Дмитрий Семеник - Опыт счастливых
— Древняя мудрость — хочешь быть счастливым — будь им. Важно верить, что это на самом деле возможно, и делать то, что необходимо для счастья.
— Да, но надо знать, что делать. По аналогии с внешним миром кажется, что надо что-то приобретать, какие-то новые качества. А на самом деле, чтобы быть счастливым, нужно очищаться от дурных привычек, свойств характера. От зависти, обидчивости, от всякого зла. Зависть — самое главное приобретение, которое мешает нам быть счастливыми. Мы даже не всегда понимаем, что завистливы. Это настолько тонкая страсть!
— Начать движение к счастью нам часто мешают лень, пассивность…
— То, что я говорила об отсечении внешней гонки за жизненными благами, не надо понимать как пассивность. Наоборот, мы чувствуем себя полноценными людьми, когда включаемся в разные виды деятельности. Жизнь постоянно ставит перед нами все новые и новые задачи, и надо не бежать от них, а учиться выделять среди них главные, решать их и двигаться дальше. С одной стороны, надо уметь лишнее отсекать, а с другой стороны — быть деятельно активными.
В последнее время кажется, что у нас и в государстве многое не так, и в мире все не так, и вот мы сидим и ждем чего-то. Не надо ждать! От каждого из нас очень многое зависит. Говорилось всегда, что человек в этой жизни должен посадить дерево, построить дом, родить ребенка и еще убить змею, т.е. зло. Это деятельные вещи. Мало просто посадить дерево. Его еще надо поливать, обрезать, обкапывать, удобрять. А что такое построить дом? Строительство всегда шло достаточно долго. На самом деле это очень серьезный процесс…
Включение в деятельные серьезные процессы совершенно необходимо для нас. Потому что когда мы в них включаемся, проявляется наш талант, наши черты характера, наши свойства личности. В активной деятельности и с активной жизненной позицией мы себя реализуем. И самый интересный момент: когда руки делают, тогда мы больше сосредотачиваемся, и лучше и глубже идем внутрь себя. Появляется внимательность, ответственность, не только к делу, но и к самому себе.
ПАРАДОКСАЛЬНОЕ СЧАСТЬЕ КУПАВИНЫХ*. ДМИТРИЙ СЕМЕНИК
(*Фамилии героев по их просьбе изменены. Имена сохранены).
В Российской детской клинической больнице есть одно удивительное место. Здесь всегда чисто. На стенах коридоров — смешные зверушки, нарисованные иностранной художницей. В каждой палате — телевизор, в некоторых — велотренажеры. Здесь действительно добрые и знающие врачи, для которых спасение детей — цель жизни. Светятся экраны иностранного оборудования жизнеобеспечения. Это подразделение съедает почти половину бюджета одной из крупнейших детских больниц России.
Впервые увидев всю эту мощь и красоту, некоторые родители из бедных окраинных городов вдруг раздумывают лечиться и уезжают домой. Умирать.
Почему?
Это прекрасное место называется гематологическим центром. Он берет на лечение детей со всей России. Детей с лейкозами, которые год-другой еще могут чувствовать себя хорошо, но которых потом без интенсивного лечения ждет верная смерть. В общих чертах, принятая в мире схема лечения такова. Сначала маленького (часто — грудного) человека «глушат» химиотерапией. До ста таблеток в день. Болезнь не всегда поддается этой атаке. А вот внутренние органы страдают всегда. Организм перестает вырабатывать кровь, ребенок не может прожить ни дня без донорской крови.
В самых тяжелых случаях последняя надежда — на пересадку костного мозга. Чтобы она удалась, должно произойти несколько чудес. Во-первых, должны найтись люди, которые подарят 15 тыс. евро на пересадку. Во-вторых, нужно, чтобы ребенок успел дожить до того момента, когда освободится одна из 27 коек трансплантации костного мозга, имеющихся в детских больницах России, и прибудет донорский костный мозг. Ведь потребность детей России в пересадках удовлетворена всего на 15%. Наконец, главное чудо — донорский препарат должен заработать, начать кроветворить.
Для каждого из этих чудес нужно, чтобы какой-то человек проявил сострадание, кто-то уделил часть своего времени, кто-то — денег, кто-то — крови. И такие люди есть, иначе бы ничего не получилось. Есть общество милосердия при больничном храме, которое ищет деньги. Есть группа, которая бьет в набат, сзывая доноров; разумеется, и сами они исколоты, как наркоманы. Есть благотворители и доноры, хотя тех и других всегда в обрез, всегда чьи-то родители вынуждены покупать за свои, непонятно у кого одолженные, деньги жизненно необходимое лекарство, и почти всегда у какого-то ребенка донорской крови только до завтра. Опять-таки, есть удивительные врачи и сестры. Правда, насчет врачей многие могут не поверить. Не сомневайтесь: даже сейчас на последнем рубеже — на границе, на пожаре, на войне — Россия героями не оскудевает. Люди, которые здесь работают, заслуживают отдельного рассказа.
И всё-таки, наверно, главные люди, от которых зависит спасение ребенка, — его родители. Родители вынуждены бросать работу, всю прежнюю жизнь, и становиться частью спасательной команды. Именно такое военное слово как «команда» здесь больше всего подходит. Папы, а чаще мамы не только сидят у постели своего то похожего на скелет из-за химиотерапии, то растолстевшего как медвежонок от гормонов ребенка днем и ночью, в палатах и у стеклянных боксов отделения ТКМ (трансплантации костного мозга). Они не только кормят ребенка, возят кровь на облучение, возят анализы, стирают, гладят, убирают боксы, но также выполняют всю черную работу в отделениях: моют полы и стены, выносят медицинский мусор, доставляют с пищеблока еду и т. д. Причем действуют слаженно, сосредоточенно, как на войне. Стирая грязь с пола, словно болезнь со своего ребенка. Едва успевая выпить чаю на общей кухне, постоянно недосыпая. Каждый месяц провожая домой с ненужными уже детскими вещами кого-то из подруг, которая сделала все возможное, отдала все силы, но… не получилось.
На что живут — непонятно. Даже у врачей часто возникает желание поделиться с ними своей скромной зарплатой.
Все мамы небрежно одетые, без косметики, бледные, как монахини, не похожие на себя прежних. Характерен эпизод с одной мамой, которая, удивленно всмотревшись в зеркало, вдруг пообещала задорно: «Я тебя не знаю, но я тебя накрашу!»
А как тяжело ребенку! Истощены и физические, и душевные силы. Полгода в маленьком аквариуме. Даже взрослым тяжело в четырех станах тюремной камеры, а здесь дети, которым Богом предназначено течь, как горная река. Дети преждевременно становятся мудрыми.
Потому, взглянув на этот подвиг и оценив свои силы, и уезжает домой иная мама, так и не начав лечение. Чтобы спокойно прожить с ребенком, который пока выглядит здоровым, еще месяц или год. А те, кому она могла стать, но не стала подругой, потом не могут забыть лицо ее сына или дочери. И холодок по спине. И не могут понять: «Ты же мать!»...
* * *
Светлану и Леонида Купавиных еще недавно любой назвал бы на редкость счастливой парой. Красивые, высокообразованные, удачливые. А главное — любящие друг друга. Он увлекался наукой, она путешествиями, оба — спортом. Планы — еще прекраснее. Да тут еще дети-погодки. Сначала Даша, через год с небольшим — Стас. Конечно, дети унаследуют все лучшее от родителей, станут такими же великолепными.
Но дети ведут себя как-то не так. После долгих изысканий обрушивается не диагноз, а приговор: синдром Гурлера — неизлечимая генетическая болезнь, одним из проявлений которой является быстро прогрессирующий дебилизм. Не за горами и смерть.
Но, несмотря на безапелляционный приговор российской науки, Леонид продолжал поиски в интернете и нашел письмо на английском, из которого узнал, что в одной из европейских стран пытаются бороться с болезнью Гурлера путем пересадки костного мозга. Первые дети, перенесшие пересадку, дожили уже до 12 лет, хотя и имеют некоторую задержку развития.
Сами Купавины считают чудом, что к ним попала эта информация. Следующим чудом было то, что им удалось убедить наших врачей побороться с Гурлером. Потом, уже в Москве, чудо преподнесла Даша. Перед медкомиссией, которая должна была определить уровень интеллекта Даши и исходя из него целесообразность операции, полуторагодовалая девочка, обычно боявшаяся посторонних, показала всё, чему научилась за свою короткую жизнь, и даже больше. Играла так, слушалась так, как никогда до этого. Комиссия определила уровень сохранности головного мозга — 70%; было бы меньше хоть немного — на лечение уже не взяли бы. Потом — уже привычное чудо — нашлись деньги на трансплантацию.
Столько усилий, череда счастливых «стечений обстоятельств» — и всё зачем? Чтобы всю жизнь потом мучаться с неполноценными детьми?
Так выглядит ситуация со стороны. А вот что говорит Светлана Купавина: «Многие сидят и ждут, когда их дитя умрет. Но у нас больны двое детей. Ждать, пока оба умрут, а потом «с чистой совестью» заводить новых? И потом, как мы можем после всех этих чудес сомневаться, нужно бороться за детей или не нужно? Если бы это было не нужно, мы бы сейчас сидели дома и оплакивали свое горе. Как можно решать — бороться за нее или нет, исходя из того, будет ли она «социальной»? Даша сама решила бороться за жизнь. У нас было две надежды. Мы просили Бога, чтобы он нам помог, и мы просили Дашу, чтобы она боролась. И она борется. Муж называет ее «моя солдатка». Что ей помогает? Может быть, наша любовь, может, Бог. Я не знаю, кто дает нам силы, кто вселил в нас эту упёртость ненормальную. Я абсолютно не склонна к такому фатализму, мол, все предначертанное сбудется. Бог дает нам силы только в том случае, если мы готовы к этому. Мне кажется, что, опусти мы руки, и чудес никаких больше не будет».
