхин-Голе. Я там командиром взвода телефонистов был. Там меня и ранило, после чего списали вчистую. Потом здесь уже, в ополчении, дрался. Опять ранили…
– Это замечательно…
– То, что ранен?
– Да нет, я о другом. Мы с вами, Павел Сергеевич, в дом пойдем, так что вы пистолет-то переложите из кобуры в карман, а ее застегните: вроде он там.
– А зачем?
– На серьезное дело идем.
– Как у вас в угрозыске все сложно… Женщину задержать – и столько приготовлений.
– Да нет, пожалуй, у нас все наоборот. Совсем просто. Только работа у нас такая, что ничего заранее предусмотреть нельзя. Идешь, кажется, к женщине, а попадаешь в банду. Особенно здесь, в прифронтовой зоне. Скоро?
– Да вот на той улице.
– Выходит, она на самой окраине живет.
– Вроде того. Ну вот и пришли.
В темноте дом казался вымершим. Степан прошелся вдоль забора, толкнул калитку. Она оказалась запертой.
– Собака у нее есть?
– Нет.
– Сергей, давай через забор.
Белов подошел, поднял руку, измеряя высоту, потом подпрыгнул, уцепился руками за край. Степан подтолкнул его, и Белов легко перебрался во двор. Он несколько минут повозился с замком, щеколда тихо звякнула, и калитка открылась.
– Так, – Полесов всмотрелся в темноту, – стойте здесь, я обойду дом.
Вернулся он через несколько минут.
– Сережа, встань к той стене, – прошептал он, – там два окна. Если что…
– Есть. – Белов, осторожно ступая, скрылся в ночи.
– Ну, Павел Сергеевич, – Полесов придвинулся к начальнику узла, – пошли. Будьте наготове.
– Я понял.
Они постучали в дверь, обитую дерматином, и стук получился глухой. Постояли, послушали. В глубине дома все было тихо. Тогда Полесов сошел с крыльца и сильно ударил в ставню. Потом еще и еще.
– Кто там? – спросил испуганный женский голос.
– Дробышева, это я, Климов!
– Павел Сергеевич?
– Он самый!
– Да что же такое?
– Ты открой, что я из-за двери кричать буду. Валю подменить надо. Заболела.
– А вы один?
– Нет, всех монтеров с собой взял. Конечно, один.
– Я сейчас. Оденусь только.
– Давай быстрее.
Степан, припав к двери, настороженно слушал дом. До него доносился какой-то стук, чьи-то легкие шаги, шорох. Нет, он не мог определить – одна была Дробышева или кто-то еще прятался в темной духоте дома.
– Я войду, – тихо сказал он Климову, – а вы в дверях встаньте. Чтоб мимо вас никто!
– Не пройдет.
И по этому твердому «не пройдет» Степан понял, что Климов шутить не будет, что вряд ли кто-нибудь прорвется мимо живого связиста.
За дверью послышались шаги, и из щели на крыльцо проник свет. Загремели засовы, дверь распахнулась.
На пороге стояла женщина, лицо ее Полесов не разглядел, в левой руке она держала керосиновую лампу, правой запахивала халат у горла.
– Ой! – сказала она тихо. – Вы же не один, Павел Сергеевич…
– Ничего, ничего, – Степан начал теснить ее в комнату, – идите, гражданка Дробышева, я из уголовного розыска.
– Зачем это, зачем?! – Голос ее сорвался, и она, отступая, подняла лампу выше. Пятна света прыгали по прихожей, выхватывая из мрака отдельные предметы. Прихожая была маленькая, заставленная какими-то старыми картонками, обои на стене пузырились и отставали. Все это Степан уловил краем глаза. И понял, что здесь никто спрятаться не может и дверь из комнаты в прихожую выходит всего одна.
– Климов, – позвал он и услышал, как тот вошел в прихожую. – Вы, гражданка, засветите-ка лампу как следует и еще что-нибудь зажгите. Только быстренько.
Дробышева выкрутила фитиль и вошла в комнату. Сразу же в маленькой столовой, обставленной старой, потемневшей от времени мебелью, стало светло и уютно. На столе стояли остатки ужина, бутылка вина и недопитая бутылка водки. Но главное, что увидел Степан, было два прибора.
– Вы одна в доме?
– Конечно. – Дробышева пожала плечами.
– А это? – Степан кивнул на стол.
– Вечером заходил мой знакомый, мы закусывали.
Полесов быстро оглядел комнату. Вот дверь закрытая, стол с закуской, этажерка с патефоном, тяжелый, резной буфет, на нем какие-то безделушки: собачка, поднявшая лапу, мальчик со свирелью, охотник; маленький Наполеон, поблескивая серебряным сюртуком и шляпкой, стоял между бронзовым охотником и чугунной собачкой. Сложив на груди руки, он спокойно глядел на человеческую суету, словно осуждая ее.
И тут Степан совершил ошибку. Подойдя к буфету, чтобы взять серебряную фигурку, он на секунду оказался спиной к двери, ведущей в другую комнату.
– Откуда она у вас? – Степан повернулся и сразу увидел открытую дверь. Пытаясь выхватить из кармана наган, он понял, что уже опоздал.
Его сначала обожгло и отбросило к стене, он упал, потянув за собой стул. Падая, все же поднял наган, но выстрелить не успел: вторая пуля словно припечатала его к полу. Умирая, он услышал голос Климова, хотя слов уже не мог разобрать. А потом увидел фонтан, который все увеличивался в размерах, и вода в нем падала бесшумно, постепенно темнея.
– Ложись, гадина! – крикнул Климов Дробышевой.
Из темноты спальни ударил еще выстрел, и пуля отбила от косяка двери большую щепку. Климов присел и выстрелил из нагана трижды, потом одним броском пересек комнату и опрокинул стол, загородившись его дубовым телом.
Он прислушался. Тихо. Только, забившись в угол, всхлипывала Дробышева. Что делать дальше, Климов не знал. И потому приказ охранять выход он принял как единственную для себя возможность что-то предпринять в сложившейся ситуации. Бывший лейтенант Климов знал, что приказ надо выполнять точно. Он вынул из кармана три патрона и засунул их в пустые гнезда барабана. Теперь он был готов.
На крыльце послышался топот. Бежало несколько человек, но это не смутило Климова. Он поднял наган. В комнату ворвался сержант с автоматом, за ним два бойца.