Калашников С.А. - Калашников С.А. Внизу наш дом.
- Нужно угол атаки крыла увеличить.
- Навсегда нельзя — а то на перелётах прорву горючего сожжёшь.
- Большие закрылки сделать.
- И предкрылки…
- Потребуется столько механизации, что только держись? К тому же, как ты планируешь это всё из себя подвижное крыло бронировать?
- Бронировать крыло? Не сходите с ума… разве что, переднюю кромку у самого фюзеляжа, там где баки.
- А если всю плоскость поворачивать на несколько градусов?
Вот теперь мозговой штурм обрёл целенаправленный характер. А я присел к столу формулировать требования к вооружению. Прежде всего, написал категорическое запрещение подвешивать к этой машине бомбы (а то они его взрывной волной сами и собьют при такой высоте и скорости) и стал прикидывать, как чисто организационно справиться с боевой задачей силами одного человека. Пилота. Потому что наводить оружие на цель придётся поворотом корпуса всего аппарата — иначе мы породим монстра.
Глава 28. Капут
Штурмовик у нас вытанцевался довольно быстро. Оно очень напоминал “сундук” - те же продольные желоба на крыльях, но в пропеллерах прибавилось лопастей — мы довели их число до шести. Собственно — та же простая деревянная конструкция, что и на “абзаце” - просто заимствовали её не долго думая. Двигатели, их стало два, разместили в положении лёжа в толстопрофильном крыле у самого фюзеляжа. Сами несущие плоскости значительно расширили, увеличив площадь. Наклон их на десяток градусов вверх обеспечили винтовыми “домкратами”, опускающими заднюю часть центроплана. Носовую оконечность фюзеляжа выполнили из шестимиллиметрового броневого листа — для этого нашлось все, необходимое на заводе, производящем штурмовики.
Вопреки моему мнению конструкторы втиснули сверху сразу за крылом заднего стрелка с пулемётом “Максим”. В носу же расположилась целая батарея из двух ШКАСов, двух УБК и двух ВЯ. Кроме того из Одессы привезли семидесятишестимиллиметровые безоткатки, разработанные для десантных штурмовых групп. Эти штуковины пришлось вешать под крылом прямо под двигателями у самого фюзеляжа - не лезли они внутрь. Их барабаны, собранные из отрезков труб, были рассчитаны не на восемь выстрелов, как в моей тридцатисемимиллиметровке, а всего на шесть — иначе получались чересчур тяжелые.
Учить эту птичку летать пришлось почти три недели — уж очень много непривычных фокусов она вытворяла. Особенно, при наклоне плоскостей. Ведь с их поворотом менялся и вектор тяги винтов относительно оси фюзеляжа, и рули высоты покидали зону интенсивного обдува. Кроме того, оказывался возможным полёт в положении “носом вниз”. И всё это на скоростях от сорока до восьмидесяти километров в час.
На малых высотах при широком крыле активно работал эффект экрана. Ещё, поворачивая, приходилось заботиться о том, чтобы не чиркнуть крылом по шарику — самолёт предполагалось использовать буквально в приземном слое, почти касаясь колёсами тверди земной. Даже работая в авральном темпе, мы с трудом довели машину до состояния предсказуемости только к середине мая. Для изготовления даже второго экземпляра времени больше не оставалось — я погнал аппарат на войсковые испытания в район Запорожья — там снова обострилась ситуация.
***
Связной самолёт довел нас до штаба пехотного полка, где мы и сели — нам хватило самого края непаханного с прошлого года поля. Мы — это я на безымянном пока прототипе штурмовика и два “сундука” гружёных, преимущественно, боеприпасами.
Командир полка удостоил нашу чудо-машину беглого поверхностного взгляда и даже не поморщился — ему было не до эмоций. От него веяло многодневным недосыпом и отчаянием обречённости.
- Вот тут, у Бабурки, - ткнул он пальцем в карту, - немец пошел в атаку на батальон Плахотного. Сможешь его поддержать?
- Не знаю, ответил я честно. - Ещё не пробовал. А чем атакует?
- Танками.
- Какие типы?
- Тройки.
- Семёныч! - крикнул я оружейнику. - Закати-ка по-быстрому фугасные снаряды. Нет у меня бронебойных, - повернулся я к майору. - Динамика у пушек слабая. Попробую их взрывчаткой пронять.
- Ты уж попробуй, соколик, - скривился командир и, повернувшись ко мне спиной, отправился в сторону ближайшей щели.
Деваться некуда. Взлетел и повернул в сторону Бабурки.
***
Низко иду, метрах на пятнадцати. Слева вижу старинное обжитое село, утопающее в садах. Чуть дальше, тоже слева, прямо среди поля рвутся мины небольшого калибра. Видимо, это позиции нашего батальона, но разглядеть окопов пока не могу. Дальше чернеет несколько угловатых силуэтов — танки. Увеличиваю угол атаки крыльев, но выравниваю полёт подъёмом хвоста — иду с опущенным носом. Хорошенько прицеливаюсь и кладу два снаряда в правый танк. Доворачиваю левее и бью соседний.
Всё, пролетел. Ложусь в разворот, слегка приподняв машину. Вижу, что первый из обстрелянных стоит, чуть повернувшись, а второй едет, как и ехал. Но на этот раз я целю в другого, мною еще не целованного. Выпускаю по нему сразу четыре залпа из обоих стволов. Зря я так расщедрился — явно много. Башня у танка подпрыгивает, сорванная, похоже, внутренним взрывом, зато у меня больше нет снарядов серьёзного калибра.
Слышу, как тюкают пули по броне, как за спиной деловито работает “Максим” заднего стрелка. Держу “дорожку”, чтобы не сбивать ему прицел, и выхожу на позиции батальона — редкую цепочку одиночных стрелковых ячеек. Закладываю плавный вираж влево.
- Заметил, откуда работают миномётчики, - докладывает задний стрелок. - Ложись на курс двести семьдесят пять — там низинка.
Ложусь, краем глаза успев увидеть стоящую на прямой наводке нашу батарею. Два орудия разбиты, у третьего возятся люди, подкладывая что-то под ось разбитого колеса, а четвёртое ведёт огонь.
Я тоже даю очередь из двадцатитрёхмиллиметровок по одному из танков. Не потому, что надеюсь нанести ему вред, а исключительно для поднятия духа наших бойцов — разрывы на чужой броне - картина, милая сердцу любого воина.
А вот и низинка. Точно — миномёты. Прохожу поляну из ШКАСов, вертя носом то туда, то сюда. Сзади снова оживает “Максим” заднего стрелка. Не ненадолго — мы опять в развороте. На этот раз я “утюжу” матчасть из УБК и ВЯ — крупняка и пушки. Есть шанс повредить трубы. А может и боеприпас сдетонирует — по ящикам с минами тоже стреляю.
Были и взрывы, и падения миномётных труб, и лежащие на земле фигурки дёргались. Только вот звуки от ударов пуль о мою броню тоже слышались не один раз. И задний стрелок почему-то не стреляет.
- Никита! Ты жив?
Молчание.
Ну гады! Такого парня убили!
Я начинаю работу на полное уничтожение, поочерёдно заходя на вполне различимых сверху миномётчиков, отстреливая их прицельным очередями. Заход за заходом…
- Шурик! Я пушки перезарядил, - ожили вдруг наушники голосом моего заднего стрелка. Вот молодец! Это он, выходит, скрючившись в три погибели, добрался до лючков и ухитрился сменить барабаны с выстрелами.
- Понял. Работаем танки.
- Левее держи — иначе мне по пехоте неловко стрелять. Довернёшь, когда зайдешь в хвост коробочкам, - распоряжается стрелок.
Выходим к атакующим. А они уже отступают. Танки пятятся, но не все - три горят. Никита из своего Максимки работает короткими очередями — похоже, он предпочитает индивидуальный подход. А я даю три залпа в корму одной из бронированных машин. Потом ложусь в разворот и имею возможность лицезреть горящего “крестника”.
Новый заход — тот же результат. Я снова пустой по семидесятишестимиллиметровым выстрелам. Но продолжаю виться над полем боя, расстреливая пехотинцев в серой форме из ШКАСов. Никита тоже не молчит, хотя плоды его трудов мне не видны - некогда оглядываться.
Бэмц! Артиллеристы вкатили снаряд в одну из целых пока троек. Похоже, удачное попадание — остановился, задымил.
Итак - атака сорвана. А мне пора пополнить боезапас. Возвращаю крылья в нормальное состояние и немного поднимаюсь — лететь низко очень утомительно из-за постоянного опасения на что-нибудь налететь.
Огибаю стороной село и вижу, как ложком двигается цепочка в мундирах мышиного цвета. В последние годы, сохранённые в моей памяти о будущем, этот цвет частенько называли “фельдграу”, но я к этому слову так и не привык. Для меня это — олицетворение паразитизма. Так уж вышло. Даже не раздумывая строю маневр захода вдоль цепочки, опускаю нос и прочёсываю дно ложбинки из всех шести стволов.
Всё истратился — до железки. Последними замолчали ШКАСы — у них боезапас больше. “Максим” позади тоже смолк, проглотив последний патрон. Ещё несколько минут полёта, и посадка рядом со штабом полка.
- Ай, молодец! - выпрыгнувший из щели командир хлопком по плечу едва не сбивает меня ног. - Твоего первого подранка пушкари разделали. А уж как ты миномётчиков утихомирил, так и стрелки смогли головы поднять. Слушай! Я жду свежий полк на смену — послезавтра обещали прислать. Посиди пока тут с нами…
