Gradinarov - Synovya
– Сказать, что красногвардейцы – новобранцы, нельзя! Среди них много бывших солдат царской армии. А командирами нередко являются и подпоручики, и поручики, и даже полковники, перешедшие на сторону красных. Так что противник достойный! Особенно опасен революционным духом, – сказал хорунжий. – Я лично занимаюсь погрузкой лошадей, боеприпасов и другой амуниции, а кавалеристов размещают в вагоны командиры эскадронов.
– А настрой как? – поинтересовался генерал-майор.
– Чувствуется, кавалеристы рвутся в бой. Каждому хочется себя испытать в настоящем деле! – ответил Сотников. – В Красноярске к нам присоединится Первый Енисейский казачий полк. Я сам его комплектовал, а теперь поведу в бой.
– Жаль, конечно! В жизни есть много других испытаний более необходимых и важных, чем сражение. Ими и испытывается крепость духа человеческого. А пуля страшна своим предназначением. Она забирает жизнь человека. Иногда ранит, выпущенная наугад. Поэтому я, хотя и боевой генерал, но войны не люблю. Слишком много она пожирает жизней. А в Верхне-Удинске не только сложный плацдарм! Там командует войсками Даурского фронта Сергей Лазо. Он вытеснил атамана Семёнова в Маньчжурию. Теперь Даурия под властью большевиков. Лазо – крепкий орешек, хотя лишь прапорщик. А зимой кавалерия – не войско!
– Может, управимся до зимы. А Сергея Лазо я знаю! В одном Совдепе заседали в Красноярске. Это он предложил палить из пушек шрапнелью по моему дивизиону. Правда, мы ушли из города раньше. Теперь мы снова встретимся, но в бою. Хотя я уважаю его за аналитический ум и военную смекалку. Не воинские звания красят голову, а умная голова красит звания! – ответил Сотников.
Они пожали руки и разошлись, как хорошо знакомые люди.
На Восточном фронте почти год длилось противостояние красногвардейских отрядов Сергея Лазо и войск генерала Григория Семёнова. В одна тысяча девятьсот семнадцатом году Григорий Михайлович прибыл в Забайкалье как комиссар Временного правительства для формирования воинских частей из казаков и бурятов в действующую армию. Второго декабря того же года он предпринял попытку захвата власти в Верхне-Удинске. Попытка закончилась неудачей, пришлось отступить в Маньчжурию.
В Маньчжурии он организовал «Особый маньчжурский отряд» численностью в пятьсот человек. В январе одна тысяча девятьсот восемнадцатого года его отряд занял Даурию. Поддержанный зажиточным казачеством, промышленниками и другими слоями населения отряд численно вырос и имел несколько полков. Однако красногвардейцы Сергея Лазо, несмотря на нехватку боеприпасов, нелояльность местного населения по отношению к ним, к первому марта освободили Даурию, заставив Семёнова снова отступить в Маньчжурию.
Председатель Временного Сибирского правительства Пётр Вологодский, сменивший сбежавшего во Владивосток П.Я. Дербера, назначил отступившего генерала командиром отдельного корпуса со штабом в городе Чите. С благословения Сибирского правительства он во главе с собой, кадетом Таскиным и начальником Верхне-Удинского юнкерского училища генералом И.Ф. Шильниковым создаёт «Временное Забайкальское правительство».
Томские и красноярские эшелоны с войсками прибыли под Верхне-Удинск и при поддержке белочехов сразу вступили в бой. Кавалерийский дивизион Александра Сотникова и Енисейский казачий полк развернули боевые порядки на подступах к городу. Лава за лавой, после длительного артиллерийского обстрела, шли конники на окопы красногвардейцев. Землю усеяли сотни воронок от снарядов, тысячи смердящих от жары трупов. Редели ряды кавалеристов и в дивизионе Александра Сотникова. Изрытые воронками подходы к городу мешали кавалерии на скорости подходить к красным окопам. С флангов в тыл красным заходили пулемётные тачанки и поливали свинцом отстреливающихся из окопов красногвардейцев. Затем атаковала конница. Словно молнии сверкали на солнце шашки, опускаясь на бегущих в панике лазовцев. Упоённые кровью кавалеристы, как на тренировочном плацу, налево и направо рубили безоружных. Внезапными кавалерийскими наскоками влетали в деревни, занятые большевистскими частями, сея панику в стане противника и захватывая пленных. Для устрашения населения пленных гнали длинными вереницами вдоль деревень, стегая плётками, толкая крупами лошадей, нанося удары прикладами винтовок. А разъярённый станичный атаман Шошин за гибель троих каратузцев снёс шашкой головы трём пленным.
– Это за моих земляков, мать вашу так! – кричал он, вытирая шашку о бок коня. – Они трое стоили всей вашей красножопой колонны. Это пока задаток – расчёт будет позже.
Селяне, наблюдая за расправой, крестились, отводили в сторону взгляды от катящихся по земле срубленных голов. Оставшихся пленных закрыли в амбар до приезда хорунжего Сотникова.
Александр прибыл с ординарцем Иваном Перепрыгиным и командирами эскадронов дивизиона. Охрана амбара выводила по одному военнопленному. Сотников решил выяснить: нет ли среди них Лазо, и сколько красноярцев попало в плен. Проверяли документы, заносили в списки, спрашивали, сколько выстрелов каждый сделал по коннице, не хочет ли он служить в Сибирской армии.
– Жаль, что среди них нет Сергея Лазо! – сокрушался Сотников. – Хотел бы я с ним сразиться один на один, по-казацки, на шашках. Я ведь у него в большом долгу за мой казачий дивизион, за упразднение Войскового управления, за посрамление чести российских офицеров, за расказачивание.
Самых несговорчивых пленных построили во дворе амбара.
– Иван! – крикнул Сотников. – Отсчитай тридцать человек из этой группы. Остальных в амбар, чтобы свидетелей не было. Вот такие люди пытаются сломать хребет России и разрушить весь уклад сложившейся жизни. До основанья, как в их гимне.
Достал из ножен шашку, взмахнул перед собой, пробуя руку:
– Коня!
Иван подвёл коня. Перепрыгни и командиры эскадронов, не понимая, что задумал хорунжий, с интересом следили за его действиями. Пленные, первыми почуяв расправу, сбились в круг и со страхом смотрели на казачьих офицеров.
– По коням! – дал команду Сотников. – Шашки наголо! Оцепите кругом, чтобы не разбежались!
Офицеры с поднятыми шашками окружили пленных. Сотников на рысях врезался в толпу и начал рубить налево и направо. Послышались крики, стоны и брань. Конь Сотникова ставал на дыбы и опускался, а хорунжий, забрызганный кровью, остервенело рубил. Белой слякотью разлетались мозги, падали с вытаращенными глазами головы. Посреди двора вырастала гора трупов. Те, кто пытался вырваться из кольца, попадали под шашки офицеров. Лужи крови стояли у копыт лошадей. Два разрубленных наискось трупа повисли на заплоте с оголенными белыми рёбрами и вывалившимися наружу внутренностями. Кровь ручьём стекала из переполненных голенищ изношенных сапог. Через десять минут с пленными покончили. И Сотников, и Перепрыгни, и командиры эскадронов отупело отходили от происшедшего. Никто не хотел смотреть в глаза друг другу. Было стыдно и страшно за содеянное. Стыдно, что рубили безоружных. А страшно, что рубили без суда и следствия, и без исповеди. Грех конской подпругой сдерживал совесть верующих кавалеристов, словно хотел оправдать оскверненные души. Они молча крестились и закуривали. Лишь неверующий Александр Сотников, спешившись, ходил взад-вперёд вдоль заплота.
Сегодня его сыну Эрику три года. Вместо того чтобы ласкать, целовать малыша, выпить рюмку водки за его здоровье, он лишил жизни тридцать человек, помешавших праздновать в кругу семьи. Он по-звериному вдыхал запах застывающей крови.
Перепрыгни подошёл к командиру:
– Что, Александр Александрович, тошнит?
– Не тошнит, а пьянит! Всё вокруг, как в тумане.
– Вы покурите! Дым забивает запах крови! – посоветовал ординарец и поднёс папиросу с горящей спичкой.
Хорунжий затянулся раз, другой, третий, плюнул и бросил папиросу. Перед глазами плыли круги. Он вынул из ножен шашку и несколько раз рубанул по заплоту. Рука как бы не отошла от рубки и без его воли наносила удары. Он испугался, схватил её левой и прижал к боку. Судорога дёрнула ещё несколько раз, потом отпустила. И он уронил шашку. Та острым концом вошла в землю, покачивая туда-сюда эфесом с золотым темляком.
Он посмотрел на ординарца.
– Теперь я тебя внятно вижу! Передай похоронщикам, чтобы зарыли в тайге. Да поглубже от зверья и подальше от дорог, – сказал тихим, будто не своим, голосом Сотников. – А этих, – показал он рукой на амбар, – покормить! Кое-кто сгодится для нашей армии.
В одной из деревень его дивизион выбил красных. А с ними ушёл сельский фельдшер, который лечил раненых красногвардейцев. Перед Сотниковым предстали жена, дочь и тёща лекаря. Александр Александрович смотрел на заплаканные лица женщин:
– Что же вы теперь слёзы льёте, гражданочки! Вы что, не могли удержать родственника от лечения бандитов?
