Говард Лавкрафт - Наблюдатели
Внезапно внутри полупрозрачного, как лунный камень, матового круга начали кружиться и вспыхивать цветные огни — розовые, светло-зеленые, голубые, красные, желтые. Уолтерс стоял, глядя на удивительные переливы света, играющие в стеклянном глазу; затем резко повернулся и пошел туда, где он оставил лампу.
Чуть погодя, уже с лампой в руке, Николас снова вошел в кабинет. Но свет лампы, казалось, притушил блеск стеклянного круга. Матовое свечение ослабло; мельканье разноцветных огней остановилось. Николас подождал. Ничего не происходило. Стояла полная тишина.
В углу комнаты он заметил небольшую лестницу-стремянку, которую приставляли к книжным полкам, чтобы снимать книги с верхних ярусов. Уолтерс подтащил лестницу к камину, взял лампу и, держа ее в руке, полез наверх, к резному украшению с треугольником и стеклянным глазом.
Оказавшись с ним почти на одном уровне, Уолтерс начал внимательно разглядывать глаз и через некоторое время пришел к выводу, что стекло сделано из какого-то необычного материала. Он даже не был уверен, что это стекло, и если бы не внушительные размеры глаза, то можно было бы подумать, что он сделан из цельного опала. Но это, конечно же, было не так.
Резьба, обрамляющая камин, также оказалась настоящей загадкой. Сверкающий глаз, по всей видимости, являлся ее оптическим центром, а внешняя, треугольная, часть служила основанием. На первый взгляд все это производило впечатление обычного классического украшения. Но когда Уолтерс разглядел его с близкого расстояния, выяснилось, что это орнамент в действительности представляет собой изображение какого-то жуткого, похожего на осьминога существа, каких на земле никогда не водилось; выпуклый стеклянный круг был его огромным глазом, который к этому времени, хотя и потускнел, продолжал испускать слабый, странно колеблющийся свет.
Словно околдованный, разглядывал Уолтерс необычное украшение, не в силах отвести от него глаз. Впрочем, он не забыл и о двух лицах, увиденных на фотографии; поэтому, скользнув по похожим на щупальца резным завиткам, его взгляд неизменно возвращался к выпуклому стеклу, словно в нем непременно должны были произойти какие-то изменения. Однако ничего не происходило. Глаз светился сам по себе, в этом не было сомнения, но где находился источник света, в данный момент оставалось неразрешимой тайной.
Наконец Уолтерс неохотно слез с лестницы. Постоял, разглядывая треугольник. Да, несомненно, это что-то вроде осьминога, только очень странного, не похожего на обычных осьминогов.
Он погасил лампу и стал ждать, что произойдет в темноте.
Сначала в комнате стоял полный мрак, в котором не было видно даже стен. Но через несколько мгновений вновь показалось радужное сияние. Первое время оно было совсем слабым и все же явно исходило от выпуклого глаза в треугольнике над камином. Вскоре сияние набрало силу и вновь стало таким, каким он увидел его в первый раз. Выпуклый глаз ожил и теперь напоминал мерцающее облако, подхваченное яростным вихрем, только на этот раз краски были намного ярче.
Неотрывно глядя на происходящее и пытаясь найти ему хоть какое-то объяснение, Уолтерс начал испытывать такое чувство, словно кто-то пытался ему что-то внушить; казалось, стеклянный круг притягивал к себе взгляд человека, заставляя смотреть на себя помимо его воли. В то же время мысли Николаса приняли весьма странный оборот; постепенно интерес к стеклянному глазу и свечению начал ослабевать, уступая место смутному чувству смещения земного пространства и размеров, знакомых ему с детства; с внезапной тревогой и беспокойством Николас начал ощущать, как его затягивает что-то похожее на сон или гипнотический транс. Он словно падал в бездонную яму.
Тогда он вновь зажег лампу.
Он пришел в себя не сразу. Свечение выпуклого глаза исчезло, все вокруг выглядело прозаично — если только вид этого кабинета можно было назвать прозаичным. Уолтерс вздохнул с облегчением. Обнаружив, что на его лбу выступили капельки пота, он смахнул их рукой.
Какой бы ни была природа этого явления, оно казалось невероятным. Чувствуя, как дрожат ноги, Уолтерс сел и попытался объяснить самому себе, что же все-таки происходит в доме и почему. Совершенно очевидно, что стеклянный глаз — это не просто украшение. Но как он здесь оказался?
Уолтерс вновь забрался по стремянке к украшению над камином и принялся рассматривать его при свете лампы. Ничто не указывало на его возраст. Возможно, оно было помещено здесь еще при постройке дома. А значит, следует разузнать, кто и как его строил, а поскольку дом явно старше любого из жителей Данвича, придется наводить справки в архивах. Также необходимо выяснить все о его бывших жильцах. А вдруг они видели то же самое? Или что-то еще более потрясающее? Эта мысль наполнила Уолтерса тревогой и в то же время волнующим предчувствием открытия.
Но если он собирается проводить расследование, значит, ему придется задержаться в доме Эберата Уэйтли дольше, чем он рассчитывал. Не вдохновленный такой перспективой, Уолтерс слез со стремянки.
Решительно выбросив из головы мысли о стеклянном глазе, он заглянул в темную комнату, где сушились фотографии, после чего поднялся на второй этаж, чтобы осмотреть комнату в мансарде, где решил провести ночь. Был уже поздний вечер, и ему очень хотелось спать. Уолтерс поставил лампу на стол и открыл окно; снаружи все было по-прежнему — козодои, лягушки, необычные крики и звуки со стороны темных холмов. Мансарда выходила окнами на Данвич; выглянув в окно, Уолтерс увидел, что огонь на Круглой горе погас, однако точно такой же теперь венчал другой холм на левой стороне долины, где-то возле дороги, ведущей в Эйлсбери-Пайк; и звуки, такие непривычные для человеческого уха, доносились уже оттуда.
Уолтерс разделся и лег в постель. Но несмотря на усталость, уснуть он так и не смог. В голове вихрем проносились разные мысли, вторя звукам долины. Тобиас Уэйтли явно знал больше, чем решился ему сообщить. Но лучше разыскать кого-нибудь из «образованных» Уэйтли — от них можно ожидать больше фактов и меньше суеверных предположений, приправленных хитрыми недомолвками и презрительными, двусмысленными ухмылками. Если покопаться в библиотеке Спрингфилда, можно будет выяснить, когда был построен дом, а может быть, и узнать историю нескольких поколений семейства Уэйтли, проживавших в Данвиче.
Вот так, лежа в кровати и размышляя, Уолтерс неожиданно почувствовал, как в нем начинает расти ощущение дома как некоего самостоятельного живого существа, не терпящего присутствия посторонних; и сердце этого существа, несомненно, находилось в кабинете, который был источником энергии, дававшей жизнь всему дому. Уолтерс чувствовал, как его затягивает некая сила, и ему приходилось бороться с подспудным желанием выскочить из кровати и бежать в кабинет. Как все это странно и удивительно! Он ощущал на себе действие колдовских чар, дурных предчувствий, тревоги, страха — и вместе с тем некоей сверхинтуиции, как будто находясь на пороге величайшего открытия, которое его обессмертит.
Он уснул где-то после полуночи. К этому времени козодои наконец угомонились, и только несколько лягушек еще подавали голоса. Ночь была совсем тихой; крики на холмах, так тревожившие Уолтерса, также смолкли. И все же спал он плохо — ему все время снились сны, каких не бывало у него прежде; снилось далекое детство и еще кто-то — кажется, дед по отцовской линии, которого он почти не помнил и о котором ничего не знал; снились громадные мегалитические здания, незнакомые пейзажи, холодный космос где-то в глубинах Вселенной, среди далеких чужих звезд. А периодически просыпаясь, он ощущал равномерную пульсацию, словно в самих стенах дома тихо билось живое сердце.
IV
Утром Уолтерс отправился в Спрингфилд. После ланча в местном ресторанчике он зашел в публичную библиотеку, где представился библиотекарю, господину средних лет, чье имя, согласно правилам, было указано в настольной табличке — Клиффорд Пол. Ему Уолтерс и объяснил цель своего визита.
— Вы пришли в нужное место, мистер Уолтерс, — сказал Пол. — У нас есть документы, касающиеся и дома, о котором вы говорите, и всего семейства Уэйтли. Старинная семья. И достойного происхождения. К сожалению, сейчас у них не лучшие времена. Впрочем, нас интересует их прошлое, а не печальное настоящее.
Уолтерса проводили в читальный зал, где перед ним выложили архивные документы, связанные с историей округа, и несколько объемистых папок. Сначала он просмотрел архивы — один из тяжеленных фолиантов, заполненный в основном автобиографическими и биографическими заметками различных людей, обычно членов семейств; публиковались они главным образом за счет тех, чьи имена были упомянуты на страницах книги. Большая часть материала касалась самых обыденных фактов и была безнадежно обыденной.
