Дино Буццати - Загадка Старого Леса
Все молчали. Слышался только визг пилы да шелест ветвей, которые рассеянно перебирал Маттео. Солнце то скрывалось за облаками, то появлялось вновь. Полковник заметил, что на ели, которую он приказал повалить, не было ни одной птицы, между тем как на соседних – множество.
Вдруг Бернарди шагнул вперед и, приблизившись к одиноко сидевшему духу, положил руку ему на плечо.
– Мы пришли попрощаться с тобой, Саллюстио, – сказал он громко, будто хотел подчеркнуть, что говорил от имени всех собравшихся. Дух красной ели встал с камня, по-прежнему не отрывая глаз от пилы, которая вгрызлась в ствол.
– Горько видеть все это, мы к такому не привыкли, – продолжил Бернарди, и в голосе его звучала безысходность. – Но ты ведь знаешь, как я старался помочь и сколько усилий приложил, чтобы воспрепятствовать этому. Ты знаешь, что нас предали и похитили у нас ветер.
С этими словами он посмотрел – возможно, по чистой случайности – в сторону полковника Проколо, притаившегося у духов за спинами.
– Мы прощаемся с тобой, – сказал Бернарди. – Уже вечером ты будешь далеко отсюда, в большом вечном лесу, о котором нам столько рассказывали в юности. В бескрайнем зеленом лесу, где нет диких кроликов, сурков и медведок, которые глодают корни, нет жуков-короедов, точащих древесину, и гусениц, которые пожирают хвою. В тот лес не нагрянет буря, и его минуют грозы и молнии – даже жаркими летними ночами.
Ты встретишь там наших погибших товарищей. У них началась новая жизнь, можно не сомневаться. Они превратились в молодые ростки, которые едва пробились из-под земли, чтобы опять научиться жить и стремиться ввысь, к небу. Многие из них наверняка уже вытянулись, окрепли. Передавай привет старику Теобио, если увидишь его. Скажи, что такой ели, как он, за это время не выросло, а ведь с тех пор, как его не стало, прошло больше двухсот лет. Думаю, ему будет приятно.
Расставаться вот так, как мы сейчас, – больно. Мы успели привязаться друг к другу, и то, что случилось, кажется странным. Но настанет день, и мы встретимся. И снова наши ветви будут сплетаться, и продолжатся долгие беседы, а птицы, как раньше, будут слушать нас. Ведь в том вечном лесу живут большие, прекрасные птицы с разноцветными перьями – птицы, каких в наших краях нет.
Я, признаться, подготовил длинную речь, но она не пригодилась, и ладно, так даже лучше – говорить, как лежит на сердце. Через несколько дней – а может, уже завтра – вслед за тобой отправится еще один из нас, и вполне вероятно, что таких будет много и среди них окажусь я тоже.
К твоему приходу там все приготовили: ты сразу найдешь, где обосноваться, и вскоре у тебя будет крепкий ствол, еще краше прежнего. В том лесу ели достигают трехсот метров в высоту и проходят сквозь облака. Словом, жизнь там хороша. Как знать, может, уже через два-три месяца ты позабудешь своих братьев из Старого Леса и даже не вспомнишь о счастливых временах, проведенных тут вместе с нами, – боюсь, так оно и случится.
Бернарди замолк. Саллюстио пожал ему руку и сказал:
– Спасибо. А теперь вам пора расходиться, погода портится. Так что можно обойтись и без церемоний.
Глава X
Пока Бернарди говорил, налетела буря. На небе громоздились свинцовые тучи, лес пригибался под грозными порывами ветра. То и дело раздавался треск сломанных веток, падавших на землю.
Духи испугались, что их деревья повалит ураган; каждый забеспокоился о своей ели и захотел проведать ее. Доподлинно известно, что, пока Бернарди произносил речь, духи потихоньку разошлись, бросив товарища, который вот-вот должен был умереть.
На опушке огромного леса остались только дровосеки, Бернарди, Саллюстио и полковник. Но вскоре и Бернарди скрылся в чаще.
Себастьяно Проколо решил, что тучи нагнал Маттео. Он позвал ветер, тот сразу откликнулся – очевидно, кружил где-то поблизости – и уверил полковника, что вел себя смирно. Но у полковника все равно закрались подозрения на его счет: Маттео наверняка воспользовался неразберихой и, затерявшись среди других ветров, пару раз качнул ели.
Нам так и не удалось найти объяснение тому, отчего Себастьяно Проколо не ушел домой, видя приближение ненастья. Он не сдвинулся с места, и теперь все заметили его, поскольку духи, за спинами которых он прятался, разбрелись по своим жилищам. Шелест ветвей превратился в зловещий гул, который временами перекрывал визг пилы.
Внезапно дух той ели, которая была обречена на гибель, подошел к полковнику.
– Вы явились, чтобы отменить приказ? – спросил он.
– Отменить приказ? – удивился Проколо.
– Ну, я подумал, а вдруг хозяину этих мест, полковнику Проколо, пришло на ум сохранить ель, и он распорядился остановить работу.
– За всю жизнь полковник Проколо ни разу не отменял собственных приказов, – ответил Себастьяно ледяным тоном.
– Вы знакомы с ним?
– Уже много лет.
– Если бы они перестали пилить, – сказал дух, кивнув в сторону дровосеков, но избегая смотреть на них, – моя рана, наверное, зарубцевалась бы и я смог бы жить дальше… – Тут он резко обернулся, вытянул руку, словно хотел указать на что-то, и голосом, полным отчаяния, вскрикнул: – О, вы только взгляните!..
Из опасения, что разбушевавшийся ветер толкнет дерево не в ту сторону, в какую оно должно было упасть, дровосеки принялись работать с удвоенным усердием и почти допилили ствол.
Теперь они тянули за трос, чтобы наконец повалить ель.
– Осторожно, господин полковник! – крикнул один из них, решив, что Проколо стоит слишком близко и дерево, падая, может задеть его.
Но полковник не шелохнулся. Дух вдруг загадочным образом исчез. Из тела ели раздался скрип, похожий на стон от нестерпимой боли. Ствол начал медленно крениться, а потом, ускоряясь в падении, гулко рухнул на землю.
Еще некоторое время сломанные ветви продолжали вздыхать. Затем все звуки растворились в рокоте леса. Собрав инструменты, дровосеки поспешили прочь: небо становилось все чернее.
Но даже тогда полковник не двинулся с места. Он стоял, точно окаменев, и смотрел на мертвую ель, очертания которой размывал сумрак, – небо было плотно затянуто тучами, к тому же близилась ночь. Со всех сторон полковника темной стеной обступал лес, и голос, который издавала чаща, с каждой минутой становился все мрачнее и глуше.
Казалось, Себастьяно Проколо вообще утратил способность двигаться. Он стоял замерев вот уже около получаса. Когда он наконец пошевелился, уже стемнело, ветер совсем разбушевался, с неба упали первые капли.
Размахивая палкой, словно в приступе страшного гнева, полковник начал звать: «Маттео! Маттео!» Но никто не ответил. С вышины доносились только голоса чужих ветров, трепавших лес, но что они говорили, он не понимал.
Между раскатами грома он звал Маттео еще шесть раз. Потом направился к дому, сохраняя суровый вид и самообладание, как всегда, однако он явно нервничал. Его крики быстро гасли, и их вбирал в себя шум леса. Под конец он заблудился: в темноте никак не мог отыскать тропинку, по которой пришел. Дождь лил вовсю.
Вдруг из-за дерева показался человек. Полковник узнал Бернарди, но все-таки обрадовался его появлению.
– Слава Богу, хоть одна живая душа! – воскликнул он. – Я заблудился.
– Я провожу вас, – отозвался Бернарди. – К тому же мне нужно кое-что вам сказать.
Глава XI
Мы не знаем, о чем они говорили во время беседы, которая длилась до рассвета. Полковник заперся с Бернарди у себя в кабинете и из предосторожности закрыл ставни: вдруг Маттео начнет любопытствовать. Так что свидетелей не было. Той ночью в комнате не оказалось даже мышей*. Лишь на основании того, что случилось впоследствии, можно судить о содержании разговора.
Видимо, Проколо пообещал Бернарди приостановить вырубку Старого Леса. Быть может, его слегка огорчила смерть Саллюстио. Но ясно, что именно выгодное предложение Бернарди заставило полковника пойти на уступки.
Известно – хотя тут нам недостает точных сведений, – что, заключив это соглашение, полков* Предметы мебели, прежде всего старый комод, вероятно, что-то услышали. Но расспрашивать их бессмысленно. Они ведь не владеют даром речи, если, конечно, не считать редких поскрипываний. Им бы понадобилось по меньшей мере тридцать лет, чтобы пересказать нам весь разговор.
ник получил огромную власть над духами Старого Леса. Духи обязались собирать хворост и старые упавшие деревья и перетаскивать все это на опушку, куда подъезжали телеги и грузовики. Учитывая протяженность лесных угодий, такого материала могло набраться предостаточно. И на торговле – даже если делать расчеты исходя из самой низкой цены – Проколо мог заработать больше, чем сбывая срубленные ели, и к тому же сохранить лес. Главное – никому, кроме духов, было не под силу собрать годную для топки древесину, раскиданную по столь обширным владениям.
Благодаря этому соглашению, заключенному 15 июня, Себастьяно приобрел особое, внушающее страх могущество, о котором по сей день поговаривают в долине. Никто, кроме нас, толком не знает, в чем проявлялось это могущество, – не случайно про полковника стали рассказывать невесть что, превратив его в персонажа угрюмого и коварного. (Заметим, кстати, что на громадной территории, принадлежавшей Бенвенуто, постоянно вырубались деревья. Этим участком леса, как уже упоминалось выше, распоряжался Проколо, опекун мальчика.)
