Hairuzov - Tochka vozvrata
– Оля сказала, что у вас можно взять дрова на растопку, – сказал он.
– Можно, почему же нельзя, – ответил Порогов.
Он поднял с земли топор и стал колоть сухую чурку на тонкие поленья.
– Это вы соорудили? – кивнув на стол, неожиданно спросил мужчина. – Можете сделать мне такой же?
– Нет проблем. Был бы подходящий материал, – ответил Порогов.
– Давайте познакомимся. Мартынов.
Мужчина сделал паузу, он ждал, какое действие произведут его слова. Порогов снизу вверх мельком глянул на мужчину, лицо было знакомо. Николай не мог припомнить, где же он видел его.
– Очень приятно, а я поручик Лермонтов, – ответил он Мартынову.
На миг голубые глаза у того стали, как у попавшего на свет волка, круглыми и невидящими, но в следующую секунду Мартынов, показав, что шутка понята и принята, рассмеялся:
– Предлагаешь дуэль провести на бензопилах?
– Можно и на шампурах. Но вы в битве под Москвой, кажется, уже покончили с собой.
– Что поделаешь, – развел руками Мартынов. – Из большого кинематографа я вышел, не входя в него. Генерал Судец – моя последняя эпизодическая роль.
Пришла Ольга, с удивлением осмотрела столик и стоящие вокруг него чурки.
– Я, Ольга Филимоновна, когда увидал ваш острог, – Николай кивнул на крышу, – понял: стиль должен быть выдержан. Впрочем, вы в любой момент можете послать все это в печку.
– Нет-нет, что вы. Это просто здорово! – воскликнула Ольга.
Обычно, как это делают дети, она опробовала сиденья и, похлопав по круглой столешнице, сказала, что обедать сегодня будут здесь, на свежем воздухе.
– В этом что-то есть, – сказал Мартынов. – В стиле архипелага ГУЛАГ. От этого сооружения веет вечностью, веет веками. Надежно и прочно. Ну что, поручик, сделаешь мне такое же?
– Я уже сказал, сделать можно, были бы подходящие бревна, – ответил Николай. – Сейчас бы по ним пройтись шкуркой. Совсем другой вид будет. Бывало, после бани выходишь, садишься, а от стола запах. Некоторые, правда, покрывают лаком. Но тогда пропадает аромат. Если же не покрыть, быстро сгниют.
– Кстати, Николай Михайлович, не могли бы помочь нам растопить баню? – неожиданно спросила Ольга. – Откроем сегодня банный сезон.
– Нет проблем.
Николай и сам удивился своей сговорчивости. Он как бы дал себе команду привыкнуть к новой для себя роли, когда командует уже не он, а другие. Впрочем, в просьбах Ольги не было ничего такого, что оскорбляло бы его. Наоборот, ему было приятно проявить себя перед ее гостями в том, в чем он считал себя знатоком. Прихватив охапку сухих поленьев, он ушел в баню. Осмотрев ее, понял: баню делал профессионал. Стены были обиты гладко струганной осиной. Топка была выведена в предбанник и украшена изразцами. На вешалке висели все мыслимые и немыслимые банные принадлежности: деревянные ковши, полотенца, махровые халаты, фетровые шапочки и льняные варежки. Отдельно в углу висели дубовые веники. Кроме того, на лавке лежала стопка свежих простыней. Растапливая печь, краем уха Порогов уловил обрывки разговора:
– Оля, где ты нашла этого мужика? Уж что-то больно знакома мне его рожа.
– Да в собачьем парке встретились. Говорит, безработный пенсионер.
– Такую рожу только там и можно встретить, – хохотнул Мартынов. – Я его у тебя покупаю. Мне сторож нужен на дачу. Он, как видно, мужик мастеровой.
– А не пожалеешь. Он сидел, говорит, старуху зарезал.
– Во, мне боевой мужик нужен. Я всем соседям расскажу, что у меня на даче зэк живет. Будут за версту обходить. А так лазят. Спасу от них нет. Я бы ему сотню положил. Плюс харчи. Лишь бы не пил много. А так, видно, употребляет.
– Знаешь, Саша, я и сама думала его взять. Только…
– Конечно, ты имеешь право первой ночи. Поговори. Он, судя по виду, из бывших мотористов. И, чувствую, нуждается.
Затем они перешли к обсуждению какого-то проекта юбилейного полета через Северный полюс в Америку. То и дело в разговоре мелькали американский Чкаловский комитет, полеты по ленд-лизу.
– Надо разыскать документальные съемки тех полетов по Восточному воздушному маршруту, то есть по АЛСИБу, или, как это у нас называли, красноярской линии, – перебивая всех, говорила Ольга. – Наверняка еще живы участники тех полетов. Записать их воспоминания. Слетать в Ном, Фербенкс, Анкоридж, поискать людей там. После, для затравки, крутануть первую часть фильма по телевидению.
Порогов забил топку сухими поленьями, достал коробок спичек. Огонь слабо лизнул выставленное тонкое ребро стружки, которое он положил для растопки под поленья, вцепился в нее золотистыми зубами, и через минуту уже вся топка весело и живо зашумела. Тот, кто делал Ольге печь, знал свое дело, тяга была хорошей.
Николай прикрыл дверку и стал смотреть на огонь. Минуту назад, слушая Мартынова о себе самом, он имел возможность посмотреть на себя посторонними глазами. Приятного в его словах было мало; выходило, что он еще не на дне, но очень близко. В другой раз он бы поставил его на место, в конце концов тут же бы собрался и хлопнул дверью. Но он не сделал этого, притворился, что ничего не слышал. Странное дело, он все чаще ловил себя на том, что его сегодняшняя жизнь чем-то напоминает слоеный пирог. То, что происходило и приходило к нему сегодня, отзывалось забытым, но привычным чувством и вызывало в нем, как при игре старого патефона, забытые образы и звуки. Вот так же несколько лет назад он на Аляске сидел в сауне и смотрел на огонь. Должно быть, тогда Ольга еще только заканчивала школу. А когда он впервые поднял самолет в воздух, ее, возможно, не существовало вообще, даже в проекте. Но и его, Николая Порогова, не существовало, когда проходили полеты с Аляски по ленд-лизу. Однако, в отличие от них, он все же знал тех летчиков, летал с ними в одном экипаже. Более того, побывал с ними на тех самых американских аэродромах.
В конце мая девяностого года, сразу же после того, как ему вручили депутатский мандат, Порогов узнал, что Полищук включил его в состав делегации ветеранов, которые во время войны по ленд-лизу перегоняли с авиабаз на Аляске через Сибирь на фронт американские самолеты.
– У нас там намечается ряд интересных встреч с американцами, – сказал он. – Роман Плучек, ты его должен помнить полетному училищу, в Анкоридже стажируется в школе менеджеров. Говорит, у американцев бешеный интерес ко всему, что у нас происходит. Они хотят завязать контакты и участвовать в совместных проектах. Летом к нам приезжали представители технологической корпорации «Вестенгауз». У них вполне конкретные предложения. Строительство международного аэропорта в районе Иркутска. Представляешь, во всем мире есть тридцать шесть «золотых точек», которые не облетишь. Иркутск как раз стоит на такой. Через него можно проложить кроссполярные трассы, связывающие Америку с Юго-Восточной Азией. Вот такие перспективы открываются перед нами. Мы тебя, ты уж извини, без твоего согласия включили в состав делегации. Американцы нынешних российских депутатов уважают. Да и тебе не мешало бы посмотреть, как живут за бугром. А то, что мы с тобой бодались, забудь. Все в жизни бывает. Сегодня мы вместе можем вообще аэропорт на дыбы поставить, такие дела раскрутить, какие раньше и не снились. Так что давай лапу и плюнем на прошлое.
Делегация летела из Иркутска на Ан-24 вдоль Лены до Якутска, потом она должна была перелететь в Магадан и далее по тому маршруту, по которому перегонялись самолеты на фронт. Порогов, вылетев из Москвы, догнал участников перелета аж на краю земли, в бухте Провидения, там, где материку уже надоело пугать пассажиров своей нескончаемостью, земля, сдавленная с двух сторон океанами, пошла на конус, а затем и вовсе сузилась до размеров черепашьей головы, которая костлявыми заснеженными глазами хмуро уставилась на остров Святого Лаврентия. За ним просматривалась уже другая, уходящая по дуге к теплым морям гористая земля другого полушария – Северной Америки. В бухте Провидения, после прохождения таможенного и пограничного контроля, они готовились вылететь в Ном. Николай успел как раз к таможенному контролю.
Был конец мая, но с океана дул холодный ветер, бухта была забита мраморным льдом, время от времени из кочующих над Чукоткой облаков сыпал снег, и все было так непохоже на расплавленную жарой Москву. На склонах лысых желтоватых сопок были видны развалины когда-то стоявшей здесь погранзаставы. Ступив на чукотскую землю, Николай оглядел стылую окрестность, снующих по перрону северных собак, которые делали контрольный осмотр прилетевших пассажиров; из своего прошлого опыта он знал: любопытство их было вполне прагматичным, они высматривали, что авось что-то перепадет и им.
– Но ты миллиметровщик! Не мог попозже? – увидев его, пробурчал Полищук. – Примчался прямо к закрытию дверей. Мы уж тут, грешным делом, подумали, что тебя министром назначили!
В его возгласе Николай уловил плохо скрытое недовольство. Он как бы давал понять, что тот хоть и стал депутатом, но это не повод для опозданий.
