Ирвин Вельш - Евротраш
-- НЕТ, мужик. НЕТ! Запротестовал я.
-- Лжец! Долбаный лицемер! Обращался с ней как с дерьмом. Ты и остальные. Использовал ее и выкинул, как грязную тряпку. Воспользовался ее слабостью, ее желанием открыться. Такие люди как ты всегда так себя ведут.
-- Нет! Это было совсем не так, с мольбой произнес я, зная что все было точно так, как он описал.
Он молча стоял и смотрел на меня. У меня было такое чувство, что он смотрел в глубь меня, усмотрев что-то, что я не мог увидеть сам. Я прервал молчание первым.
-- Я хочу пойти на похороны, Ричард.
Он жестоко ухмыльнулся. -- В Джерси? Ты же туда не поедешь!
-- Нормандские острова... сказал я, слегка колеблясь. Я не знал, что Крисси была оттуда. -- Я поеду, сказал я ему. Я твердо решил поехать. Я чувствовал вину. Я должен поехать.
Ричард окинул меня взглядом, затем начал говорить тихим, дрожащим голосом. -- Святой Хелье, Джерси. Дом Роберта Ле Маршана, отца Крисси. Следующий вторник. Ее сестра уже там, она занималась перевозкой тела.
-- Я хочу поехать. Ты?
Он горько усмехнулся. -- Нет. Она мертва. Я хотел ей помочь когда она была жива. Он повернулся и пошел прочь. Я смотрел на него, пока его спина не растворилась в темноте, затем вернулся в квартиру, чувствуя неприятную дрожь.
Мне нужно было добраться до острова Святого Хелье ко вторнику. Местонахождение Ле Маршана можно будет выяснить позднее, когда я доберусь до острова. Анна захотела поехать вместе со мной. Я сказал ей, что это будет неприятное путешествие, но она настояла на своем. Сопровождаемый Анной и чувством вины, которое, казалось, облепило арендованную мной машину, я проехал через Голландию, Бельгию и Францию к маленькому порту Святого Мальо. Я думал о Крисси и других вещах, о которых раньше и не задумывался. Начал думать о Европейской интеграции, пытаясь понять хорошо это или плохо. Я пытался объединить сладкую картинку, обрисованную европолитиками, с тем, что увидел проезжая по уродливым дорогам Европы; реальность, абсурдно несовместимая с неминуемым политическим объединением. Версия политиков казалась еще одной мошеннической схемой для получения денег и власти. Пока мы не достигли Св. Мальо, мы обедали в тусклых заведениях рядом с шоссе. По приезду мы сняли комнатку в дешевом отеле и я нажрался как свинья. Следующим утром мы на пароме отправились в Джерси.
Мы прибыли в понедельник и еще раз сняли комнату в отеле. В Jersey Evening Post не было никаких объявлений о похоронах. Я достал телефонный справочник и нашел Ле Маршана. В справочнике было шесть, но только один Р. Мужчина поднял трубку.
-- Алло?
-- Алло. Я хотел бы поговорить с Робертом Ле Маршаном.
-- Я Вас слушаю.
-- Извините за беспокойство, но мы друзья Крисси и приехали из Голландии на похороны. Мы знаем, что все запланировано на завтра, мы бы хотели присутствовать.
-- Из Голландии? Мрачно повторил он.
-- Да. Мы сейчас в отеле "Гарднер".
-- Издалека приехали, констатировал он. Его королевский английский акцент сильно раздражал. -- Похороны в десять. Церковь Святого Томаса, кстати, через дорогу от вашего отеля.
-- Спасибо, сказал я, но он уже положил трубку. Кстати. Казалось, что все в жизни Мистера Ле Маршана было простым набором бесцветных фактов.
Я чувствовал себя полностью обессилевшим. Несомненно, его холодность и неприязнь были следствием предположений, которые он сделал насчет ее амстердамских друзей и ее смерти; когда ее выловили из дока, в ее желудке нашли кучу барбитуратов.
На похоронах я представился ее матери и отцу. Ее мать была маленькой, морщинистой женщиной, уменьшенной этой трагедией до практически полного небытия. Ее отец выглядел как человек, чувствующий большую вину за случившееся. Я явно ощущал его ужас и это снижало мое чувство вины за свою маленькую, но решающую роль в смерти Крисси.
-- Я не хочу лицемерить, сказал он. -- Мы не всегда находили общий язык, но Кристофер был моим сыном и я любил его.
Я почувствовал комок в горле и звон в моих ушах, казалось из воздуха улетучился кислород. Все внешние звуки затихли. Я каким-то образом сумел кивнуть головой и отошел от могилы.
Я стоял, содрогаясь от непонимания происходящего, события прошлых месяцев заполнили мою голову. Анна крепко обняла меня и остальные наверняка подумали, что меня переполняет горе. Какая-то женщина подошла к нам. Она была более молодой, подтянутой и красивой версией Крисси... или Криса...
-- Вы знаете, да?
Я уставился куда-то вдаль.
-- Пожалуйста, только ничего не говорите отцу с матерью. Разве Ричард не сказал вам?
Я отрешенно качнул головой.
-- Если родители узнают... это убьет их. Они до сих пор ничего не знают о его перемене... Я привезла тело домой. Попросила постричь его волосы, одеть его в костюм. Я дала им денег, чтобы они ничего не рассказали родителям... это причинит лишь большую боль. Он не был женщиной. Он был моим братом. Он был мужчиной. Таким он родился, таким был похоронен. Я не могла поступить иначе, я не хотела страданий тех, кто остался. Вы же понимаете? С мольбой в глазах сказала она. -- Крис был в смятении. Здесь у него была полная неразбериха, она указала на голову. -- Бог свидетель, я пыталась. Мы все пытались. Родители могли свыкнуться с наркотиками, даже с гомосексуализмом. Для Кристофера это все было большим экспериментом. Он пытался найти себя... ты знаешь, как у этих бывает. Она посмотрела на меня, в легком замешательстве. -- Я имею в виду у такого типа людей. Она стала плакать.
Ее одновременно разрывали печаль и ярость. При таких обстоятельствах можно было попытаться поверить ей, хотя, что же они пытались скрыть? В чем здесь было дело? Что было не так с обыденной жизнью Криса? Как экс-наркоша я знал ответ на это. Часто в обыденной жизни много чего не так. Да и что такое обыденность, если на то пошло?
-- Все в порядке, сказал я. Она с благодарностью кивнула головой и присоединилась к остальным. Мы долго не задерживались. Нам еще нужно было успеть на паром.
Когда мы приехали в Амстердам, я разыскал Ричарда. Он извинялся за то, что втянул меня во все это без предупреждения. -- Я недооценил тебя. Крис был в смятении. Ты не был причиной его смерти. Жестоко с моей стороны было отправлять тебя туда без объяснений.
-- Нет, я заслужил это. Я был последним дерьмом, грустно сказал я.
Мы выпили несколько бутылок пива, и он рассказал мне историю Крисси. Нервные расстройства, решение в корне поменять свою жизнь и пол; она потратил большую часть наследства на операцию. Она начала с ввода женских гормонов -- эстроген и прогестерон. Они помогли росту ее грудей, смягчили ее кожу и уменьшили волосяной покров на теле. Ее мышцы потеряли силу, и распределение ее подкожного жира изменилось, более напоминая женскую структуру. Волосы на лице она удалила электролизом. После этого операция на ее горле и голосовых связках -- в результате у нее исчез кадык и смягчился голос. Курс речевой терапии наладил произношение.
Так она проходила три года перед тем, как приступить к самой радикальной операции, которую надо было выполнять в четыре этапа. Пенектомия, кастрация, пластическая реконструкция и вагинопластия, создание искусственного влагалища, построенного путем создания углубления между простатой и прямой кишкой. Влагалище было сделано из тканей, пересаженных с бедра, и было покрыто тканями с полового члена и/или мошонки, чтобы, как объяснил Ричард, получить возможность испытывать оргазм. Форма влагалища была достигнута при помощи специального слепка, которые ей пришлось носить в течение нескольких недель.
В случае с Крисси, операция послужила причиной сильной депрессии и она начала принимать большие дозы болеутоляющих, что было не самым лучшим выходом, если учесть ее прошлое. В общем, это увлечение и стало главной причиной ее кончины. Он видел, как она выходила из бара рядом с Площадью. Она купила барбитуратов, приняла их, потом была замечена в нескольких барах рядом с каналом. Это могло быть самоубийством или несчастным случаем. Скорее всего нечто среднее.
Кристофер и Ричард были любовниками. Он с любовью говорил о Кристофере, радуясь тому, что теперь он может называть его Крисом. Он рассказал про его амбиции, одержимости, мечты; их амбиции, одержимости и мечты. Нередко они подходили близко к тому, чтобы найти свою нишу; в Париже, Лагуна-Бич, Ибице и Гамбурге; они подходили близко, но никогда достаточно близко. Не евротраш а просто люди, хотевшие прожить нормальную жизнь.
